А кстати. Лохматый говорил о безопасности. Мол, кругом заборы. Причин не доверять ему вроде бы нет, вон ни пальчика не отломал, когда усыпил, однако проверить не мешает. Даже если для этого придется углубляться в занавеси корней.
Они не холодные. Комнатной температуры. Но все равно их прикосновения заставляют вздрагивать. Одиночные. А вот там, где совсем густо, все ощущения сливаются вместе. Приятнее, конечно, вряд ли становится: вязнешь и путаешься, раздвигая нити, канаты и жгуты, пока не добираешься до…
И правда решетка. Не совсем такая, как в камере, но, пожалуй, сквозь нее тоже не просочиться. Ладушки, теперь можно совершенно спокойно идти дальше, любуясь местными красотами.
Ведь в самом деле красиво. Есть определенное очарование в беззвучно колышущихся разноцветных нитях. Эдакий сказочный заколдованный лес, в глубине которого вдруг может обнаружиться замок Спящей красавицы или избушка на курьих ножках. Причем второе было бы предпочтительнее: особа королевского рода обязательно потребует законного оформления отношений, а Баба-яга, как уверяет фольклор, вполне бескорыстно привечает добрых молодцев. Кормит, поит, спать укладывает. Скорее всего вместе с собой, о чем сказки, естественно, умалчивают, но если выбирать между озабоченными корнями и старой женщиной…
Хотя сейчас они какие-то вялые. В смысле, не пристают с обнимашками и целовашками, как в первый раз. Наелись мной, наверное. Если так, то это совершенно замечательно! Теперь и вовсе можно не волноваться ни о чем. Только жрать, спать и гулять, как завещал лохматый наследник Макаренко.
Хотя много брать еды не буду: на перекус, и все. Перспектива получить приход, конечно, заманчива, но хорошего — понемножку. Вот этот сорву, он аппетитный. И еще вон тот, с левой стороны, ближе к…
Было даже не больно, по крайней мере, в первые секунды. Но от искры, обжегшей мой бок, пал все-таки пошел. Наискосок, по нижним ребрам к животу.
Разглядеть когтистую руку я не успел, зато ясно видел оставленный ею след: три глубоких царапины, вспоровшие кожу. Три нити, на которых начали вспухать кровавые бусины.
Он дотянулся? Ну да, здесь же одиночная решетка, а я неосторожно приблизился. Буду иметь в виду в следующий раз.
Следующий?!
Осознание как всегда пришло много позже самого события: я качнулся назад, почти падая, и устоял на ногах только потому, что корни сжали меня в объятиях. Или правильнее сказать, спеленали?
А потом рука появилась вновь.
Она просунулась сквозь живую изгородь и зашарила в воздухе. В нескольких сантиметрах от моего кокона.
Когда я попытался шевельнуться, хватка корней стала только прочнее, и все, что оставалось, — смотреть, как когти тянутся и тянутся, теперь уже на уровне моей груди и, совершенно точно, приближаясь.
Он что, по запаху меня находит?
Рука замерла. Пощелкала пальцами и…
Рванулась вперед.
Я уже чувствовал когти вонзенными в грудь, но ожидания не оправдались. Потому что по пальцам людоеда стукнули. Жаль, не линейкой, что было бы, наверное, куда больнее. Правда, плетка корней тоже произвела эффект: было слышно, как он то ли выругался, то ли взвыл там, за забором. И, слава богу, убрал руку.
А в оранжерее тут же воцарился мир и покой. Прежний. За тем исключением, что меня из объятий не выпустили, а начали…
Ну да, передавать по цепочке.
Только витки одних корней ослабевали, их место занимали новые по ходу движения. Вот так, плавно, не позволяя сделать ни малейшего движения, меня и пронесли до самого выхода. А там осторожно сгрузили на пол, предоставляя сомнительную честь самому войти в камеру. Что я и сделал на совершенно негнущихся ногах.
Конечно, ни одного фрукта в моих пальцах не удержалось, но даже если бы случилось иначе, если бы мне удалось счастливо докушаться до глюков, три зализанные царапины на боку все равно не исчезли бы. Никуда.
— Это что, из-за меня? — спросил лохматый, кивком указывая на мой разодранный бок. — Тогда извини.
Думает, поцарапался о решетку, когда просыпался? Хотел бы я рассказать… Но после такого вывода уж точно не буду.
Правда, и раньше не собирался. Наверное, потому, что было во всей этой чехарде что-то сугубо личное. Интимное даже. Что-то не предназначенное ни для чужих глаз, ни для чужих ушей. Ну а раз уж сосед первым делом увидел причину происшествия в своих действиях, пусть и продолжает считать, как посчитал.
— Да ерунда. До свадьбы заживет.
— Планируешь? И скоро?
О чем он? Тьфу ты, черт! Опять забыл о контроле над словами. Может, стоит и вовсе перестать обращать внимание? Хотя досадно, конечно. Как же это, оказывается, хорошо и уютно — говорить с кем-то на одном языке…
— А невеста в курсе? — Судя по жесту парня, он имел в виду мое нынешнее положение.
— Нет.
— Не хотел расстраивать? Зря. Так скорее бы все вышло. Кто-кто, а женщина всех на уши поставит, только бы жениха вернуть.
— Нет у меня никакой невесты.
— А чего тогда про свадьбу говорил?
