— Гражданин Сланцев Геннадий Вадимович? — больше с утвердительной, чем вопросительной интонацией поинтересовался один из них.
— Да, — пролепетал директор, который терпеть не мог, когда его называли гражданином подобные… хм… товарищи. — А в чем, собственно, де… Вы кто?
Один из пришедших, махнув перед носом у директора удостоверением, представился капитаном ФСБ, — фамилия мгновенно улетучилась из охваченного лихорадочным испугом мозга Сланцева:
«Уже узнали про револьвер и золото! Так и есть!»
— Вам придется поехать с нами и ответить на ряд вопросов, — не терпящим возражений тоном заявил капитан.
Надо ли говорить, что Геннадий Вадимович не стал любопытствовать на сей счет. Его отвезли в какой-то мрачный, сырой подвал и принялись расспрашивать про чертову Ирку Калачеву и ее нового приятеля.
«Так и знал, так и знал! — повторял про себя Сланцев, преданно глядя в глаза эфэсбэшникам. — С этой Иркой беды не оберешься!»
Однако, как ни хотелось Геннадию Вадимовичу, чтобы комитетчики потрясли костюмершу с ее наглым хахалем, подложить им свинью он не спешил, прикинув, что, если узнается про кольт и золото, его, гражданина Сланцева, по головке не погладят, добычу, во всяком случае, отберут, а этого, заплатив кровные доллары, Геннадий Вадимович ни в коем случае не желал. Надо было выиграть время, чтобы успеть надежно спрятать оружие и слиток.
— Все документы у бухгалтера, а она уехала раньше меня, — соврал директор. Договор, где значился и адрес и номер телефона Калачевой, находился в «дипломате», который остался дома.
— Назовите телефон бухгалтера, — потребовал спутник капитана.
— Всегда готов помочь, но только вряд ли вам это что-нибудь даст, — ответил директор. — Она по приезде собиралась на дачу, а там телефона нет.
— Разве у нее нет заместителя? — с недоверием спросил коллега капитана.
— Нет, конечно, — немного обиженно произнес Сланцев. — У нас каждый человек на счету, штаты не раздуваем.
Понимая, что от него не отстанут, директор дал телефон бухгалтера, прикинув, что к моменту следующей встречи с комитетчиками успеет спрятать концы в воду. Капитан открыл блокнот, но номер записать не успел: дверь в подвал внезапно распахнулась и два каких-то типа ввели в тускло освещенное помещение парня в промокших штанах.
Очевидно, подвал пользовался популярностью у ФСБ, так как вновь прибывшие служили в этой же организации, что вытекало из разговора между обеими группами комитетчиков: и те и другие желали, чтобы им не мешали. К радости Сланцева, приехавшие последними одержали верх в споре, оставшись беседовать «со своим обоссанным», как заявил им на прощание сдавший позиции капитан. Записав номер телефона бухгалтера, комитетчики отвезли директора к ближайшей станции метро, посоветовав никуда из Москвы не отлучаться.
LXII
Сила Ильи Иванова росла, он постепенно превращался в того, кем и должен был стать — в сверхчеловека. И Логинов, или Павалокин, как назвала его та старуха, тоже являлся вовсе не тем, за кого себя выдавал. Хотя кто Логинов на самом деле — вопрос второй, главное — кто он, Илья, а он…
Он хищник, который не может питаться растительной пищей, его привилегия — напиваться горячей влаги из порванных артерий жертвы, именно этим он и должен заниматься. Логинов, Паша Логинов — магистр Сангвинолентис или… возможно, даже бог, древний бог скандинавов Локи. И выбор фамилии тут не случаен — Локи, Логинов, Павалокин — звучит похоже. Но откуда же тогда эта раскосость в глазах? Нет, Локи просто щурился, так как все время затевал какую-то проказу…
«Стоп, стоп, — подумал Илья. — Почему он бог, а я… раб? За кого он меня держит? Я давно заметил — он управляет мной Считает меня чем-то вроде инструмента, относится ко мне, как я к… топору или другому оружию… Надо поговорить с ним. Нет, это потом, потом, сейчас нужно другое».
С этой мыслью Иванов начал подниматься по ступенькам.
LXIII
В метро случилась авария, пришлось не меньше получаса простоять в душном, смрадном вагоне. Но на этом неприятности не закончились.
Войдя в квартиру, директор скоро обнаружил, что там находится кто-то чужой. Сумки и чемоданы были выпотрошены, вещи в беспорядке валялись на устланном ковром полу.
— Кто вы?
Развалившийся в кресле тип, молодой человек в кожаной куртке, джинсах и шнурованных армейских ботинках, поморщился: вопрос явно не понравился незваному гостю.
«Он не вор… Но тогда кто? Не мент, не комитетчик…. Пришел недавно, следы еще не высохли…»
— Кто я? — переспросил неизвестный и, криво усмехнувшись, ответил: — Дьявол.
— Меня ждут внизу… Я… я сейчас позову на помощь… Придет жена и дочка… Соседи вызовут милицию…
— Что-то уж больно много всего, — бросил незнакомец. — Не находишь? К тому же… — он поджал губы, — милиция ведь спросит про револьвер, из которого убили… — Молодой человек закатил глаза к потолку и поднял руку, загибая пальцы: — Участкового и еще двоих, впрочем, и участкового довольно…
— Какого участкового? — совершенно искренне удивился Геннадий Вадимович, отмечая про себя, что кисть незнакомца обтягивала очень тонкая кожаная перчатка. Гость протянул другую руку, и Сланцев вдруг обнаружил в ней «свой» револьвер.
