На то ль я дворянин, чтобы мне умирать?
Мне надо поберечь и для Марины душу.
О, трус!
О нет, суда́рь, нимало я не трушу...
Да только у меня вот шпага не остра...
Пойду я поточить... А вам быть у двора
Теперь же надобно, вы это позабыли.
Так точно, позабыл.
Где б вы, суда́рь, ни были,
Меня со шпагою увидите везде,
Поверьте, от меня не скроетесь нигде!
Чтобы бесчестить вас, я следую за вами,
Иду...
Пропали мы с руками и ногами!
Деритесь, или я...
Гей! люди, караул!
Разбой! разбой!
Кто шум такой начать дерзнул?
Ты?
Это ничего; приятельская шутка.
Кто, я приятель вам?
Теперь ты сунься, ну-тка.
Скажите, граф, что он пред вами надурил?
Вы что-то вне себя, — он шпагу обнажил!
Мы вспомнили, как мы давно уж воевали,
Как брали крепости, как войска разбивали;
А чтоб, сударыня, то в лицах показать,
Мы были крепость, он хотел присту́пом взять,
Да лих не удалось, и вы пришли к нам с войском.
Обоих видел вас я в подвиге геройском.
Когда сиятельный изволит зять шутить,
Так всё и счастливо; о чем же мне тужить?
Пойдем, сударыня, поговорим о деле.
Вас буду ожидать по выходе отселе.
Иди, сударыня, иди за графом вслед;
Он вашея любви предорогой предмет;
Судьба честнейшего супруга вам готовит!
По крайней мере он невинных не злословит.
Клевещет только он и взводит на других
Все мерзки низости прегнусных чувств своих.
И если шпагою его зовут к ответу,
То смел он обижать, а драться сердца нету...
Вот тот, для коего я вами так презрен!..
Но что, мой дух уж тем не будет возмущен...
Жалею, что теперь унизился укорой...
Причиною тому мой нрав горячий, скорый...
Но знайте же вы то, что я каков ни есть,
Но выше я всего одну считаю честь.
Что вы, суда́рь, что вы о чести мне твердите?
Или меня любить бесславием вы чтите?
Так знайте же, что честь не меньше любят вас;
Чтоб это доказать, моих сокройтесь глаз,
Подите.
Я иду. Прости навек, неверна!
Какая дерзость в нем и наглость беспримерна!
Обидевши меня, меня ж пришел ругать.
Что ж вы нейдете?
Я?.. еще забыл сказать...
Тем больше докажу я ваше мне презренье...
Имею ль право к вам питать я огорченье?
Скажите и меня судите вы с собой.
Вы помните, как вы клялися предо мной
Всегда, сударыня, в то платье одеваться —
Не для того, чтоб мне прекраснее казаться,
Вы мне прекрасней всех казалися во всем —
Но чтобы повторять во сердце то моем,
Как в этом платье мне «люблю тебя» сказали,
Как в этом слове мне вы рай мой показали;
Всё кончилось, и та одежда вам гнусна!
Она, суда́рь, уже Марине отдана.
Марине?.. Хорошо... и этого довольно...
Уж сердцу моему теперь ничто не больно...
И правда, платье то нам стыдно надевать,
Которо кое-что нам может вспоминать.
Что значит «кое-что»? Вы, кажется, рехнулись.
Не угорели ль вы? от сна ли не очнулись?
Рехнулся я; а вы, я знаю, вы с умом,
Сегодня поутру, одевшись в платье том,
О графе нежно так с Полистом говорили.
Кто? я?
Нет, нет, не вы, сударыня, то были,
Но привидение.
Кто? я с Полистом? я?
Я говорю — не ты; не ты, но тень твоя...
Притворщица!
Теперь ты бредишь очень ясно.
Не так измена, как притворство мне ужасно!
Я, видя то, что ты свой разум потерял,
Могу и в том простить, что ты о мне наврал.
Простить?.. Хотя ни в чем не винен пред тобою,
Однако же прости.
Извольте-ка со мною,
Уж время...
Ах!
Чего ты испугалась так?
Что вижу?.. так она... Конечно, я дурак...
Быть может, несколько ее с Миленой сходства
Причиною, что я наделал сумасбродства.
Поговорим-ка мы, голубушка моя:
Скажи, как в первый раз сегодня был здесь я,
С Полистом кто тут был? она ль? иль мне мечталось?
Вы сами видели.
Мне точно показалось.
О чем же спрашивать? У вас глаза ведь есть.
Изобличилась мне теперь вся ваша лесть.
Как смеешь говорить?
Не говорю ни слова.
Ты в том стоишь?
Стою и клясться я готова.