Комендант мертвой крепости — страница 57 из 64

— Даже если… — Поиграл желваками. — Хорошо. Найди десятника, который согласится иметь с тобой дело, и — изволь.

Он ушёл. Мальчишки, оробев, попятились и, зачем-то пригнувшись, побежали к Полой Кости.

Сиврим не торопился уходить: дел у него особых не было, хотел отдышаться. К тому же…

— Стремительная карьера, — сказал сам себе Хродас. — Из коменданта в комедианты. «Найди десятника!» Ни один же не возьмёт…

— Это вопрос гордости.

— Что?..

— У меня не так много андэлни. Наши позиции — на юго-востоке, на углу. Приходите, возьму.

Железнопалый то ли изумлённо, то ли презрительно фыркнул.

— Почему вдруг? Наслушался в детстве легенд, в которых прощённый злодей спасает героя от гибели? В благородство решил поиграть? Зря.

— Вот об этом я и говорил: вопрос гордости.

Хродас пошевелил губами и скупо сплюнул точно в отделявшую его от Сиврима щель между плитами.

Тот не стал говорить, что предложение остаётся в силе. Оба знали, что Железнопалый придёт, — он и пришёл, когда начало смеркаться. Андэлни Сиврима сделали вид, будто так и надо: он предупредил заранее и пообещал оторвать голову любому, кто смешком или взглядом выкажет что-нибудь, кроме приязни.

Хродас только и спросил:

— Где?

Сиврим указал ему на место возле одной из бойниц, между Обручем и Одноухим Элом, — и только позже, когда окончательно стемнело, решился спросить.

— Грэлт что-нибудь говорил вам?

Железнопалый снял шлем и монотонно водил ножом от лба к затылку, срезая прядь за прядью.

— О чём? — спросил, не глядя на Сиврима.

— Есть ли шансы… иногда оттуда возвращаются.

Железнопалый замешкался, провёл ладонью по левой, уже выбритой части черепа.

— Куда ей возвращаться? — сказал, не отрывая взгляда от тьмы за зубцами. — Зачем?

— Так Грэлт не…

— Грэлт был себе на уме… Умный был, гаррово семя. Если б раньше знать… — Железнопалый стряхнул очередную прядь и занёс нож. — Не трави душу, наместник. Нам ещё сегодня вместе умирать.

— В свою идею с бархатами вы уже не верите?

Хродас покосился на Обруча, Бйолтэйра и других воинов. Как будто смутился и кивнул:

— Ну да, бархаги. Конечно. Как я мог забыть.


«Неужели Железнопалый уже тогда понимал, что толку от них не будет?» — с лёгким удивлением думает Сиврим. Он уворачивается от удара клешнёй, коротким взмахом отсекает её, развернувшись, вонзает клинок в то место, где брюшко «скомороха» переходит в торс. Тварь молча, словно соломенная кукла, заваливается вперёд.

Сиврим чудом успевает высвободить меч и с отвращением отталкивает дохлого бэр-маркада в сторону. У него остаётся времени ровно на три вдоха-выдоха, потом на парапет запрыгивает новый. «Пока ещё живой», — последняя мысль касается то ли «скомороха», то ли самого Сиврима, он соображает сейчас туго, устал, устал, уста… удар, прикрыться щитом, внимательнее с тем, куда ступаешь, под ногами может оказаться кусок клешни или чья-то рука… «чья-то рука с мечом!..» и тогда ты сам… не думать… не думать о поражении… «так в детстве накрывался с головой одеялом: если ты не видишь, не видят и тебя…» шаг в сторону, удар, не успе… успел, это Бйолтэйр, у него не только острый язык, но и топор бьёт в самую точку, сын лесничего, ему привычнее топором, он рубит этим тварям лапы, с одного удара уделывает гарровы отродья, словно молодые деревца кладёт, молодец! Вдох-выдох, вдох… вот и следующий, ну, Бйолтэйр, не дадим спуску тварям, а?

Сердце стучит так, что в ушах отдаётся. Надо бы передохнуть…

Кто-то трясёт его за плечо.

— Бйолтэйр?

— Барабан, три раза. И трижды труба.

— Да. И что?

— Вспомните, о чём говорил Хакилс.

«Хакилс»? «Говорил»? Кажется, это было вечность назад, и уж точно сейчас не имеет никакого смысла.

— Отступаем! — хрипло кричит Хродас. — Без паники, не спеша. До баррикад.

Да. Точно. Но… — почему? Разве мы не можем удержать стену?

Сиврим раздосадованно смотрит вправо и, словно получив пощёчину, моргает, моргает, не в силах поверить в то, что он видит.

Откуда там столько бэр-маркадов?! Невозможно!

С растерянностью, едва ли не с детской обидой Сиврим качает головой: не может быть! Как же так!

— Отходим, — повторяет Железнопалый. Тычет пальцами в Грелгарка-Луковицу, Малыша Ита и Мохнатого Ивунка: — Будем прикрывать отступление, надо поставить заслон на лестнице. Живо, живо!

Всё это время бой не прекращается ни на миг: надсадный, изматывающий, вдруг обнаруживший свою схожесть — столкновением тел, нарочитой плотскостью, неожиданными вскриками — с боями иного рода. Как и в них, здесь всё решает настрой, и если запал прошёл, скоро наступит бесславная развязка.

Сиврим отбивается от очередного бэр-маркада, совершая ошибку за ошибкой; если бы не Бйолтэйр с его топором да юркий Усы-В-Молоке — давно бы уже оказался в призрачном мире.

