В семье царил дух реформаторства. Все дружно трудились и с аппетитом ели. Дело спорилось, и мы уверенно прикидывали сроки окончания ремонта. Однако в нехитрую структуру наших планов вплелись непредвиденные обстоятельства. Муж возвестил, что ему необходимо отбыть в недельную командировку по очень срочным вопросам. Мы проводили его, и приостановили работу.
Я не люблю, когда муж покидает дом. Моя жизнь половинится, а время замедляет свой ход. Спустя сутки я начинаю ощущать себя матерью-одиночкой, и мне это не нравится. Я застываю, как муха в янтаре. Я делаюсь вялой, плохо сплю, а еда кажется мне невкусной. Так происходит всегда, помимо моей воли. Я уже не умею жить без мужчины в доме. Я – мужчинозависима.
Но на этот раз события выстроились иначе. Через день после отъезда Сергея позвонила Людка, та самая моя дальняя родственница, проживающая в Париже.
– Привет! – воскликнула она тоном человека, который рассчитывает на радостные эмоции.
– Привет, – откликнулась я.
– Не слышу отрады в голосе! Ты нездорова?
– Нет, всё в порядке. Просто Серёжа уехал, я одна, и как-то скучновато.
– Тоже мне, невидаль! Муж уехал! У некоторых вообще мужей нет, и ничего, живы и здоровы! Ты лучше спроси, откуда я звоню!
– Откуда же?
– Я в Москве! Уже неделю тут обретаюсь. Приехала на всё лето. В Москву только летом и можно приезжать!
– Вот как? Заходи к нам.
– Я и звоню, чтобы встретиться. У меня к тебе просьба. Поможешь? Выручишь?
– Озвучь. Я прикину свои возможности.
– Мне надо перекантоваться недельку. Я тут со своей свекровушкой разругалась. С сестрой тоже схлестнулась, – призналась Людка.
– Так у тебя же в Москве квартира есть, – вспомнила я.
– Я же её сдаю! Там люди живут. Они мне деньги заплатили вперёд, – пояснила она.
Я усмехнулась про себя. Скандалов между нами пока не случалось, делить нам нечего, и денег мне за постой платить не надо. Я – идеальный вариант. Скромная и вежливая бессребреница. Тем более что муж уехал.
– Люд, у меня ремонт… В квартире бедлам.
– Подумаешь! Да мне можно раскладушку кинуть в любом углу, и я буду довольна. Серёга твой срулил куда-то, можно нам и вдвоём на вашей супружеской кровати поспать. Тоже вариант. Ну, выручишь? – напирала Людмила.
Я не смогла ей отказать.
Минула пара часиков, и наша парижанка нарисовалась на пороге. Она принесла три бутылки французского вина и одну коробку сока «Добрый».
– Вино из Франции, а сок из соседнего ларька! Я вспомнила по дороге про твоего сорванца, и решила, что сок не помешает. Кстати, сколько ему уже годочков? Может, он уже вино пьёт стаканами? – сострила гостья.
– В мае 14 лет исполнилось.
– Значит, сок сойдёт! Ну, здравствуй! Это я. Всего неделю, как из Парижа, – Людка раскинула руки для объятий.
Мы обнялись, и я приняла её, как дорогую гостью.Людка сидела напротив и рассказывала о своём житье-бытье. Я добросовестно внимала, изредка вставляя междометия, и исподволь рассматривала собеседницу. Её облик вызывал недоумение. Людмила переменилась до неузнаваемости. Исчезла хрупкость, улетучился шарм, растаяла загадочность. Грузная немолодая женщина говорила Людкиным голосом и смотрела незнакомыми глазами. Я не могла поставить знак равенства между прошлым и настоящим. Я не узнала бы её при случайной встрече. От прежней Людмилы остались только голос и гонор.
В моей голове роились сомнения, из Парижа ли явилась эта тучная дама? Может, Париж – это фикция, красивый обман, и она давно живёт в другом месте? Но не паспорт же у неё проверять, в конце-то концов! Я же не таможенник.
– Как хорошо, что твой муж укатил! – заявила она. – Он уехал, а я возникла! Очень удачно вышло!
Где убыло, там и прибыло. Серёжа уехал, а Людмила поселилась у меня.
Отужинав и наговорившись, она пошла по комнатам.
– Ремонт затеяли?
– Да, небольшой.
– Ну-ка, ну-ка! Ну, обои-то – дрянь, честно тебе скажу! В Европе такие давно не клеят. А рамы раздвижные? Это ещё ничего, аккуратно. Но… Скучные какие-то. Примитивные. Чего молчишь? Обиделась? – спросила гостья.
Возражать было бесполезно. По этим репликам я окончательно уверилась, что приехала именно Людка, а ни кто-нибудь другой под её личиной. Только она умела так самозабвенно хаять дом, в который явилась с визитом.Утром я собиралась на работу, но всё же пыталась организовать завтрак в лучших традициях гостеприимства.
– Люда, тебе кофе или чай?
– Мне бы пивка, – потягиваясь, ответила парижская пташка.
В холодильнике обнаружились две бутылки хмельного напитка – Серёжины припасы. Делать нечего, отдала их Людке и умчалась по делам.
К вечеру Людка была уже изрядно хмельная. Пустые пивные бутылки жались к мойке на полу. Видно, Людмила сама сгоняла в магазин и к тем двум прикупила ещё несколько.
– А что ты ела? – заботливо поинтересовалась я.
– Салатик сварганила. С креветками. Попробуй, вкусно. Садись! Поговорим! – предложила Людка и откупорила новую бутылку.
– Да я пиво не люблю! Это Серёжа иногда балуется, – отказалась я. – Давай-ка, лучше супчик сейчас куриный сварим. Я котлет накручу. Поможешь?
