С т р а х о в. Очень хорошо сказали. И запомните: вы не беднее, а, может быть, богаче других. Вы умная, вы красивая, да-да, красивая. Поверьте в свои силы, поверьте в себя и…
Л ю б а. А вы теперь правду говорите? Простите, но я не могу забыть ваше письмо…
С т р а х о в. Забудьте его.
Л ю б а. Нет, я его забыть не могу. Ведь я из-за него в воду бросилась.
С т р а х о в. Из-за него?
Л ю б а. Да. Это так стыдно, когда тебя жалеют… когда из жалости… Сначала Розанов… потом вы…
С т р а х о в. Я?
Л ю б а. Да-да… Вы не сердитесь, Антон Иванович, но так нельзя, не надо… никогда не надо. Лучше все прямо — правду в глаза. А вы хотели закрыть мне глаза на правду… И сами тоже… закрываете глаза… на все… что окружало вас… И теперь — несчастны?
С т р а х о в. Несчастен, Любочка. Я так ее жду! Но надо забыть. Забудьте и вы мое гадкое… я понял… оскорбительное для вас письмо…
Л ю б а. Никогда не забуду. Ведь из-за вашего анонимного письма я получила настоящее, с очень хорошей подписью. Вот! (На секунду показывает письмо.)
Страхов обрадовал. В дверь входят Н и н а, за ней — И л ь и н и М а р и я М и х а й л о в н а.
Н и н а. Люба, здравствуй! Здравствуйте, Антон Иванович! Встала? День-то какой! (Открывает окно.)
М а р и я М и х а й л о в н а. Ой, она простудится! Разве можно?
С т р а х о в (с порога спальни). Идите, идите сюда.
Нина идет под руку с Л ю б о й, М а р и я М и х а й л о в н а — за ними.
И л ь и н. Нина… Ниночка…
Нина останавливается. Они остались вдвоем.
Нина, не бегай от меня. Я тебя все пять классов любил, все каникулы… Ну ладно, я виноват. Давай мириться.
Н и н а. Прежде всего я хочу, чтобы ты с братом помирился. Погоди, не отвечай, сосчитай до пяти.
И л ь и н. Я помирюсь, когда его из школы выгонят.
Н и н а. Его выгонят?
И л ь и н. Мне аттестат дали, наше дело целая комиссия разбирает. Твой брат на шкалу свысока смотрит. Таких от живой жизни надо подальше. Ниночка… (Несмело обнимает и целует ее.) А все-таки мы умнее женщин.
Н и н а. Неужели ты думал, что я могу поцеловать мужчину, который глупее меня?
И л ь и н. Правильно!
Н и н а. И еще: дай мне самую сильную клятву, что, кроме меня, у тебя никогда не будет ни одной… (вспоминает) «мерлухи».
Н и н а убегает в спальню. И л ь и н — за ней. На пороге они чуть не сбивают с ног входящую М а р и ю М и х а й л о в н у.
М а р и я М и х а й л о в н а. Ох, сумасшедшие!
Стук в дверь. Входит В е р х о в с к и й.
В е р х о в с к и й. Мне надо видеть Антона Ивановича.
М а р и я М и х а й л о в н а. Сейчас скажу, а пока — окажите внимание. (Подает письмо редактора.)
В е р х о в с к и й. Опять сочинение вашего супруга?
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет, это сочинение государственное. Это государство моему супругу пишет. Издательство государственное.
В е р х о в с к и й (читает). Докатились…
М а р и я М и х а й л о в н а. Слава богу, и докатились. А вы, ваше пре… преподавательство, господина редактора собакой обозвали. Верно говорят: другая собака уме ее человека. (Берет письмо из рук Верховского, открывает дверь спальни.)
Входит С т р а х о в. М а р и я М и х а й л о в н а, под взглядом Верховского, выходит в коридор.
В е р х о в с к и й. Антон Иванович, вероятно, вам тяжело меня видеть, но нам необходимо переговорить.
С т р а х о в. Хорошо. Слушаю.
В е р х о в с к и й. Я думаю, что Наталья Петровна, уезжая от вас, сделала ошибку. Несмотря на мое прекрасное к ней отношение, она чувствует себя неважно. Для ее блага я готов поступиться своим… своей любовью и…
С т р а х о в. Не лгите мне…
В е р х о в с к и й. Я лгу? (Подходит к телефону, загораживает его собой от Страхова. Набирает номер, говорит, придерживая рычаг пальцем.) Наташа, это вы? Я говорю в присутствии Антона Ивановича. Он не хочет вашего возвращения. Вы слушаете? Да, не хочет. Я прошу вас быть моей женой. Я любил и люблю вас.
При последних словах на пороге появляется Н а т а л ь я П е т р о в н а. Верховский кладет трубку, оборачивается.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Кому ты объяснялся в любви?
В е р х о в с к и й. Вам… тебе…
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Но я здесь… Какой женщине ты звонил?
В е р х о в с к и й. Я звонил вам и не виноват, что к телефону подошла горничная. Вашу и ее манеру говорить я не различаю.
Н а т а л ь я П е т р о в н а (подходя к Страхову). Антон, милый, скажи, что он не смеет, не смеет так говорить со мной!
