— Ох, девчонки, какие вы сегодня шаловливые!
Речь наверняка шла о том же, что выпало и на мою долю, только парень, похоже, относился к этому процессу однозначно. То есть ничего против не имел, судя по довольной физиономии.
Незнакомец постоял еще с минуту, потом отлепился от двери и стек на пол, усаживаясь по-турецки и перекидывая из ладони в ладонь что-то вроде мяча.
Размером с апельсин, бугристый, темно-зеленого цвета… Где-то я это видел. Совсем недавно. А, вспомнил! Наросты на корнях. Попадались они мне нечасто, но примелькаться успели. Только зачем надо было тащить один из них с собой?
Ответ я получил очень скоро: когда парень распотрошил шкурку своего «мячика» и в душном воздухе разлился незнакомый, но явно съедобный аромат. Значит, здесь так питаются? Хорошо, возьмем на заметку. Но может, удастся узнать еще что-нибудь? Вроде сосед не выглядит ни букой, ни бякой.
Молодой, с лицом вполне человеческим. Легко бы сошел за моего одноклассника или постояльца одного из хостелов, раскиданных по подворотням в центре города. Если причесать, конечно. А то посмотришь на растрепанные волосы и поневоле задумаешься: горшок, под который его стригли, просто лопнул в процессе или все-таки взорвался?
Ну а для начала надо, наверное, поздороваться:
— Добрый день.
— По местному времени скорее вечер. И если мы здесь, какой он на фиг добрый?
— А где мы?
На меня посмотрели. Так, мельком.
Не понял вопроса? Попробую уточнить:
— Где мы находимся?
Парень впился зубами в принесенный овощ или фрукт, откусил, прожевал и только потом буркнул:
— Где нас найдут, там и найдемся.
М-да, доброжелательности — минимум. Но это, пожалуй, вполне нормально. Что ж, если поговорить не получится, то хоть знаю теперь, что не один застрял в очень странном месте, как говаривала Алиса. Жаль только, пояснительных записок вроде «съешь меня» нигде не видно.
А вкусно пахнет все же. И жрать начинает хотеться все сильнее.
Когда я последний раз ел? Мужик с осьминогом говорил что-то о двенадцати сутках, значит… Давненько, прямо скажем. Хотя оно и к лучшему, потому что от прикосновений шаловливых корней постоянно возникали отчаянные позывы к рвоте.
— Можешь не смотреть. Делиться не буду.
Мм? А, это он мне. Потому что пялюсь на его еду во все глаза.
— Извини.
Отвернусь, пожалуй. Разглядывать тут больше нечего, разве что прутья считать. А дышать снова становится трудновато, и если в ближайшее время сим-сим не откроется…
— Ты слишком сильно потеешь.
Открытие, можно подумать!
— Здесь душно. И жарко.
— Так задумано. Но это не повод поддаваться.
— Поддаваться?
— Ну можно хотя бы попробовать часть правил составить самому.
Он-то понимает, о чем говорит, а я? Какие еще правила? Мы что, с кем-то и во что-то играем?
— Нужно всего лишь взять себя в руки и вернуть контроль. Поначалу тут у всех расстроенные чувства, но это проходит.
Итак, предмет обсуждения — нечто само собой разумеющееся. Неужели опять тот пресловутый второй…
— В общем, просто взять и попробовать.
Охотно верю. Только ни черта не понимаю.
— А пот-то здесь при чем?
— Вкусный он. Трава по нему слюнями исходит, так зачем ее лишний раз баловать?
Трава? Может быть, корни? Значит, они питаются… скажем так, выделениями человеческого тела? Занятно.
— Пусть лучше голодает. Она когда голодная, дурынды кучу энергии не добирают.
— Дурынды?
Парень мотнул головой, отчего темные патлы растрепались еще больше:
— Ну друиды. Ботаники эти хреновы. У которых все построено на случке людей и растений.
Поэтому та толстуха вся цветочками была усыпана? Симбиоз, стало быть? Ладно, с ней понятно, а мужик? На нем никаких стебельков-веточек не было и в помине, только животина. Принадлежит к другой расе, что ли? А почему тогда они совместно со мной возились? Ох как все запутано…
— Варвары, одно слово.
Это если свысока смотреть. А если выражаться политкорректно — идут своим путем развития. Хотя приятного и достойного в том, чтобы служить пищей для плантации, конечно, мало.
— Не стоит им потакать.
Согласен. И если бы знал, как, наверное, даже попробовал бы навредить.
— А тебя уже хоть выжимай.
Что я могу поделать? Телу на моральные принципы наплевать: если душно — потеет.
— Не думай, выслужиться все равно не получится.
Решил, все это делаю нарочно? Вот дурак.
— Я не выслуживаюсь. Здесь жарко, и оно само собой получается.
— Жарко? Да не, вроде норма. Справиться можно.
— Как?!
Он посмотрел на меня. Очень долгим взглядом. Помолчал, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, потом заявил:
— С тобой что-то не в порядке. Контур не работает. Ты, часом, не стукался? Не расшибался?
Ага, так я и знал. Ларчик открывается очень просто.
— Нет у меня никакого контура. И не было никогда. Не дорос.
Глаза парня округлились:
— Так ты… Того?
— Чего?
— Из одноклеточных?
