Тем лучше, если муж Миленин будет плут:
Судьба и Чванкину накажет, и Милену
За толь обидную нам слова перемену...
Однако, может быть, не виновата дочь.
Сей граф, чтобы от ней отгнать Замира прочь,
Ей басенку о нем бесчестную составил
И девушке его ругателем представил.
Я слышал сам, как он то Чванкиной сказал,
Что будто дочь ее Замир оклеветал...
Жаль этой девки мне... Но надо всё разведать
И графа этого поближе поотведать...
Он, право, лжец; или не знаю я людей;
Но, кажется, видал их в жизни я своей.
Привыкнув к знатности, прямые знатны люди
Своей, как этот граф, не надувают груди.
Да где ж племянник?.. Тьфу! хоть что проговорюсь
И графу дядею не быть не научусь...
Да не во гнев ему, мое мне сенато́рство
Выходит несколько уж, так сказать, и черство.
Всё денег дай да дай, а где их взять, Бог весть.
Вот тут-то надобно ужом и жабой лезть.
Как знатный барин, граф не мыслит о доходе.
Что было у меня, вот всё тут и в приходе.
Уж я и сверх того, что дал, еще давал...
Кабы скорей свой долг привез купец-провал;
Какой бессовестный... Да вот он сам, я чаю.
Кто это?.. кажется, его как будто знаю...
Да это Простодум! Зачем быть здесь ему?
Быть здесь при месте, то не по его уму.
Да полно, к счастию ведь глупость не препона.
Когда я не ослеп, то вижу я Честона.
Да, я Честон; а ты или не Простодум?
Я это.
Как тебе, мой друг, то впало в ум,
Чтоб из норы своей себя в столицу врютить?
Или в большой ты свет вступил?
Чем черт не шутит.
Я только прискакал, а уж и в сенато́ры.
Ну полно! говоришь ты, кажется мне, вздоры.
Чтоб правда то была, не хочешь ты того,
Я вижу.
Не хочу.
Скажи же, для чего?
А для того, что я тебе добра желаю.
Я, право, этого добра не понимаю.
Когда изволишь, толк о том тебе я дам.
Послушаем; горазд я, брат, на толки сам.
Тем лучше... Например, когда бы ты был болен,
В болезни мог ли бы врачом тем быть доволен,
Который, никого до тех пор не леча
И не учась, себя вдруг выдал за врача?
Ну нет!
Не правда ль, что б он был больным умора,
Здоровым смех?
Тут нет нималого и спора.
Не спорь же, что такой ты точно сенато́р.
Лих нет! вот тут у нас и выйдет спор.
Какой?
Такой, что я не лекарь и не болен,
Так от сравнения я этого уволен.
А я тебя никак уволить не могу.
Тот равен завсегда всеобщему врагу,
Кто должность на себя такую принимает,
Которой он и сам совсем не понимает,
В которой действуя, он только что вредит;
Не действуя, смешон, за то, что пнем сидит;
Который...
Сам ты, пень, пожалуй, не бранися.
Я правду говорю, а ты себе бесися.
Какая правда то? Чем я не сенато́р?
Безделкой — головой.
Вот на! какой же вздор!
Скажи, иль головы тут надо золотые,
Глаза алмазны?
Нет; однако ж не такие,
Какие у тебя.
Какие же, дружок?
Умнее.
Зa это могу я дать толчок,
Как буду сенато́р; и у меня забудешь...
От этого, мой друг, умнее ты не будешь.
Вся только разница, когда поступишь так,
Что добрый ты теперь, а будешь злой простак.
И потому уже, что ты толико злобен,
К сему достоинству нимало не способен.
Которы на сию чреду возведены,
Те сердцем, как умом, равно отличены;
Не мысля о себе, о пользе помышляют,
Чем общества они блаженство подкрепляют;
Они хранители единой правоты...
Какой же вздор, мой друг, от страха мелешь ты.
Нет, нет, не бось меня, тебя не изувечу.
Я сердцем только лишь на тех дворяней мечу,
Которы вкруг меня по деревням живут,
Которые меня, равно как скот мой, жмут.
Я так же их пожму во время сенато́рства
И покажу мои им разные проворства.
Покрепче буду их держать в моих руках
И, как на собственных, на их косить лугах.
Так ты лишь для себя быть хочешь барин сильный?
А для кого ж? И вот какой вопрос умильный!
Неужто для других?
Да кто же обещал
Тебе?
Есть собственный мой знатный генерал,
У коего теперь я в службе управитель:
Случайный самый граф, надежный покровитель.
Граф?
Да, да, Верхолет... Чему ж смеешься ты?
Считаешь, думаю, всё это за мечты?
Не веришь, что ко мне такую милость кажет
Великий господин?.. Когда Честон прикажет,
По дружбе я ему открою весь секрет...
Узнай: племянник мне граф этот Верхолет.
Племянник!
Так, мой друг.
Не тот ли он развратный,
Который...
Да; теперь племянник очень знатный,
Богат, как Соломон, и силен у двора,
И в слове он так тверд, как будто бы гора.
Теперь поверишь?
Твой племянник?
Что ж за диво?
Да только лишь тебя прошу весьма учтиво,
Чтоб ты до времени того не говорил,
Что дядя я ему; он сам о том просил.
Доколь не сенато́р, я в дяди не гожуся.
Давно не хохотал, как я теперь смеюся.
От радости?
Да, да.
Я очень рад тому,
Что услужить могу я другу моему;
За сенато́рство я тебе не побожуся:
То дяде надлежит; а в прочем всё...