С т р а х о в (Верховскому). Вы очень несчастны. Раз за всю жизнь говорить о любви и то в немую, глухую трубку, придерживая рычаг пальцем! Кто же услышит эту любовь? Кто поверит в такую любовь? (Подходит.) Ах, как мне хочется дать вам по…
В дверях на несколько секунд появляется голова И л ь и н а.
И л ь и н. Антон Иванович, сосчитайте хоть до трех!
С т р а х о в. Дать вам понять всю вашу низость!
В е р х о в с к и й медленно выходит из комнаты.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Он тебя испугался, да? Антон, можно мне остаться? Или ты не хочешь, чтобы я была с тобой?
С т р а х о в. Как — не хочу… Разве ты моих писем не получала? Я же писал тебе… Я и сегодня, сейчас писал тебе… Вот… (Вынимает из кармана начатое письмо.) Читай. В нем я прошу тебя вернуться.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Вот. (Вынимает из сумочки галстук и хочет надеть его на Антона Ивановича.) За последние дни я так устала, даже постарела. И, может быть, первый раз в жизни стала думать.
С т р а х о в. Очень хорошо.
Н а т а л ь я П е т р о в н а. Антон, ведь у тебя бывают глупые, плохие ученики… Ты же им помогаешь? Ты понимаешь меня?
С т р а х о в. Конечно, понимаю. Я очень рад… Нет, я счастлив, что ты вернулась. (В дверь спальни.) Эй, студенты, идите сюда!
М о л о д ы е л ю д и входят, здороваются с Натальей Петровной. Страхов провожает Наталью Петровну до двери спальни.
(Пожимает руку Ильину.) Спасибо, что окликнули.
И л ь и н. Пожалуйста! У меня на это опыт большой.
Вбегает В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Волосы растрепаны, глаза безумные. За ним — М а р и я М и х а й л о в н а.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Вот и кончилась моя цирковая, дурацкая жизнь.
С т р а х о в. Что случилось?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Случилось хуже смерти.
М а р и я М и х а й л о в н а. Опять в доме театры. Говори толком.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Из моей рукописи выбрали четыре самые трагические главы и печатают как смешные рассказы. Я — юморист.
М а р и я М и х а й л о в н а. Я думала, вправду что случилось. Печатают? Радоваться надо!
С т р а х о в. Успокойтесь, Василий Максимович. Вы напрасно тут видите оскорбление. То, что раньше казалось трагичным, теперь стало смешным.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Нет, я там писал подлинно трагическое. Пример? Слушайте: в восемнадцатом году арестованный царский дипломат вместо ложки моноклем кашу ел!
Н и н а. Кашу моноклем? Это смешно!
Л ю б а. Важно признание твоего таланта, отец.
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Не пойду в юмористы. Пускай другой берет три тысячи.
М а р и я М и х а й л о в н а. За что три тысячи?
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. За издание.
М а р и я М и х а й л о в н а (накидывает на себя пальто). Три тысячи? За твое баловство? И ты сидишь? Петрушку представляешь? Бежим, а то к завтрему они там опомнятся. За такого старика — три тысячи!
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Так тебе сразу и заплатили! Видно, что литературно неграмотная. Как же из трагического у меня смешное вышло?
М а р и я М и х а й л о в н а. Ну, вышло, и слава богу. А в следующий раз напиши в шутку, а у них сойдет за серьезное. Пиши, Вася, дальше, чтобы одно сочинение на другое заходило. И за вино бранить не стану: при такой работе без этого нельзя.
Входит Р о з а н о в. Одет он потрясающе шикарно — в ткани светлых тонов. В руках пальто, шляпа, трость. На носу очки.
М а р и я М и х а й л о в н а. А! Капитон Семенович! Вы ли это?
Р о з а н о в (утомленно). Теперь ваша очередь меня не узнавать.
М а р и я М и х а й л о в н а. Неужели по займу выиграли?
Р о з а н о в. Я мелочью не интересуюсь. Просто в моей судьбе произошла заслуженная перемена. Теперь я живу в квартире из шести комнат с двумя прислугами.
М а р и я М и х а й л о в н а. С двумя — это нехорошо.
Р о з а н о в. Старая бронза, фарфор, подлинный Маковский, натюрморты.
М а р и я М и х а й л о в н а. Что же с вами стряслось такое?
Р о з а н о в. Я женился на вдове известного врача-гинеколога. В квартире всего она одна и три тетки.
И л ь и н. С чего ж она за вас пошла?
Р о з а н о в. Как — с чего, она не слепая, не глухая…
М а р и я М и х а й л о в н а. А позвольте спросить: сколько ей лет?
Р о з а н о в. На бестактности не отвечаю. (Подходит к открытому окну.) Шофер, погодите закуривать, я сейчас еду. В антиквариат. (Общий поклон. Уходит.)
В а с и л и й М а к с и м о в и ч. Самое место.
Молодежь и Мария Михайловна — у окна.
Н и н а. Смотрите, вышел.
И л ь и н (кричит из окна). Нехорошо, Розанов, сам на машине, а жена на старости лет пешком бегает!
Девушки смеются. За окном продолжительный гудок. Вбегают Ж е н я и В е р а. Общие приветствия.
В е р а. Товарищи! Вот подаю заявление в архитектурный институт, а по ночам уже экзамены снятся. Антон Иванович, помогите, так боюсь!
С т р а х о в