«Проклятая сука Ирка и ее хахаль!» — мелькнуло в мозгу у директора. Вслух Геннадий Вадимович воскликнул:
— Так он же без патронов!
Гость опять скривился.
— Это уже технические проблемы, — ответил он. — Важно, что погибший — работник милиции, старший лейтенант, отец двоих детей, на хорошем счету… Коллеги горят праведным гневом и полны жажды мести…
— Но я даже и не знаю никакого старшего лейтенанта! — вскричал директор. — Я не убивал никого!
— Отпечатки пальцев, — спокойно проговорил гость и добавил: — Но у меня к вам дело.
— Но я не знаю никакого участкового… — пробормотал Сланцев. — Это Иркин хахаль убил!
— Хахаль? Иркин? — Незнакомец взял с журнального столика исписанный лист бумаги, оказавшийся трудовым соглашением. — Здесь указан адрес места прописки гражданки Калачевой, по которому она не проживает, телефон вообще липовый…
— Есть у нее подружка, Наташка, она-то знает и номер точный, и адрес… — засуетился Сланцев. — Я сейчас вам все расскажу… Может быть, желаете записать?
Гость кивнул, Геннадий Вадимович неровным почерком начертал на клочке бумаги адрес и телефон. Однако благодарность незнакомца оказалась фальшивой.
— Спасибо, а как же отпечатки на револьвере, они же ваши? — спросил он.
— Но… но… А… вы… — Не таков был человек директор, чтобы не понять, наконец, с кем имеет дело. — Вы хотите, чтобы я… Сколько?
Ответ гостя ошеломил Геннадия Вадимовича, решившего, к немалому облегчению, что судьба свела его с обычным вымогателем.
— Я видел у вас неплохой музыкальный центр… — с некоторой совершенно уж неожиданной робостью начал молодой человек. — Есть хорошая музыка?
— Да… — проговорил директор.
«Этой «балалайке» новой-то семьсот гринов цена!» — обрадовался он, но, как скоро выяснилось, напрасно.
— А какая вас интересует?
— Вальс, — коротко и жестко проговорил молодой человек, скаля зубы в нехорошей улыбке. — Штрауса.
— Да… — произнес Сланцев, не понимая причин перемены в облике незнакомца.
Потратив немного больше, чем нужно, времени на поиск подходящей пластинки, директор включил «Кенвуд».
За спиной хрустнул взведенный курок.
— Громче!.. Громче!.. Еще громче!
Гость поднялся и, вложив мокрые пальцы правой руки хозяина в ладонь своей левой, уткнул ему под мышку длинное дуло револьвера.
— Танцуй со мной, детка! — возбужденно прошептал незнакомец, и оба неуклюже закружились по наполненной ароматом пения скрипок комнате, утопая в нем, точно в цветах майского сада.
LXIV
Трудно сказать, что вояж майора Богданова начался удачно. В городе, куда он прибыл, в последнее время произошли два важных события.
Первое — срыв гастролей любимицы молодежи Алены Калининой, а второе — страшные серийные убийства, жертвами которых стали… главные герои статей, вышедших из-под пера журналиста, сотрудничавшего в газетах «Крайний Север», «Наш край», «Аномалия» и прочая и прочая и прочая.
Последний из материалов господина Мардугянца назывался «Нечистый Гарри», по аналогии с фильмом «Грязный Гарри», и посвящался как раз таинственной гибели старшего лейтенанта Корниенко и его родного брата, уже упоминавшихся журналистом в связи с гибелью женщины-оборотня.
Последний свидетель того героического рейда, вертолетчик Коля, свел счеты с жизнью, привязав один конец веревки к батарее парового отопления и спроворив из второго петлю, которую нацепил на шею перед тем, как выпрыгнуть из окна. Вертолетчик сломал шейные позвонки и выбил ботинками окна в квартире соседей со второго этажа. По словам близких, у Коли в последнее время активно развивалась мания преследования, он стал очень много пить, во хмелю неизменно утверждая, что скоро придет самец убитой волчицы и… покарает всех.
К числу последних Яков Моисеевич Мардугянц относил и себя; Богданов нашел журналиста в состоянии умопомрачения. Майору понадобилось немало времени, чтобы доказать мастеру художественного слова чистоту своих намерений. Валентин, естественно, сохранил авиабилет как отчетный документ, благодаря чему сумел убедить журналиста в своей непричастности ни к каким убийствам, ибо даже оборотню трудновато совершать подобного рода деяния, находясь за десять тысяч километров от места событий.
Мардугянц сел в осаду. В однокомнатной квартире, принадлежавшей приятелю Якова Моисеевича, помимо последнего, находился широкоплечий молодой человек, чья роль не вызывала сомнения. Телохранитель внимательно изучил документы Богданова, прежде чем впустить его на территорию охраняемого объекта.
Яков Моисеевич пусть не сразу, но все же сделался отзывчивее и разговорился.
— Вы считаете, что самец уцелел? — спросил Богданов.