Я.Б. КняжнинКомедии и комические оперы
Комедии Я. Б. Княжнина
Имя Якова Борисовича Княжнина мало известно читателям наших дней и еще не до конца забыто, главным образом, благодаря упоминаниям в «Евгении Онегине» и «Капитанской дочке». Некоторые произведения старинного драматурга переиздаются, но на театр не попадают, почти не привлекают к себе внимания публики и даже исследователей. Быть может, виной тому прочно утвердившаяся в культурном сознании репутация Княжнина: писатель несамостоятельный, «переимчивый», как сказал Пушкин, а значит не достойный прочтения. Немногие обращаются к его сочинениям, чтобы удостовериться в справедливости столь строгого приговора.
Между тем, творчество Княжнина заслуживает внимания уже благодаря своему влиянию на русскую культуру конца XVIII — первой половины XIX вв. В этот период пьесы писателя не сходили со сцены и во многом сформировали театральные вкусы поколения Грибоедова, Пушкина и Гоголя. Современники оценивали произведения драматурга, особенно трагедии, очень высоко и вскоре причислили Княжнина к образцовым авторам. В начале XIX в., когда романтики ниспровергали былые авторитеты, отношение к писателю переменилось на враждебное, но его пьесы порой невольно увлекали самых строгих судей.
На этот раз повезло комедиям. Законодатель литературных мнений профессор А. Ф. Мерзляков в 1812 г. утверждал: «Между комедиями его есть некоторые прекрасные. “Чудаков” и “Хвастуна” можно поставить недалеко от бессмертных “Недоросля” и “Бригадира” Фон-Визина»[1]. Пушкин, неодобрительно замечавший: «Княжнин безмятежно пользуется своей славою»[2], — часто и, кажется, не без удовольствия цитирует строки этого автора как эффектные афоризмы. Самый ироничный и проницательный критик романтической эпохи князь П. А. Вяземский писал в 1817 г.: «Княжнин первый положил твердое основание как трагическому, так и комическому слогу. Лучшая комедия в стихах на нашем театре есть неоспоримо “Хвастун”, хотя и в ней критика найдет много недостатков и вкус не все стихи освятил своею печатью. Но зато сколько сцен истинно комических, являющих блестящие дарования автора! Сколько счастливых стихов, вошедших неприметно в пословицы! Сколько целых мест, свидетельствующих <...> о зрелости слога Княжнина!»[3]
В. А. Жуковский, давая в 1827 г. суровую характеристику творчеству Княжнина, прибавил: «Он неизмеримо выше Сумарокова. Некоторые из его сцен всегда будут читаться с удовольствием, несмотря на то, что язык с того времени ушел вперед»[4]. Литературоведы XX в. отметили аллюзии на сочинения Княжнина в классических текстах от «Горя от ума» до «Свадьбы Кречинского». Длительный сценический успех пьес драматурга, сочувственное внимание к ним со стороны тонких ценителей литературы заставляют приглядеться к этим полузабытым творениям.
Жизнь Княжнина так же мало исследована, как его творчество. Вряд ли можно согласиться с утверждением одного из биографов Княжнина, что жизнь его была «бедна внешними фактами»[5]. Стоит лишь с сожалением признать, что часть этих фактов нам, вероятно, осталась неизвестной, другая же часть дошла в искаженном виде. Из всех биографий Княжнина, написанных в XVIII–XIX вв. трудно найти хотя бы две, в которых совпадали бы все излагаемые факты. Биографы Княжнина, отчасти стремясь отретушировать некоторые события его жизни, отчасти по забывчивости и невнимательности, допускали более или менее очевидные ошибки, кочевавшие из одного издания в другое. В результате даже дата рождения Княжнина окончательно не установлена (указывают 1740, 1742 и 1744 гг.). Наиболее убедительной выглядит версия Л. И. Кулаковой, чрезвычайно много сделавшей в области исследования как творчества, так и жизненного пути Княжнина. На основании косвенных свидетельств (указаний Княжнина на свой возраст в более поздних архивных документах) она установила, что Яков Борисович Княжнин родился 3 (14) октября 1740 г. в г. Пскове, в семье товарища псковского воеводы[6]. Получив некоторое домашнее образование, Княжнин в 1750 г. был отправлен в Петербург, где, как было установлено, «на коште отца» обучался в Академической гимназии[7]. Из гимназии Княжнин вынес превосходное знание немецкого и французского языков, потом к ним добавился и итальянский, благодаря знанию которого он смог поступить на службу переводчиком в Канцелярию от строений, прослужив перед этим два года в Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел. Занимаясь переводами по долгу службы, Княжнин также перевел книгу по гражданской архитектуре, которая должна была стать учебным пособием для «архитектурных учеников» канцелярии. В 1762 г. Княжнин, уже в чине коллежского секретаря, «ловкий, расторопный юноша-красавец», по словам его современника и ученика[8], обратил на себя внимание генерал-фельдмаршала К. Г. Разумовского. И так как по приказу начальника Канцелярии от строений В. В. Фермора Княжнину дозволялось «своего благополучия в другом месте искать», он перешел в штат Разумовского и вскоре был
произведен в чин капитана и назначен на должность «при дежурных генерал-адъютантах за секретаря». Ряд источников указывают на первый поэтический опыт Княжнина того времени — не сохранившуюся «Оду к Икару». Очевидно пробовал свои силы Княжнин и в переводах, но большая часть его ранних переводов не атрибутирована.
