Постойте — вздор! вам то сказали люди злые.
По этому моя была бы дочь коза.
У дочери моей каштановы глаза.
Богини были все всегда голубооки;
А верьте, в красоте богини были доки.
Что ну́жды до богинь!
А вот другой идет
И целую тетрадь с собою к нам несет.
Прошу пожаловать с своими вы стишками.
Увижу я теперь всю разность между вами.
Я рад тому, что рок соперника мне дал,
Который, как Алкид, вовек не упадал.
Вкушаю также я неизреченну радость,
Что в поле славы с тем вступать имею честь,
Из уст которого течет Венеры сладость.
Что вы великий муж, вещает то не лесть.
Творенья ваши всем, как летний день, прелестны.
И ваши обществу достоинства известны.
Никто не сочинит подобных вам стихов.
А в ваших никаких не может быть грехов,
За кои Аполлон с Парнаса низвергает.
В идиллиях ваш дар, как ясный Феб, сияет;
В элегиях у вас плачевнейший содом.
А в одах пышных вы — и молния и гром.
От тяжкой силы их дрожит читатель, стонет.
Коль острота кого сатиры вашей тронет,
Ручаюся, тому на свете не живать;
А чтобы словом всё единым окончать,
Что в остром, в нежном вы — я то в гремящем, в пышном.
Однако ж громкое и я могу писать.
Но что уверит в сем о вас, еще не слышном?
Не знаю, чтоб ваш стих причастен был тех гроз,
Которые в моих.
А «Ода на мороз»!
Растаяла давно студена ода эта.
Но если голосу всего поверить света,
Есть нечто в ней, чего и вам не удалось.
Не удалось и мне? Сказать кто это смеет,
Который ни ума, ни вкуса не имеет?
Не ведаю и сам, как это всё сбылось;
Но «Ода на мороз», мне музами внушенна,
Пред вашими навек пребудет предпочтенна.
Которы скажут так, тем плюньте вы в глаза.
Свирелкин! верь, они не знают ни аза
Иль забавляются, шутя над вами едко.
Кто цену так, как я, возможет знать уму,
Да если сочинит, что нравится ему,
Тромпетин, верь мне, тот обманывается редко.
А как же в оде так ошибся ты своей?
Впервые ты запел, запел и острамился.
Не видишь ты красот?
Нет складу, толку в ней.
Когда б я так писал, я б тотчас удавился.
Поди ж и удавись, и весь избавь народ
От пухлых ты своих безмозглых, подлых од.
Поверь мне и сожги с собой любовны вздоры,
В которых без ума ты холодно сгорал
И в полном здравии на рифмах умирал.
Влюбленные сердца, однако ж, то читают.
Влюбленные сердца, что делают, не знают.
А если б из твоих лишь торг повел стихов,
Давно б от голода скончался Глазунов.
Я видел, как твои, изодраны в прилавки,
Свиваются змеей в обертки на булавки.
Я видел: с семгою обнявшися, судак,
В стенаниях твоих, сказал, что ты дурак.
Дурак ты сам! ты сын побочный Аполлона!
Презренный музами, парнасский ты болван!
Не нежный ты певец, но глупая ворона!
Умолкни предо мной, негодный барабан!
Или...
Постойте! Вы забыли уваженье,
Которое хранить должны передо мной.
Неисчерпаемо глубокое почтенье
Заставило меня войти теперь в смиренье;
Но после, после, друг! разделаюсь с тобой.
Потоками мои чернила полиются.
Все члены у тебя сатирой потрясутся,
Которою тебя я проколю насквозь,
Что вижу! стали вы, мадам, теперь хоть брось!
Не стыдно ль с чернью вам такою унижаться
Или хотите вы, мадам, денигреваться?
Что скажем мы о вас, nous, des gens du haut ton.
Подумайте, мадам, а quel propos, fi donc
Все эти рифмачи что делают здесь с вами?
Всё, что б ни делали, всё будет лучше вас.
Итак, пленились вы их рифмами, стихами?
Но берегитеся взмоститься на Парнас.
Ведь вы не знаете, что то у знатных нас
Считается за honte читать стихи по-русски.
Какие б ни были, лишь только б по-французски, —
И лучших наших всех получше во сто раз.
Вы можете ль судить? и столько есть ли силы?
Я ведал наперед, что скажет он сотиз.
Как эти русачки с стишками очень милы!
Иль ну́жда в силе есть? — На то ли, чтоб бетиз
Мне русских понимать? Не жди, того не будет.
Да чтоб судить, суда́рь, знать надобно язык,
Грамматику и то...
Вот выехал старик!
Ты думаешь, ума от этого прибудет?
Конечно. Без наук ум можно ль просветить?
И вкус разборчивый возможно ль получить?
Ils sont foux! А на что ж я знатного толь рода?
На то ль, чтоб голову учением трудить
И не уметь без книг, всё знав, разумным быть?
Лишь черни не дана отличная свобода
Быть умным без наук. Не правда ли, мадам?
Мы, знатные, совсем родимся уж готовы.
Как я умен теперь, я так родился сам.
И я себя за всю ученость не отдам,
Однако...
Знаю, вы велики пустословы.
Учиться должно — вы хотите доказать;
Но доказательства, как смерть, я ненавижу.