Г. Кутерьма...я в белом?
Г-жа Кутерьма...он в розовом?
Синекдохос. Я вам докажу, что на нем совсем не было камзола, ибо...
Г. и г-жа Кутерьма(вместе). Вздор, господин ученый! был камзол на
Г. Кутерьма...мне белый.
Г-жа Кутерьма...нем розовый.
Синекдохос. А я утверждаю и докажу аргументально, что никакого не было.
Г. Кутерьма. Ха, ха, ха! да мы очень просты, что у него спрашиваем. Ведь он не был на свадьбе нашей.
Г-жа Кутерьма. И в самом деле так. Не стыдно ли вам?
Синекдохос. Нет нужды. Ученый человек может вернее неученых знать о том, чего он не видал и где он не бывал. Например, был ли я слишком за три тысячи лет в Греции, однако я знаю, что тогда чулков не носили.
Г-жа Кутерьма. Вот какая диковина! Тогдашнего времени писатели, живописцы, скульпторы, оставили нам память.
Синекдохос. Следовательно, я прав.
Г. Кутерьма. Что за две или за три тысячи лет не носили чулков, вы правы, потому что не стыдно чулков не надевать, когда их ни у кого нет. А чтоб я без камзола венчался, это вздор, потому что неблагопристойно без камзола казаться в люди, а особливо жениху.
Синекдохос. Я на это скажу... я скажу... враки!.. Господин не так отвечал, как надобно моей логике... но оставим это... я все-таки вам докажу, что не было камзола. (К г-же Кутерьме.)Вы говорите, что на нем был розе подобный камзол?
Г-жа Кутерьма. Точно.
Г. Кутерьма. Нет, белый.
Синекдохос(г-ну Кутерьме). А вы говорите, что на вас камзол был белизною лилиям равный?
Г. Кутерьма. Без сомнения.
Г-жа Кутерьма. Нет, розовый.
Синекдохос. Вы утверждаете, что оба видели?
Г. и г-жа Кутерьма(вместе). Как теперь гляжу.
Синекдохос. А как двум, имеющим здравый рассудок, не возможно видеть одной вещи в двух разных видах; следовательно, эта была мечта.
Г-жа Кутерьма. Сам ты мечта.
Синекдохос. А как то, что мечта, того нет; следовательно, на вас не было камзола.
Г. Кутерьма. Сам ты разве без камзола ходишь; а я был в камзоле, и был в белом.
Г-жа Кутерьма. Он был в камзоле, и был в розовом.
Синекдохос. Вы мне должны поверить, ибо я вам доказал.
Г-жа Кутерьма. Теперь я тебе докажу. Кто чего не видал, тот, имея здравый рассудок, не должен спорить с теми, которые сами видели; а кто так спорит, тот не имеет здравого рассудка: следовательно ты не имеешь здравого рассудка, следовательно ты глупый человек. Вот тебе аргумент!
Синекдохос. Nego. Отвергаю. Послушайте...
Г-жа Кутерьма. Не хочу! Я на твои слова плюю.
Синекдохос. Как смеете плевать на слова ученого, которого одно славное имя должно всякому рот зажать?
Г-жа Кутерьма. Тем, что его никто выговорить не может.
Синекдохос. Не сердите меня; или, в противном случае, я докажу, что на нем был белый камзол.
Г. Кутерьма. Слышишь ли, матушка, какой он умный и ученый человек?
Г-жа Кутерьма(уходя). Тот сущий невежда, кто скажет, что камзол не розовый, потому что он был розовый, розовый, очень розовый. (Уходит.)
Г. Кутерьма(бежа за нею). Нет, белый, белый, как снег белый. (Возвратясь к Миротвору.)Не прогневайтесь, любезный друг... что на мне был белый камзол... Пожалуйте туда, а между тем здесь стол накроют. А вы, господин ученый, сдержите ваше слово. Вы обещали доказать, что мой камзол был белый.
Синекдохос. Будет доказано.
Действие третье
Синекдохос(один, читает). «Купидо сердце мое, как всадник коня, лозою подстрекает; и оно к очам моей всевожделенной бежит, стремится, летит, парит; и скрывается от очей моих: а меня оставляет единого бесчувственна, бездушна, безгласна, бездыханна». Вот вступление речи, мною сочиненной на всерадостнейшее мое влюбление во красоты логические Марины. Начало пылко, страстно, выразительно! сравнение живо, прекрасно! Купидо, как ездок, сел верхом на сердце мое, как на лошадь, и погоняет его лозою. Браво! превосходно!.. а я один... и конечно один. Купидо на моем сердце ускакал, то я без сердца, в уединении... прекрасно! Брависсимо! следовательно ничего не чувствует... Это такое начало, которое с первого раза, поколебав до основания, приведет в изумление дражайший предмет, который от сего сотрясения ослабнет; а наконец, слыша слова: бесчувствен! бездыханен и прочая, тронется жалостью; ибо сие весьма патетично... Потом последует хрия, из множества силлогизм соплетенная, против чего никому устоять не можно, хотя бы то была и каменная Сухарева башня. Я сильными доводами докажу, что должно Меня любить той, которую я люблю... Она, зная сама логику, конечно, в неопровержимой сей истине согласится; и я восторжествую!.. Ежели же сие не проймет дражайший предмет, то у меня готовы и стихи, сочиненные совершенно по правилам пиитики... Стихи важные, увесистые, аки Геркулесова палица... (Увидя Марину.)А! вот и очаг, в коем душа моя сожигается наподобие утлыя поленницы... Сокрою мою хартию... ибо нечаянное нападение несравненно поразительнее.