Глухой со слепым. Как обычно. Хоть вообще рта не раскрывай.
— Присказка такая. Означает, что дело — поправимое.
Кажется, объяснение ситуацию не улучшило: лохматый уставился на меня теперь уже откровенно непонимающим взглядом.
— Не важно. Это просто слова. Мусор. Белый шум.
— И вы все так… мусорите?
Мы? А, в смысле, одноклеточные?
— Ага.
Теперь в его взгляд добавилось что-то вроде сочувствия.
Вот только жалеть меня не надо, ясно? Я уже хорошо понял, что недоразвитый и не вписывающийся, спасибо. Да если бы заранее про эти ваши фишки знал, хрена с два бы с вами связался.
— А понимаете друг друга?
Любопытный он какой-то стал. Напрягающий. С другой стороны, тоскливо, когда не с кем и словом перемолвиться.
— Когда как.
— Зачем же тогда…
Громоздим фразы? Привычка, наверное. Природная. Хотя, если вспомнить Серегу… М-да.
— Иначе не умеем. Не научились еще.
— А.
Переходим на односложные ответы? Плохо. Мне сейчас информация нужна подробная. Обильная даже.
— Скажи, корни эти… да вся оранжерея — что она вообще такое?
— Источник.
— Источник чего?
— Всего, — пожал плечами лохматый.
— И как он работает?
— Да кто ж знает? Это главная государственная тайна дурынд.
— Тайна? В которую пускают всех подряд?
— Почему это пускают?
— Сам посуди. Ты, к примеру. Я. Еще люди там, дальше. Все, кого поймали. Если оранжерея — часть чего-то секретного, зачем нас туда пихают? Неужели не боятся, что кто-нибудь возьмет и…
— Украдет чертежи?
— Типа того.
Парень расхохотался. Звонко и весело.
— Ну ты придумал!
— Скажешь, такого не может случиться?
— Почему? Есть много, друг Горацио, на свете…
— А чего смеешься?
— Если бы можно было проделать то, о чем ты сказал, это давным-давно бы произошло. И дурынды не наводили бы сейчас ужас на свободные колонии. Не все так просто, в общем.
— А как?
Лохматый устало потер лоб над переносицей:
— Вот мы с тобой можем разговаривать. И еще с кучей разного народа. А с травой — нет. Она сама по себе. Если кого и привечает, то только своих. Отпочковавшихся.
— Хочешь сказать…
— Ну да. Они тоже травяные. Может, наполовину, может, на треть. Плоть от плоти. Говорят, когда-то, на заре времен, между ними не было такой связи. Потом появилась, когда начали искать убежище и защиту в джунглях. А теперь дурынды и их сады — не разлей вода, как говорится.
Значит, та женщина-клумба и в самом деле — клумба? Настоящая? Ничего себе! То-то мне чудилось, что за ней все время тянутся какие-то стебли. А вот мужик был вполне самодостаточен в этом смысле. Если не считать осьминога.
— А корсары их? Тоже дети местной кукурузы?
— Нет, конечно. Иначе не смогли бы таскать все, что плохо лежит. В корсары нанимаются. Если есть желание или нет другого выбора.
Сложная у них система получается. Но, видимо, работающая, раз живет и здравствует. И теперь поведение корней становится если не понятным, то хотя бы объяснимым.
Они не просто живые. Они — разумные.
Может, были таковыми изначально. Может, заполучили зачатки разума, когда начали телесно объединяться с будущими друидами. Главное, результат налицо: действуют согласованно и целенаправленно. И от этого, кстати, только страшнее снова переступать порог оранжереи.
А придется. Прямо как с корсарами: и желание кушать присутствует, и альтернативы нет. Но теперь-то я ученый. Ни шага в сторону людоеда. Даже сдвинусь правее центра, чтобы уж наверняка. Пусть руки тянет, пока не надоест.
Значит, вы — мыслящие?
Толстые, тонкие, голые и пушистые, вы не просто болтаетесь в воздухе. Вы тянетесь ко мне. Тычетесь в подставленные ладони. Скользите по плечам. Поглаживаете спину.
Всего лишь питаетесь? Пусть так. Но почему все происходящее куда больше похоже на какой-то ритуал, чем на плановую сельскохозяйственную операцию? Или мне просто отчаянно хочется праздника?
Ну да, до чертиков. Прозябать можно где угодно. Но куда как эпичнее делать это в космосе, среди всяких непоняток и странностей. Я ведь потому и пошел за блондином. Чтобы было что вспоминать на склоне лет. Не тупые физиономии домовладельцев и подсобных рабочих, а…
Звук, раздавшийся слева и чуть впереди, не походил на все ранее слышанные мной в пределах оранжереи. Металлический. Равномерный. Как будто что-то тянули или сдвигали. Всего несколько секунд. Но наступившая после тишина длилась еще меньше.
— Кушать.
Это больше не звучало ни вопросом, ни просьбой. Исключительно утверждением, уверенным и непоколебимым.
Он стоял шагах в десяти от меня. Целиком, во всей имеющейся плоти. Невесть как оказавшийся в моем загоне. Должно быть, кто-то сдвинул решетку и… Выпустил зверя.
— Кушать.
Зубы у него выглядели омерзительно, особенно в подобии улыбки. А вся фигура, которую я теперь мог рассмотреть подробно, подтверждала: у тебя, Стасик, нет ни единого шанса на побег.