– Отчего же не помочь?
– А пиво – ну его! Может, не надо уже, Люда? Хватит? – осторожно заметила я.
– Это почему же не надо? – пьяно, с вызовом, спросила Людка, закуривая сигарету. – Вот, так всегда! Хватит! Не надо! А почему-у-у?!
Она театрально размахивала сигаретой и обильно дымила. У нас в доме никто не курил, и табачный запах ощущался чужим, непривычным, неприятным.
– Да так, показалось, что ты уже перебрала…
– А ты за меня не волнуйся! – заявила Людка, стряхивая пепел. – Не учи меня жить, ладно? А то все норовят учить! А что вы, учителя, правильные жёны, сами видели в этой жизни? Что? Эти свои котлеты-супчики? Детей сопливых? Мужей проблемных? Двойки в портфелях? Грязные носки и рубашки?
Раздражаясь, она будто протрезвела. Слова сыпались, как мелкие жёсткие орешки. Людка поносила нравы и традиции, восставала против обыденности и усреднённости. В целом Людка была права. Муж и сын составляли главный тесный кружок моей жизни. Дальше ширились другие круги – большие, но менее значимые. Сопли, проблемы, грязное бельё – всё было, куда же без этого. Всё, как у всех семейных людей. Людка говорила об этом дерзко, умно, зло, но правда её была какая-то мрачная и обидная. Кому она нужна, такая правда?Так прошло пять дней. Комнаты пропахли табаком. Кухня напоминала неухоженный привокзальный буфет. Сына пришлось отправить к бабушке, а кот оставался с нами. Тошка нервно принюхивался, жался по углам, и ошалело взирал на меня с безопасного расстояния.
На шестой день приехал Сергей.
– Здравствуй! – сказала я и ткнулась ему в щёку губами.
– Превед медвед! – иронично ответил муж и повёл ноздрями, уподобляясь коту Тошке. – Что это у нас? Великий загул? По какому поводу фестивалим?
– У нас гостья, – прошептала я.
– Кто нас осчастливил?
– Люда. Из Парижа.
– А-а! Я-то думал – кто-то прибыл из деревни Гадюкино. Амбре, знаешь ли… Не Франция.
– Знаю, знаю! Серёжа, я прошу тебя…
– Ладно, молчу.
Сергей переоделся и вошёл в кухню.
– Серёга, здравствуй! – возгласила Люда и приготовилась обниматься.
Муж сделал вид, что не понял её призывных жестов. Людка застыла с распростёртыми руками, словно не соображая, куда теперь их пристроить.
– Закусываем? – спросил Сергей.
– Да, отмечаем мой приезд в Москву!
– Давно?
– Давно я у тебя? – уточнила Людка, наморщив лоб.
– Да какое это имеет значение? – миролюбиво улыбнулась я.
– Вот именно! Никакого! – согласилась Людмила.
Мы поужинали втроём и скоро отправились спать.В постели Сергей тихо спросил:
– И что, наш сын любовался этой пьяной бабой?
– Можно сказать нет. Я его к бабушке быстро сплавила.
– Ну, ладно, что догадалась, – одобрил муж и вскоре уснул.Утром Людка была молчалива и впервые попросила крепкого кофе. Она приоделась, уложила волосы, подвела глаза и стала чуть-чуть похожей на себя прежнюю. За завтраком Людмила величаво изрекла, жеманно поджав губы:
– Сегодня я съеду.
– Куда?
– Меня пригласили на дачу.
– К сестре?
– Нет, что ты! У неё такой шикарной дачи отроду не было, да и не будет никогда! – отмахнулась Людмила. – Где ей! Это люди особые, другой породы…
Людка интересничала, выстраивала интригу. Получалось, что она приглашена в элитарное светское общество, но не желает называть фамилии, чтобы соблюсти конфиденциальность.
– Ну, что же, я рада, ты хорошо проведёшь время, – мягко одобрила я. – Кстати, а сын твой где?
– Илюша? Он у бабки. У свекрови. Он же с ней рос, привык к её характеру. А я нет, не могу с ней больше двух часов!
– Так ты не возьмёшь его на дачу?
– Нет, не возьму. Там будут взрослые, солидные люди. Чего там парню делать?
– Кстати, сколько уже твоему Илье?
– Ему вот-вот двадцать исполнится. Я всё сделала, чтобы он учился в Париже. А он молодец, язык здесь ещё зубрил. Теперь ему во Франции не трудно освоиться. Он хороший мальчик, красивый.
– Ты бы привела его.
– Приведу ещё. Пока мне не до этого. Слушай, выручи ещё разок! У меня проблема с наличными деньгами. Я ведь привыкла в Европе банковской карточкой пользоваться, не рассчитала, наличных мало взяла с собой. А тут что-то с карточкой. Надо бы в банковский офис ехать, проверить, разобраться, да некогда. Дай мне взаймы тысяч двадцать. Дня на три. Я после выходных сниму со счета, ты не волнуйся!
Людка смотрела в упор, словно держала меня на прицеле. И я опять не смогла ей отказать.Беспокойная гостья покинула нас, и жизнь опять потекла по обычному руслу, в привычном ритме. Мы продолжили оклейку стен, но я уже не испытывала удовольствия. Людмила бросила семена сомнений, обесценила наш замысел, наш труд, и я сама уже смотрела на всё иначе, под другим углом. Я сомневалась в собственном выборе, вкусе, умении. Мне разонравился и рисунок, и цвет обоев, да и качество работы тоже казалось посредственным. Но дело было почти завершено, и в выходной день мы планировали расставить мебель, отмыть полы и избавиться от пыли.