Значительно более важным событием не только для самого Княжнина, но и для русского театра в целом, явилась постановка в 1763 г. написанной им мелодрамы «Орфей». Под мелодрамой в данном случае понимается особый театральный жанр — пьеса (или сцена), построенная на чередовании декламационных фраз с краткими репликами оркестра. Первая постановка была осуществлена в Петербурге на музыку Торелли с И. А. Дмитревским и Т. М. Троепольской в главных ролях. В дальнейшем русский музыкант и композитор Е. И. Фомин заново написал музыку к «Орфею» и постановка была возобновлена сразу после смерти Княжнина (возможно, по инициативе так называемого львовского кружка). Первая партитура была утрачена, а у самой пьесы появился счастливый финал.
Постепенно входя в литературно-театральную среду и завязывая личные и творческие связи, Княжнин познакомился с А. П. Сумароковым (исследователи относят это знакомство еще к началу 1760-х гг.), а через него с М. М. Херасковым. В литературе о Княжнине до сих пор идут споры о преимуществах трагедий Княжнина перед комедиями или наоборот. Тем не менее, будучи учеником Сумарокова, Княжнин вероятно на ранних этапах своего творчества скорее мыслил себя трагиком. Его первая трагедия «Дидона» была написана «отменно с удачею»[9] по одним сведениям в 1767 г., по другим в 1769 г. В пользу второй даты говорит цитируемое ниже письмо М. Н. Муравьева. В трагедии Княжнин объединил два мифа: о гетульском (берберском) царе Гиарбе и об Энее, а также ввел такой необычный сценический эффект, как пожар Карфагена и гибель Дидоны в огне. С 1772 г., во время опалы Княжнина, трагедия не ставилась и была возобновлена только в 1779 г. на театре Зимнего дворца, что дало основание Г. П. Макогоненко считать «общественной демонстрацией»[10] постановку на домашнем театре П. А. Бакунина 1778 г., описанную Муравьевым: «Я был вчерась на представлении «Дидоны» Якова Борисовича Княжнина, сего столь тихого и любви достойного человека, который заставляет ждать в себе трагика, может быть превосходнейшего, нежели его тесть»[11].
Глинка в разных изданиях и вариантах своих мемуаров излагает разные истории, связанные с представлением «Дидоны» Сумарокову. Согласно одной, Княжнин привез трагедию в Москву уже после постановки в Петербурге и говорил Сумарокову, что хотел прежде отдать «Дидону» на суд ему, но императрица, узнав о трагедии и прочитав ее, потребовала постановки[12]. По другой версии (она изложена там же, в подстрочных примечаниях издателя мемуаров со ссылкой на самого же
Глинку), Княжнин ответил Екатерине, что прежде чем ставить трагедию, хочет показать ее Сумарокову, и императрица одобрила его намерение. Эти расхождения также запутывают вопрос с датировкой. Известно лишь, что Княжнин действительно отправился в Москву в 1769 г., где вскоре посватался к дочери Сумарокова Екатерине Александровне, образованной девушке, по некоторым сведениям тоже писавшей стихи. Посредником между двумя драматургами выступал Ф. Г. Карин, богач и меценат, который «не уступал в пышности сатрапам древней Персии»[13]. Свадьба состоялась в Петербурге не позднее 1770 г., так как в 1771 г. у Княжниных родился сын Александр.
В этот период Княжнин активно работает над переводами, из которых прежде всего достоин упоминания перевод с французского романа Ш.-О. д’Аржанталя (написанного совместно с К.-А. Герен де Тансен и А.-Ф. де Пон де Вейлем) «Несчастные любовники, или истинные приключения графа Коминжа, наполненные событий весьма жалостных и нежные сердца чрезвычайно трогающих», выполненный в 1771 г. Княжнин не только перевел этот любовный роман (что свидетельствует о его лояльности к такому неоднозначному для русской литературы XVIII в. жанру), но и написал в качестве приложения к