Любезный мой Пролаз, меня ты обними,
Ты мне доставил дар бесценный и небесный.
Теперь, суда́рь, скорей стрелчка отселе дай.
Ты видишь, молодец какой он пречудесный.
О мудрый мой Семен, будь другом мне и знай,
Что я... Да где же он?
Пришла охота, видно,
Ему иль есть, иль спать. Он так, как я с тобой,
Без принуждения.
Зачем пошел домой?
Он мог бы у меня — или казалось стыдно?
Иль может нашему что стыдно быть уму?
Однако у себя спокойнее ему.
Ты сделаешь ли мне навеки одолженье?
Скажи, и я готов.
Не пощади всех сил,
Мой друг, чтобы Семен мне сделал утешенье,
Переселясь ко мне, со мною б вечно жил.
Трудненько это мне, однако постараюсь...
Да знаешь ли, что мысль мою теперь тягчит?
Не менее тебя Семену удивляюсь,
Но, видя, он каков, я совестью терзаюсь:
Бунтуя, честь моя против меня шумит.
Как! счастье действует над мудрецами даже?
Я буду зять тебе, а лучший наш Семен...
Да склонен ли, скажи, мой друг, к женитьбе он?
Верь мне, жениться он меня умеет глаже.
Я помню, говорил он мне однажды так,
Что для того себе считает нужным брак,
Чтоб вывести семью премудрых, нам подобных;
И, свет стараяся совсем преобразить,
Побольше развести людей честных, не злобных.
Не должно ль мне ему невесту уступить?
Мне это честь велит; тебе велит честь тоже
Дать Улиньку тому, кто больше филозо́ф.
Семену более на ней жениться к роже.
Ты видишь, мудростью преодолев любовь
И всё, я честности несу на жертву счастье
И лучшему меня я право отдаю.
А за мое, мой друг, толь редко беспристрастье,
Коль можно, мне отдай Марину ты твою.
Премудрости моей довольно и Марины.
О, честный человек! не согласиться как
На филозофские толь важные причины!
Что ты сказал, верь мне, мой друг, тому быть так.
Я к вам, мосье, пришел expres, чтоб извиниться.
Оставь меня, оставь, иль должен я взбеситься.
Оставьте вы теперь французские слова.
Да без того моя в пень станет голова.
Как можно жалобней по-русски говорите.
Превозмогу себя.
Меня, суда́рь, простите...
Какая подлость то — прощения просить!
Кто так пестер, кудряв, могу ль тому простить?
На попугая нам возможно ли сердиться?
Нам должно от него скорее удалиться.
Ты правду говоришь.
Позвольте всё сказать.
Как хочешь можешь ты, когда уйду, болтать.
Три слова лишь скажу, и после в вашей воле.
Каков доныне был, таков не буду боле.
Я чувствую, что я испорчен светом был,
И вижу всё теперь.
Ты видишь ли притворство?
Системой вашей я глаза мои открыл.
Вперед увидите мое к себе покорство;
И ваших правил я прилежный ученик.
Смотри-ка ты, мой друг! какой промышленник!
Мы разве дураки? Окончи ты насмешки.
Бездельник, замолчи!
Вот как ты лучше стал!
Поди, точи твои, кому ты хочешь, пешки.
От нашей секты прочь, ты нас бы замарал.
Заплатишь мне, maraud! ты жизнию твоею.
Что сделал я bassesse, о том лишь сожалею.
О честь! ты мне obstacle бездельника убить,
Который смеет мне, о, sort! ривалем быть.
Я знатный дворянин, а он слуга ничтожный,
А то бы на тот свет ссудил я подорожной.
Ты, мой слуга, скажи, имеешь ли ты дух
Из счету выключить его живущих слуг
И умертвить?
Что вы, мосье! побойтесь бога.
Иль мыслите, в Сибирь приятна мне дорога?
Мосье! то на Руси не водится у нас,
До смерти чтоб убить, и очень то бесчестно.
Иль право чести мне, ты мыслишь, неизвестно?
Maraud! И можешь ли мне тем колоть ты в глаз,
Чтоб point d’honneur возмог забыть в моей я мести?
Хочу, чтоб ты убил путем французской чести.
А как, мосье?
О, sot! Служа так долго мне,
Быть надобно тебе так глупу, как стене.
Скажите только как, готов убить я честно,
То есть, чтоб не было за то чего спине.
А впрочем, истребить его мне очень лестно.
Я склонность чувствую отмстить не меньше вас.
Марина, сколько мне догадкою известно,
Неверный на него коробит также глаз.
Дуэлем истребить бездельника возможно.
Ты вызови его, и с шпагами в руках...
А ежели его, мосье, не про́ймет страх?
Он трус, поверь мне в том.
Мне разве осторожно,
Искусненько, мосье, на это поступить.
То есть чтоб чем-нибудь всё тело обложить,
Чтоб проколоть нельзя.
Как хочешь, но исполни,
Иль сто ударов я тебе... ты это помни.