— Назад, назад! — рычит Хродас. — Чтоб вам удавиться Рункейровыми кишками — назад!

«Прикрывать лестницу? — проносится в голове у Сиврима. — Что за вздор! Бэр-маркады ведь легко бегают по стенам…»

И вдруг он слышит то, чего слышать никак не может, потому что — откуда бы здесь! сейчас!! кому-то вздумалось и захотелось петь — но вот же, поют, сперва только два звенящих от нерастраченного боевого пыла юных голоса, затем — вплетаются другие голоса, подхватывая, насыщая песню твёрдостью и силой, каких нет в телах их хозяев, они звучат высоко, почти в небесах, словно Рункейров хор, снизошедший к нам: грязным, потным, отчаявшимся.

И слова… — в них нет ни призыва к бою, ни памяти о прежних выигранных сражениях. Слова в общем-то немудрящие, их славно распевать хором, когда сгустились сумерки и вас в трактире много, все — друзья-приятели, хотя бы на нынешний вечер, и во рту — сладкое послевкусие, на душе — уютно и тепло, такие песни отлично подходят к подобным вечерам, как перчатки, скроенные по снятой мерке, к рукам заказчика, — и совершенно нечего им делать, этим песням, в крепости, осаждаемой безмозглыми уродливыми тварями.

Нечего. Но вот же — звучат!

Я с детства мечтал о дальних краях,

хэй, мечтал о дальних краях!

Где сладки плоды на упругих ветвях,

где ждёт-не дождётся любовь моя —

туда отправился я!

Сивриму даже не нужно оглядываться, он и так знает: это на верхушках башен поют раненые, там же — мальчишки, гарры бы их побрали, — значит, не послушались приказа! Хотя… Сиврим не помнит, отдавал ли кто-нибудь такой приказ, всем, наверное, было не до того, и мальчишки спрятались в Полой Кости.

Он понимает их. Он бы и сам… что бы он делал, оказавшись на их месте? Просто наблюдал бы, как сражаются и гибнут те, с кем он жил в крепости, делил хлеб и воду, рискуя, ловил сетями кляксы радужных чернил?

Железных сапог истоптал я пять пар,

хэй, а, может, семь пар!

Коренья ел и под небом спал,

и всё мечтал однажды припасть

к её медовым губам.

Немудрящий мотив что-то перекраивает в нём, ломает.

— Держать строй! — рявкает Хродас, но Сиврим вместо того, чтобы отступить, атакует ближайшего бэр-маркада и, охваченный прозрачной, словно ледяной родник, яростью, с двух ударов уделывает его, гаррово отродье, уделывает легко и с удовольствием. Он врубается в скопище этих тварей, словно хлебнувший лишки лесоруб в молодой подлесок; слышно, как позади сквернословит Железнопалый и как Бйолтэйр с Росиндултом Юбочником, Одноухим Элом и Грэнтмаром Бубенцом прикрывают Сивриму спину. Так прикрывают, что жучиные клочья летят во все стороны.

Им даже удаётся оттеснить «скоморохов» к самому краю парапета.

Ненадолго.

По стене взбираются всё новые и новые твари — и в конце концов Сиврим даёт команду отступать. Не к лестницам — сейчас это граничит с самоубийством, — а на восток по стене.

К Полой Кости.

Впервые за ночь Сиврим оборачивается и внимательно смотрит на башню, которая в последние месяцы стала для него вторым домом.

На башню, из срезанной верхушки которой валит курчавый чёрный дым.

* * *

…Повезло: в какой-то момент «скоморохи» попросту перестали обращать на них внимание. Твари преследовали отступавших к баррикадам андэлни Хакилса, и та горстка бойцов, что осталась у Сиврима, их не интересовала.

— Спуститься во двор можно чуть дальше, рядом с Полой Костью, но толку от этого будет чуть, — подытожил Хродас. — Вопрос не в том, как нам присоединиться к Хакилсу или Рултарику… это уже незачем. У них теперь один путь: отойти к Дозорной. И нам бы тем же озаботиться… — Он заметил блеск в глазах Одноухого Эла и вскинул руку: — Я, мальчик, воинами разбрасываться не привык. Посмотри, сколько этих тварей там, внизу. Что мы сделаем, если пойдём на них в атаку? Убьём с десяток. Остальные всё равно прикончат воинов Хакилса и Рултарика, если, конечно, те не уберутся в Дозорную. А мы просто сдохнем ни за медяк.

— Не за медяк — за тех, кому дали клятву защищать!

Хродас, вопросительно вскинув левую бровь, посмотрел на Сиврима:

— Если кто-нибудь из моих парней осмеливается спорить или обсуждать приказы во время боя — получает зуботычину. А как у вас с этим, наместник?

— Бежим к Кости, — сказал Сиврим. — Все разговоры на потом.

«Бежим» — это он преувеличивал. Пошли быстрым шагом: Кнувтоурк Крючок хромал, Мохнатого Ивунка кое-как, прямо на ходу, перевязывали Рабивулв Запевала и Баривулв Запивала. Их взяли в кольцо, чтобы в случае чего защитить.

Чем дальше от Прибрежных ворот, тем меньше на стене было факелов и светильников. Ещё по прошлому разу знали, что бэр-маркады нападают в лоб, с фронтов обойти крепость в голову им не приходит; да Хакилс и не мог выставить заслон по всему периметру — не хватило бы воинов.

Отряд двигался быстро и молча, башня впереди была подсвечена на самой верхушке неестественно белым сиянием, стена утопала в колышущихся волнах тьмы. Вдруг из черноты справа вынырнули пять «скоморохов» и молча накинулись на андэлни.