Марина. Ученые пьют ли перед обедом водку?
Синекдохос(говоря, выпивает несколько чарок). Не только до... но и по... обеде... и всегда... и поутру рано... и ввечеру поздно... Сей нектар, приводя в движение жизненные духи, расширяет сферу наших знаний... и делает, что мы превосходим человеков...
Марина. В питье водки. Потому что все пьют по одной, а вы опорознили вдруг целый графин.
Синекдохос. Целый? Нет, еще осталось. А чтоб тебя во лжицах не оставить, то надлежит допить. (Допивает.) Ибо я люблю поправлять ошибки тех, которых почитаю.
Марина. Это походит на тех людей, которых зовут пьяницами.
Синекдохос. От злословия нельзя уйти; а мудрый превыше клеветы... Но оставим это... О, ты, которая для меня то же, что в орфографии или в правописании punctum exclamationis, или точка восклицания, позволь осмелиться мне учинить предложение.
Марина. Какое?
Марина. Что это?
Синекдохос. Сами услышите. (Читает.) Exordium. «Купидо сердце мое, как всадник коня, лозою подстрекает, и оно к очам моей возлюбленной стремится, летит, парит».
Марина. Это для меня тарабарская грамота; нельзя ли на словах попросту изъяснить, чего вы хотите?
Синекдохос. Чего я хочу?.. Вы не хотите понимать, что сердце мое, аки конь, на коем любовь скачет, бежит к вам.
Марина. Неправда, сударь, оно мимо меня проскакало.
Синекдохос. Нет, у вашей красоты остановилось навеки, так крепко, что ничем нельзя ни отбить, ни отманить.
Марина. Как? ни сеном, ни овсом?
Синекдохос. Любовь ваша — вот сено, вот овес.
Ростер(выходя к лакеям). Накрывайте на стол: уже кушанье готово. (Сам к себе.)Сегодня я сам себя превзошел; и смешение куропаток с куликами в пироге, доказав искусство мое угождать людям, сделает мне бессмертную честь.
Синекдохос. Кто его милость?
Марина. Преученый человек.
Синекдохос(сам к себе). Ну, пропал я!.. (К Марине.) Да знает ли он по-гречески?
Марина. Как по-русски.
Синекдохос(сам к себе). Ну, что мне делать? (К Марине.) И очень учен?
Марина. Как черт. Он рассуждает так, как жарит. Вот с ним-то переведайтесь; а то что на меня, сироту, нападать. Господин Ростер! вот вам достойный собеседник, человек ученый. Теперь-то вы можете показать себя.
Ростер. Да знающ ли он в поваренной науке?
Марина. Без сомнения. Она основание его учения. Он ужо за столом это тебе докажет, равно как мне за водкою доказал.
Ростер. Я не боюсь. Кто у мосьё Кассероля учился, чего опасаться?
Синекдохос(сам к себе). У него лицо точно, как Сенека изображается.
Ростер(сам к себе). Вид его показывает мне глубокое знание в поваренном искусстве.
Синекдохос(сам к себе). Когда бы не присутствие Марины насмешливой, к которой любовь подстрекает мое любочестие, я пред сим ученым наедине признался бы, что я по-гречески не разумею, и моею просьбою умолил бы его человеколюбие никому о том не разглашать.
Ростер(к Марине). Марина, видишь ли, кто я? Ученость его в недоумении. Почитая единый мой вид, надумывается, с чего начать говорить со мною.
Марина(Синекдохосу). Что, сударь, вам сделалось? Конечно логика ваша заехала в тупик?
Синекдохос. Нимало... (К Ростеру.) А в какой части учения более простираться изволили?
Ростер. Во всех... Тот для меня не учен, кто только в одном упражняется... Чтобы ученым быть, надобно все знать, и выбрать такую науку, которая одна все замыкала бы в себе.
Синекдохос. То есть, философию.
Ростер. Нет. Есть наука гораздо выше этой, и в которой и сама философия не что иное, как только малая часть ее.
Синекдохос(сам к себе). Это у меня волосы дыбом поднимает... О такой науке я и не слыхивал.
Ростер(к Марине). Марина, видишь ли, как он боится моего ума?
Синекдохос. А в какой академии изволили обучаться?