Теперь ты, Улинька, не можешь с нами быть.
Нам должно о тебе с отцом поговорить.
О небо! помоги окончить мне всё славно.
Дрожу, боюсь, что муж меня изобличит,
Что по-французски он никак не говорит
И что, к несчастию, он дворянин недавно.
Как злополучна я! как то мне можно снесть!
Вы видите того презнатна кавалера,
Который делает отменную нам честь,
Желая зятем быть, суда́рь.
Кто хочет сесть,
Тот сядет. Не люблю я вашего манера,
Чтоб принуждать сидеть... Ну, знатный кавалер!
Да перестань водить ты вензели ногами.
Кудряво кланяясь, будь сказано меж нами,
Не много у меня найдешь себе ты мер.
Со всеми этими козлиными прыжками
Мне всякий кажется лишь с ветром без души.
Пожалуй же, в уме ты это запиши,
Коль хочешь зятем быть.
Хочу ли я? о, ciel!
В том только tous mes voeux!.. Сама Agnes Sorel
Французским королем так не была любима,
Как мною ваша дочь. — Je jurerai toujours,
Что я могу сказать, не делая ей кур,
И тем не сделаю нималого я крима:
Она divinite!
Где бог тебе послал,
О женушка моя, такого кавалера?
Beaucoup d’honneur, monsieur! Так я угоден стал?
Я знал то наперед. — Не найдете примера
Другого мне, monsieur!
Опомниться мне дай,
Мосье!.. Из милости...
Но вы меня стыдите.
Вы флатируете, когда вы говорите,
Что будто от меня забылись...
Продолжай,
Мучитель!
Правда то, что есть во мне мерит,
Без хвастовства, j’ose vous это dire,
Однако чтоб он мог вас привести в delire,
Не чаю... только свет весь это говорит,
Что, кто б ни был, меня в талантах не объедет;
Qu’un homme tel que moi...
Не верь, свет часто бредит!
Comment?
Скажи-тка мне, ты русский иль француз?
Helas! я не француз!
О чем же ты стенаешь?
Я русский! — у меня на сердце это груз.
Итак, ты русским быть обидой почитаешь?
Вот знатный дворянин!
Я очень, очень рад,
On ne peut plus, что вам, мосье, попал я в лад,
Que мысли vous avez со мною одинаки.
И благородство чем мы можем доказать?
По-русски не уметь, всё наше презирать —
Вот это знатности veritable признаки.
Хоть не могу тебя я очень разуметь,
Не зная слав чужих, однако ж по приметам...
Vous-vous moquez, monsieur. — Изволите уметь
Вы по-французски...
Нет, нет, нет!
По вашим летам
Обманывать меня, monsieur, не должно б вам.
Вы точно, как француз, иль так же, как я сам...
Жена, уверь его и кончи эту вздорность.
Je ne le croirai point! Какая ж в вас упорность!
Чтоб черт!..
Душа моя, пожалуй, не сердись!
Пожалуй, с ним, душа моя, ты провались!
Вовек не видывал такого человека!
Ты филозо́ф, и то ль, суда́рь, тебе велит Сенека?
Готов скрепиться я, лишь только б он болтал
Со мной по-русски.
Как! вы очень знатна рода,
А пикируетесь...
А кто тебе сказал?
Моя мещанская, но добрая порода.
Уже лет тысячу, мосье, вы дворянин.
Верь мне, недавно я еще спеченный блин;
Но я жирнее тех, которы зачерствели.
Оставьте то...
Чтоб мы друг друга разумели,
Скажу я наотрез: покойный мой отец —
Запомнят это все — пречестный был кузнец.
Qu’entends-je!
Прощай.
Погибла я! ох, тошно!
Какие дурости! тошнится от того,
Что по-французски я не знаю ничего,
Что мой отец кузнец. Не должно б, так оплошно
Налгавши на меня, со мною поступать.
Нет, Улиньке моей за этим не бывать.
Насилу до тебя, любезный друг, добрался.
Ну, здравствуй, господин Трусим.
Весь день в трудах.
Чужих дел у меня препропасть на руках.
Сегодня я для вас безмерно заметался.
Да разве я просил?..
Погромче говори.
Я крепок на ухо, и ты ведь знаешь это.
Я от усердия оглох в прошедше лето.
И ногу изломал.
Коль хочешь, повтори,
А я забыл, тебе как это приключилось.
У милостивца мне Андроса то случилось:
В тот раз, чихнув, платок изволил уронить.
Обрадовавшись, я вдруг низко поклонился;
И чтоб в усердии других опередить,
Как самый быстрый конь, платок поднять пустился.
Пол гладок был, как лед, я как-то зацепился
И ногу повредил, ударившись виском.
Был долго болен я; с тех пор и глух и хром.
О, низость!