Наверное, не обязательно добиваться подробного объяснения: подтекст вполне понятен.
— Называй как хочешь.
Это даже не «животное», которым кидалась в мою сторону та белая мышь. Намного обиднее. У животного подразумевают хоть какие-то зачатки разума, а у амебы…
Вообще странно, что меня на базе хоть как-то воспринимали. Если я в их глазах — кто-то ниже плинтуса, задумки блондина не тянут даже на развлечение. Скорее все это — фарс. Глупый, пошлый и огорчительный.
— А как ты тогда сюда попал? Вы же не летаете. То есть вам же летать незачем вроде. А на друидов можно наткнуться только далеко от твердой земли.
О, это длинная и поучительная история, мой дорогой друг. Ее надлежало бы рассказывать у камина, долгими осенними вечерами, за рюмочкой-другой подогретого порто…
Тьфу.
— Так получилось.
Не думаю, что ему интересно знать мою версию. Сам нафантазирует, если захочет. Тем более, вряд ли та скудная информация, которой все-таки обладаю, подлежит разглашению в случайной компании. Я же, в конце концов, подписку давал. В смысле, принимал командование.
Парень явно собирался спросить еще что-то, может, по теме, может, просто так, но дверная створка поехала вверх, разевая пасть, и я снова вспомнил о собственном голоде.
— Человечий дух.
В этот раз не тень виднелась в соседней клетке, а вполне себе материальное существо. Человекообразное, но, мягко говоря, безобразное.
Если с лохматым парнем вполне можно было встретиться у нас «на районе», как любит говорить гопота, то мой второй коллега по плантации был похож на узника концлагеря.
Впалый во всех местах, состоящий словно из одних углов, длиннорукий и длинноногий, он сидел, скрутившись клубком и не отрывая от меня взгляда глубоко посаженных глаз. А еще время от времени скалился. Хотя, может, лично он считал, что улыбается?
— Человечий дух.
В этот раз, пробираясь между корней, я старался лишний раз не дергаться и уделял внимание поиску еды, а не похотливым прикосновениям, поэтому до конечной точки маршрута добрался уставшим, но не вымотанным.
Чистился плод, как апельсин, и внутри тоже оказался похож на что-то цитрусовое: сок брызнул во все стороны, когда я откусил кусочек.
Что можно сказать? Съедобно. Даже очень. По крайней мере, жидкости много, а значит, жажда мне не грозит. Надеюсь, и питательности будет достаточно. В конце концов, другими пайками тут, похоже, не снабжают, а тюремщики вряд ли заинтересованы в высоком уровне смертности заключенных. Если вспомнить слова бритоголового, то местных растениеводов прежде всего интересуют барыши, значит, все, кто здесь содержится, ждут, пока будут выкуплены.
— Человечий дух.
Вот ведь заладил! Хорошо хоть негромко: не помешает дремать. После сытного обеда, по закону Архимеда, и все такое.
Наверное, я всегда был лохом, еще с детства. Вот что мешало пойти по стопам родителей, тем более склонности были? А если бы и не хватило таланта, всегда смог бы добрать связями. Поступил бы на литературный, считал бы, сколько раз повторяется какое-нибудь слово в чьем-нибудь многотомном собрании сочинений, вел бы пространные исследования не пойми чего…
Нет, упрямился. Заваливал гуманитарные предметы назло непонятно кому. Неудивительно, что мама и папа быстро перестали видеть во мне продолжателя семейного ремесла, и мое существование занимало их постольку-поскольку. Мол, бегает по дому, и пусть бегает. Что было дальше? Добегался.
Он был уступкой обстоятельствам, тогдашний выбор профессии. Удачной, как тогда казалось. Мне предложили, а я и не сопротивлялся. Не мог больше. Истратил всю силу воли в юности, когда полагал, что многое могу решать сам. А в итоге вышло так, что с моими решениями никто и не думал считаться.
Но так стало проще, да. Главное, личной ответственности никакой. Тебе сказали, ты сделал. Не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит…
Блондин ведь этим меня подкупил. Ну и харизмой тоже. Вкрадчиво-улыбчивой. Кто ж мог знать, во что все выльется?
И главное, ничуточки не жалко. Я ведь ничего и никого не бросал. Шагнуть с крыши? Не вопрос! Все равно хоронило бы государство, а не родственники.
Хотя надежды были. На сказку. Всегда ведь хочется верить в чудеса, чтобы щука, золотая рыбка, серый волк и молодильные яблоки, а потом непременно Василиса Прекрасная или Марья Искусница. Вот Премудрых точно не надо, с ними только дуракам хорошо.
Почему-то думалось: если цивилизация развитая, то способна поднять до своего уровня кого угодно. А в действительности калькулятор не рассчитан на применение его неандертальцем. И понятно, что под такого, как я, никто высокие технологии никогда не адаптировал и адаптировать не собирается. Стараться ради единичного и крайне случайного случая? Ха!
Надо было сразу почувствовать подвох и не рассчитывать на многое. А теперь как-то обидно и досадно. Это словно собеседование, на котором ты из кожи вон лез, чтобы себя показать, и интервьюер тобой совершенно доволен, но вот незадача: на ту вакансию, что тебе мила, берут только пышнотелых блондинок. Или одноногих пиратов. Или…