С т р а х о в. Очень хорошо. Теперь Алеша.
А л е ш а. Я насчет лета еще не решил… Я, пожалуй, тоже с Любой.
П е р в ы й м о л о д о й ч е л о в е к. Люба, если наскребу денег, и я с вами.
В е р а (Любе). Ты так всех мальчиков за собой уведешь.
С т р а х о в (беря Василия Максимовича под руку). Пойдемте, Василий Максимович, я вам новый зал покажу.
Уходят вдвоем. Нина проходит с Женей мимо Ильина.
И л ь и н. Нина, послушай…
Нина, отвернувшись, проходят мимо, Ильин уходит в угол. М о л о д е ж ь, взявшись за руки и увлекая за собой М а р и ю М и х а й л о в н у, цепью выбегает из класса.
Р о з а н о в (кроме него в комнате только Ильин, угрюмо сидящий в стороне). Очень тактично танцевать без меня под мою музыку. Вот обижусь и унесу патефон к черту! До чего Любочка изменилась! Смотрю и верю в чужое счастье. А мое где? Кого ввести в дом? Современные женщины в доме не умещаются. Все они с официальными приставками. Женщина — плюс какая-нибудь неприятность. Например, женщина-врач… Вся в белом, накрахмаленная, в руках — хирургические инструменты. От таком издали холодно. В больнице она за день человек двадцать перемучает, — что же на долю мужа останется? Или женщина-бухгалтер. Ну как поцелуешь бухгалтера? А бывает — и главный бухгалтер. Нет, это для меня слишком ответственно. А вдруг женишься на народном судье! То есть на женщине-судье. Входит она в дом — суд идет! Домой вернешься, отдохнуть сядешь — и как будто бы сел на скамью подсудимых. Жена — судья, ужасно! И, если она глупостей наделает, я могу ее обругать только в верховной инстанции! Какая волокита! Встретить бы простую девушку как таковую. Чтоб сохранилась в ней краска стыда, чтобы она застенчиво варила варенье… Ах, если и осталась такая, то мне нипочем не узнать ее адреса!
М о л о д е ж ь шумно возвращается. Розанов плетется к столу, ставит новую пластинку.
Танцуйте, мне не жалко. «Предсмертное танго».
Танцы возобновляются. Нина танцует с Женей. Она молчалива и озабоченна. Ильин подходит к Вере.
В е р а. Ты, Степа, будто по найму танцуешь.
И л ь и н. Я не танца, а товарищеской услуги прошу.
Вера и Ильин танцуют.
М а р и я М и х а й л о в н а. Алеша, вы знаете, какое письмо Любочка получила?
Л ю б а (подбегает к Марии Михайловне). Мама, милая, отдайте! (Прячет письмо, отходит.)
Нина бросает своего кавалера, подбегает к танцующему Ильину.
Н и н а. Гражданин Ильин, подите сюда…
Отходит, Ильин — за ней.
Танцуйте, пожалуйста, но я вас презираю, и не смейте попадаться мне на глаза. Прощайте!
Бежит к двери, но останавливается, так как на пороге появляется В е р х о в с к и й. Пары одна за другой превращают танец. Патефон продолжает только что начавшееся танго. Несколько секунд молчание. Ильин отходит в дальний угол.
В е р х о в с к и й. Здравствуйте!
М о л о д е ж ь (негромко). Здравствуйте, Павел Николаевич.
М о л о д ы е л ю д и, кроме Ильина, Нины и Любы, выходят из комнаты.
В е р х о в с к и й. Здесь веселятся? Я бы хотел видеть…
Входят С т р а х о в и В а с и л и й М а к с и м о в и ч.
Я бы хотел поговорить с вами, Антон Иванович.
С т р а х о в. Я вас слушаю.
В е р х о в с к и й. Антон Иванович, я не похититель чужих жен и пришел разъяснить это тяжелое недоразумение. Вот правда: Мария Михайловна вручила мне рукопись своего мужа для пересылки в редакцию, что я и сделал.
Василий Максимович рванулся вперед, но Верховский жестом его останавливает.
В е р х о в с к и й. В этой рукописи Наталья Петровна обнаружила черновик вашего письма к Любе Зверевой. (Оглядывается и не замечает Любы.) Это письмо действительно написано вами как любовное.
Люба, прижимая письмо к груди и глядя на Страхова, медленно делает к нему несколько шагов.
И это было причиной отъезда Натальи Петровны. Но теперь мне совершенно ясно, что анонимное письмо к этой несчастной хромой…
Люба замерла.
…вы написали, чтобы ну… хоть временно поддержать ее. Да-да, вы написали из жалости… и я пришел, чтобы…
Все смотрят на Любу. Василий Максимович подходит к Верховскому.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Уходите отсюда, ну!
В е р х о в с к и й, пожав плечами, уходит.
Василий Максимович, подняв кулаки, идет к Мария Михайловне.
Моя рукопись! Так предать!.. Так предать может только старая верная жена. (Останавливается.) Люба, нас с тобой обокрали, ограбили нас. (Уходит.)
М а р и я М и х а й л о в н а и Н и н а бегут за ним. Страхов подходит к Любе.
