Знать надо, из чего ты честь твою составил,
Котору грубо так ты скрыл под твой кафтан.
Честь оттопырилась твоя, мне очень видно.
Так думать обо мне или тебе не стыдно?
Послушай: я, узнав преподлый твой обман,
Когда начну колоть, то метить в рожу стану.
Изрежу, проколю твое лицо насквозь.
Бездельник сделает мою красу хоть брось.
Уверить чем тебя, что нет во мне обману?
Божиться ль?
Не божись, а лучше договор
Мы сделаем с тобой. Чтобы окончить спор,
Положим кортики мы прежде на пол оба,
Чтобы с оружием осталась наша злоба;
Потом, по-дружески сошедшись, разберем;
И если честь твоя толста не от обмана,
Опять, коль хочешь ты, мы кортики возьмем.
Изволь,
кладу тебе толь страшного тирана.
И я.
Вот я уже шагнул.
И я ступил.
Раз, два, три.
Лишний шаг ты, плут, с меня слупил.
Изволь, я раз еще ступлю в твою угоду.
Бездельник! храбрость вся рассыпалась твоя!
Мошенник!
Не спущу такому я уроду!
К ружью! к ружью!
К ружью! взбешен теперь-то я!
Кровопролитие у нас пойдет ужасно.
Кто так сердит, как я, что может быть опасно!
Бездельник! будь готов себя оборонять.
Прощайся с светом!
Нас никто нейдет разнять.
Как люди нонече немилосерды стали!
Мы кровь лием, а к нам не выглянет никто!..
Я стану-ка шуметь, авось поможет то.
Ге! ге! ге!
Никого. Как будто все пропали.
Вот люди каковы: пожалуй, ты умри, —
Никто из них тебе не скажет добра слова.
Пролаз! по совести, что ты ни говори,
А чтобы умереть, в том много есть пустого.
Ты правду говоришь... Что ж нам — начать ли снова
Тот бой, который мы так храбро провели?
Противу чести мы не сделали прорухи.
Довольно, кажется, мы крови пролили,
И помнится, у нас по полной оплеухе.
Мы равной храбрости и одинаких сил,
И если б, Высонос, день целый мы дралися,
Из нас никто б один другого не убил.
А как у нас теперь и раны завелися,
То мы скорее их пойдем перевязать.
Не лучше ль в доме нам питейном побывать?
От храбрости всегда ужасна жажда мучит.
То правда, у меня от ней и брюхо пучит.
Привычка храбрецов приятна очень мне,
Подравшись, утопить свою вражду в вине.
Действие пятое
Подумать можно ли! служитель Ветромаха
Так пьян!.. Поди, поди; мне стыдно и смотреть.
Когда бы так, как я, вы были близко страха!..
Случилося ли вам в дуэле умереть?
Поди отселе вон; хоть стоишь наказанья,
Но думаю, что впредь не будешь вечно пьян.
На что же думать так? — При перевязке ран
Все таковы, чтобы не чувствовать терзанья.
Он бредит, и в вине весь ум свой утопил.
Когда бы ты не так собою статен был,
Когда бы не умел по-светски обращаться
И столько щегольски, манерно представляться,
Я отослала бы тебя назад тотчас,
И верь, за то тебя твой барин сбил бы с глаз.
Я вижу, чванишься, что ты богата слишком.
Мой барин гол, да мы работаем умишком.
Не думай, без тебя мы, право, не умрем.
И лучше Улиньки твоей себе найдем.
Поверь, не Улинька, а миллион нам нужен.
Мой барин не весьма с богатством, видишь, дружен.
Он с ним поссорился, из дома выгнал вон.
Совсем бессребреник и бескорыстник он.
Что слышу? Небеса мне сами случай дали
Узнать о всем... дрожу... ну, ежели он мот?..
И если правда то, что мне о нем сказали?..
Да чем же держится его толь знатный род?
Чем хочет... Был старик у нас, приятель честный,
Который помогал... всем людям друг известный...
Который милостью молодчикам вредит.
Жаль; умер он... совсем...
Кто он таков?
Кредит.
Так много должен он?
Всё выведать желаешь.
Да скромность я мою, как сам себя, люблю.
О наших ничего долгах не объявлю.
Ты спьяну, кажется, пустое мне болтаешь.
Пустое? — Честь мою ты этим обижаешь.
И если рассержусь, по пальцам всё сочту.
За всё мы существо должны презнатна рода.
Заимодавец наш — вот вся почти природа.
За некую должны мы также красоту.
Мы ею, а она безмерно нами стра́стна...
Французская мамзель — ах, как она прекрасна!
Какой румяный рот! какой открытый глаз!
Хотите ли того: я познакомлю вас?
Какие зубки, нос и розовые щечки!..
У вашей всё не так единородной дочки.
Молчи, негодный ты и с барином твоим!
Негодный!.. Мы давно ль негодны стали с ним?
За что?.. Что любим мы то всё, что нам приятно:
Богатство в Улиньке, красу в мамзель Жавот?