– Да причем тут… Театр марионеток этот откуда? Раньше ведь ничего такого не было.
– И эгоцентриком тоже неплохо быть.
– Варс, я серьезно.
– Я вроде тоже.
Он всегда и все переводит на личности. Вернее, на личность. И даже если согласиться, что половина проблемы возникает по моей вине…
– Что они вытворяют?
– То, о чем ты их попросил. О, простите, оговорился! То, что вы приказали, господин комендант.
– Я всего лишь хотел увидеть жизнь. Вашу. Обычную. Без должностных инструкций. А мне показывают какой-то настольный хоккей.
– За что боролся, на то и…
– Варс!
– Это жизнь и есть. Обычная. Ну, учитывая обстоятельства. Тебя бы в какой-нибудь столичный театр привести, вот была бы потеха!
Он что, тоже просьб теперь не понимает? Разучился?
– Варс.
– Чегось?
– Почему все эти люди перемещаются по свободному пространству как по лабиринту?
Наверное, мне удалось-таки взять или суровый, или просто вконец отчаявшийся тон, потому что Вася наконец сменил гнев на милость и пояснил:
– Так фонит же.
– Фонит?
– Поле. Сигналы, конечно, слаботочные, но если собрать вместе больше трех источников, начинается цепной резонанс и…
– А по-человечески?
Он вздохнул.
– Есть несколько слоев. Внешний– для общих коммуникаций. Внутренний– для себя любимого. То, что между, работает по необходимости, или на туда, или на сюда. Наружу периметр можно расширяется сколько угодно, без проблем, а вот внутрь сжимается не особо. У каждого он, конечно, свой, но в общем случае– расстояние вытянутой руки. И пока чужое поле находится дальше хоть на волосок, все в порядке.
– А если приблизится?
– Тогда возможны варианты.
– Какие?
– Головная боль. Тошнота. Рвота. Судороги. И так далее, со всеми остановками.
– Хочешь сказать…
– У вас такого разве не было?
– Чего?
– Чтобы неприятно становилось, когда кто-то слишком близко оказывается?
– Ну… Иногда.
– Потом будет заметнее. В следующем поколении или через одно.
– Это из-за контура?
– Агась.
– И оно всегда так?
– В смысле?
– Каждое мгновение? И нужно постоянно соблюдать дистанцию?
– Ничего сложного. Оно ж на автомате делается.
Нет, не люди они вовсе. Микроволновки. Точнее, радиотелефоны. Бытовая техника с плохим экранированием. Сборочного цеха только единого нет, судя по всему. Или все-таки есть?
– Но как вы тогда вообще…
– Спариваемся?– хихикнул Вася.– Да получается как-то, время от времени. Сами удивляемся.
Наверное, кто-то из партнеров терпит другого. А может, оба, что было бы, конечно, честнее. Но одно дело– продолжение рода, для него пары контактов хватит, а у них же, насколько понимаю, и семьи имеются. Живут вместе, то есть. Годами. Неужели вот так же шугаясь друг друга по всему дому?
– И оно никогда не проходит?
– Что?
– Это… Неприятное. Когда кто-то рядом, ближе, чем надо.
– Привыкаешь.
– И больше никак?
– Да больше ничего вроде и не надо. Или ты сейчас о чем-то другом говоришь?
Я бы сказал, если бы мысли так не путались.
Поля, волны, диффузия, интерференция. Логично. Разумно. Но должно ведь быть что-то ещё, правильно? Чувства. Взаимность. Взаимодополняемость. Хотя бы на физическом уровне. То есть, на электромагнитном.
– А так, чтобы… ну… когда вторая половинка или вроде того?
Кажется, Вася устало потер переносицу.
– Чтобы как шестеренки зацеплялись?
– Ну да. Например.
– И чтобы раз и на всю жизнь?
– Разве это плохо?
– Это утомительно.
– Но…
– Нет у нас таких ограничений, Лерыч. В прошлых жизнях разве что, немного похожее наблюдалось. Давным-давно. А потом все выправилось и нормализовалось.
– То есть, никакой любви?
Он вздохнул так тяжело, что я невольно почувствовал себя виноватым.
– Любовь никуда не делась. Только она теперь больше тут обретается,– мне постучали пальцем по затылку.
– Любите только умом, что ли? А как же…
– Химия, гормоны и остальное?
– Ага.
– Ты реально считаешь, что мозг тут ни причем?
Чисто с точки зрения физиологии, наверное, он все правильно говорит. В конце концов, другого органа управления нету. Потому что и этот их второй контур тоже часть нервной системы. И в каком-то смысле я посредством медузок ведь тоже…
Черт.
Черт-черт-черт.
Это, конечно, не более, чем прототип, но все же. Более развитое и совершенное состояние вполне могу представить. Особенно учитывая, что их память хранит в себе не просто образы, а ещё и все тактико-технические характеристики, то есть, модель при необходимости строится идеальная. Самая точная копия из всех возможных. А уж ощущения…
Если даже моё примитивное устройство справляется на ура, что же чувствуют они?
– Ты бы уже отвисал, Лерыч, в самом деле.
– Зачем?
– Затем, что представление начинается.