Л ю б а. Не надо, не надо… Уйдите! Уйдите все!
Страхов уходит. Люба одна. Она выходит на середину комнаты, медленно распускает ленту в волосах и разжимает пальцы опущенной руки. Скомканное письмо медленно падает. Люба стоит неподвижно.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Ночь. Мост через Москву-реку. За мостом, на берегу, очертания зданий. Огни. На мост входят Н а т а л ь я П е т р о в н а и В е р х о в с к и й.
В е р х о в с к и й. Из гостей ночью пешком…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Нет, здесь хорошо. Давай постоим. Я не виновата, что не понравилась твоим родственникам. Ну не сердись на меня.
В е р х о в с к и й. Мои родственники смеялись над тобой, и они правы. Нельзя же путать мадам Бовари с мадам Дюбарри. Если не знаешь — лучше молчать.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Твоя сестра с мужем мне тоже не понравились. А у их сына никакого сходства с отцом, и нос у него — вылитый нос какого-то постороннего мужчины.
В е р х о в с к и й (оскорбленно). Моя сестра…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Святая, святая, не спорю. Это какая звезда?
В е р х о в с к и й. Юпитер.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вчера у тебя Юпитер был там, а сегодня здесь.
В е р х о в с к и й. Невероятно, но это так. Вчера ты меня спрашивала в десять вечера, а сейчас два ночи.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Правда? Это какой Юпитер?
В е р х о в с к и й. Планета Юпитер. Созвездие Змееносца. Минимальное расстояние от земли пятьсот девяносто один миллион километров. Что тебя еще интересует?
Н а т а л ь я П е т р о в н а (глядя на небо). Антон о звездах лучше говорил.
В е р х о в с к и й. Идем домой, мне холодно.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Ты придешь, согреешься, а я в твоем доме за одни сутки озябла.
В е р х о в с к и й. Я не особенно настаивал на твоем переезде.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не говори так, Павел, милый… (Хочет обнять его.)
В е р х о в с к и й (останавливает ее). Нельзя же целоваться на улице!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Не надо со мной так… Хорошо. Я буду молчать в гостях. Я выучу — кто Бовари, а кто Дюбарри. Я запомню, сколько до Юпитера… Ведь когда ты к нам приходил, астрономия была не нужна, все было по-другому.
В е р х о в с к и й. Идем домой, здесь сквозняк.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Это не сквозняк. (Кричит.) А ветер, ветер!
В е р х о в с к и й. Не спорю. Идем!
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Хорошо, идем.
Она берет его под руку. О н — прямой, официальной походкой, о н а, склонив голову, удаляются. Появляется В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Старое пальто. Шляпа. Он заметно выпивши, но не пьян. Останавливается посреди моста.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Жизнь… Лебен… Ви… Сволочь! Как ни назови. (Смотрит на реку.) Течешь? Течешь и впадаешь… А я уже впал. Куда, в какую дьяволову редакцию отослали мою рукопись? Там такого нагорожено! Похитили душу. Вместо меня ходит шляпа, пальто: гуляет одна человеческая поверхность. В воду ее, в воду! (Снимает пальто.) Ну, что, чехол от бывшей скрипки? Если тебе не противно — оставайся, живи…
По мосту идет человек без пальто.
Эй, гражданин, надевайте пальто!
П р о х о ж и й (убегая). Помогите, раздевают!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч (опуская пальто). Вот и попрощаться не с кем… (Берет рукав пальто.) Прощай, пальто. Дай твою честную черную руку. (Обнимает пальто.)
На мост входит С т р а х о в. Он в пиджаке, с непокрытой головой.
С т р а х о в. Василий Максимович? Что вы тут делаете?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Извините, топлюсь.
С т р а х о в. А-а… Извините, что помешал.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, пожалуйста, пожалуйста. Я, видите ли, топлюсь художественно, так сказать, литературно. Когда помечтаешь о смерти, легче становится жить. Чем дольше смотришь в воду, тем крепче держишься за перила. Понимаете? Неужели вам никогда не хотелось покончить с собой… хотя бы на время? Неужели в вашей жизни не было темных ночей?
С т р а х о в. В жизни каждого человека бывает темная ночь, которую надо перенести. В такую ночь я раскрываю книгу. И вновь и вновь «тяжело-звонкое скаканье по потрясенной мостовой» потрясает мою душу. Громадой прекрасного оно раздавит тоску. А утром, в школе, из сотен глаз на меня глянет такая жажда жизни, что даже слово «смерть» не припомнится. Смотрите. Вот подросток, бледнеющий при имени «Пушкин». Быть может, он великий поэт и через двадцать лет рукою, слепок с которой будет храниться в музее, напишет: «Первым моим учителем был Антон Страхов». И моя бедная фамилия прозвучит в веках, как слабое эхо его гремящего имени! (Пауза.) Да, мне сейчас горько, от меня ушла жена… Ну, что же… Лермонтова, Лермонтова не любили женщины!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Черт… то есть демон с ним, с Лермонтовым! Я для вас все сделаю. Жена ушла? Хорошо. Берите мою! Не робейте!