Часть 6
Да оно мне и раньше нужно не было, а уж после только что увиденного балета и вовсе потеряло актуальность. Только если ради проформы посмотреть. Расширения кругозора, ага, хотя дальше, пожалуй, уже не надо: имеющегося за глаза и за уши хватит.
Ну зато теперь стало понятно, почему команда вечно группируется одним и тем же образом, когда собирается вместе. Я-то думал, что этого требуют инструкция, устав и регламент, а на деле все оказалось гораздо проще. Одна и только природа. Человеческая. Но возникает другой вопрос.
А как со мной-то все происходит?
Вроде бы адъютант не ходила рядом только слева или только справа. Даже приближалась, что называется, вплотную, телом к телу. Ей тогда было неприятно? Или даже больно?
Ещё мышку можно вспомнить, которая дистанцию тоже не слишком держала, особенно наедине. Что она чувствовала в тот момент? Если тоже боль, то…
– Варс.
– Может, отложим пока нашу викторину?
– Это важно.
– Так, что подождать не получится?
– Да.
– Эх… Ну давай, только быстро.
– У меня же нет такого поля, как у вас, да?
– Риторические вопросы лучше задавать себе самому.
– Я серьезно. Поля нет, так? Значит, вы можете приближаться ко мне безо всяких ощущений? В смысле, голова не болит и все такое?
– Ощущения есть.
– И какие?
– Удивительные,– огрызнулся Вася.– Лерыч, имей хоть немного уважения, а? Люди же стараются, если ты не заметил.
Это точно. И зрители, и актеры. Первые заняли места в выстроенном амфитеатре, вторые начали выдвигаться в его центр. По очереди.
Можно было бы приравнять происходящее к пантомиме, потому что не было слышно ни единого звука и с той, и с другой стороны, но полноте картины не доставало зрительных образов. Никаких ярких костюмов, наоборот, какие-то невнятные трико, хорошо ещё, не телесного цвета, а просто серые. Никакого грима и причесок: в чем прибыли на базу, в том и остались. И конечно, та же неподвижная сосредоточенность лиц, что и у зрителей.
Я честно попробовал глянуть на все это, что называется, другим глазком. Ситуация нисколько не прояснилась. Возможно, помогла бы таблица цветовой кодировки, но мне её никто предоставлять не собирался. А просто смотреть на движение радужных облаков было ещё менее интересно, чем наблюдать за…
– Что он вообще делает?
Первый из артистов изображал по центру амфитеатра физзарядку. Причем не бодрую производственную гимнастику, а нечто похожее на у-шу, которым занимаются в садах и скверах жители Поднебесной. Только ещё более медленное и плавное.
Понятно, что так двигаться тоже под силу не каждому, но брать деньги за просмотр этого черепашьего шага? Бред какой-то.
– Делает неплохо, кстати.
– Но что?
– Превозмогает.
– Э…
– А, ну да, ты же не в курсе.
И знакомы мы, видимо, первый день, если он все время забывает о моей неосведомленности насчет местных реалий.
– Выходит за пределы своих врожденных возможностей.
– И это достойно восхищения?
– Ещё какого.
Да неужели? Тогда мне лучше наших акробатов не вспоминать. И жонглеров тоже. Иначе мозг совсем порвет.
– Если коротенечко, то у каждого из нас своя специализация. Генетически заложенная. И изменить её нельзя. Как говорится, на роду написано. И в этой самой специализации мы можем достичь больших высот. Если постараемся.
– Всего одна?
– Ты даже не представляешь, Лерыч, как её может быть много. Аж не снести.
– И ничем другим вы заниматься не можете?
– Можем. Только в этом не будет толка. Да и зачем лезть в сферу, где ты всегда будешь оставаться последним номером, если в своей уже гарантированно имеешь достойное место?
И впрямь, зачем? Так ведь спокойнее.
– Но они же лезут.
– Это не запрещено.
– А в чем смысл? Ты же сам сказал, что у них все равно никогда не получится так же, как у других. Которые прирожденные.
Тем временем к парню на арене присоединился ещё один, и началось что-то вроде бального танца, только не парного, а наоборот. Хотя двигались они, явно учитывая присутствие друг друга.
– Это тоже неплохо,– подтвердил Вася, с минуту понаблюдав за танцорами.– И есть, куда расти.
Да чему там расти? Они же как сонные мухи ползают. Вот если бы их на ускоренную перемотку поставить, тогда бы…
Тогда бы получилось очень похоже на представление с Васиным участием. Да, то самое, в аукционном доме.
– Они что, дерутся?
– Агась.
Ему же должно быть смешно и жалко смотреть на их потуги. У нас любой профессионал уж точно лопнул бы от смеха, глядя, как его достижения пытается повторить кто-то безрукий и безголовый. Эти же артисты получается, все равно, что инвалиды. Ну хорошо, пусть будет без улыбок. Тем более, лично мне от такого зрелища почему-то почти грустно.
– А вот она…
– Спасибо, это я знаю.
Женщина с длинными волосами. Просто длинными, не такими, как у знакомой мне Горгоны. И шевеление локонами– не сильнее, чем от сквозняка. Хотя если вспомнить, что сам я вообще не способен двигать ни волоском, пожалуй, можно совершенно искренне восхититься.