Комендантский год — страница 64 из 69

Все, заработало! Зашуршало, повторяясь эхом в каждой переборке. Теперь ни одной запертой двери на базе нет, ни внутри, ни снаружи. И все флаги в гости будут к нам. Если пожелают. А мавр сделал свое дело и может уходить. Или может остаться на месте, прятаться ведь все равно бессмысленно, когда все распахнуто настежь.

– Неправильно. Совсем неправильно.

Я открыл глаза быстрее, чем сообразил, что могу горько об этом пожалеть. А секундой спустя понял, что зажмуриться обратно уже не получится. Никакими силами.

Она стояла у предыдущей переборки, ровно через одну коридорную секцию от меня, и опознанию поддавалась только по своим габаритам, потому что все остальное…

То, что медузки превратили для моего успокоения в округлые формы, на самом деле было наплывами кожи, этакими жировыми складками, словно стекающими по тонкокостному скелету, и полупрозрачная хламида почти ничего из этого не скрывала. А при малейшем движении все начинало колыхаться, почти ощутимо и почему-то влажно хлюпая.

– Быть один. Закрыться. Затаиться.

Лица, как такового, тоже не виднелось. Человеческого. Вместо него в тех же кожаных складках, только в районе черепа, мелькали темные бусины, кажется, не меньше пяти над каждой скулой. Но отвратительнее всего выглядел рот, округлое безгубое отверстие, непрерывно сжимающееся и разжимающееся, выталкивая наружу…

Значит, оно все же было пузырем. В своем роде. Только не мыльным, а слюнным.

– Бежать. Прятаться.

Бесплатный совет? Спасибо, я как-нибудь сам, своим умом обойдусь.

– Бежать.

О, теперь звучит уже, как предложение. Наверное, со мной хотят поиграть напоследок. Аппетит нагулять надо, а иначе, чем гоняясь за обреченной добычей, этого не сделать? Нет уж, обойдется. Судя по тому, как эта тварь легко перепрыгивает с плитки на плитку, минуя целые витки коридора, если бы я и убежал, то не дальше дверного проема. А раз уж отступление невозможно…

Моя палка-ковырялка, которая вовсе и не палка, как выяснилось, вроде способна давать отпор нападающим, но вот только с какой дистанции? Жорика тогда дернуло током шагов с двух, не больше. И петухов разнимать пришлось, подойдя вплотную. А приблизится ли охотница на нужное расстояние? Уверенности нет. Тем более, она не торопится: делает паузу после каждого прыжка и усиленно двигает челюстями, от чего слюны повисает на складчатых брылях все больше и больше.

Нет, не будет она в контакт входить, а плюнет издалека. Что случится потом? Искренне надеюсь, что мне будет уже все равно. Но если все же получится дотянуться, мало этой твари точно не покажется.

– Бежать!

Ещё и злится, когда что-то не по ней? Это хорошо. Может, потеряет бдительность хоть чуть-чуть, тут я её и…

– Тоже мне, фитнес-инструкторша нашлась! Срам и только.

То, что голос звучал откуда-то из-за моей спины, удивления не вызывало. Но то, кому он принадлежал…

– Стоять!

– А упасть и отжаться не надо?

Эти интонации невозможно забыть, если хотя бы один раз услышал. Вроде бы и совершенно девчоночьи, задиристые, но Васино упоминание о солидном возрасте тут как тут, а значит, поневоле находишь в Няшином голосе что-то куда более серьезное, чем юношеский задор. И очень опасное.

– Так вот значит, какой заказ ты у меня увела из-под носа? А что, я даже рада. Уж больно гнилой он был с самого начала.

– Стоять!

– Да застоялась уж, пора б поразмяться… Но поперед батьки не полезу, не то, что некоторые. Потому как у него на тебя наверняка свои планы имеются и…

– Нет никаких планов.

Она хищно хмыкнула, уже практически мне на ухо.

– Ну, раз нету…

Я не буду на это смотреть. И нет, вовсе не потому, что зрелище обещает быть кровавым или просто мерзким.

Я не хочу увидеть, как Няша выглядит на самом деле, а значит, пора возвращаться в дымный кокон. Но сначала, конечно, подтвердить, а то вдруг передумает?

– Она вся твоя.

* * *

Звуков не было. По крайней мере, различимых и поддающихся хоть какой-то интерпретации, монотонный "белый шум" не в счет. Да и его почти не было слышно: так, что-то на пределе восприятия, как будто уши заложило в скоростном лифте. Поэтому голос Няши, вернувшейся со своей охоты, прозвенел почти оглушающе:

– Тук-тук-тук! Обслуживание номеров!

А потом в дыму показалась её ладошка.

Нескольких взмахов явно оказалось недостаточно, чтобы разогнать окружившую меня пелену, но и получившихся разрывов хватало для ориентации в пространстве. В моем личном и насквозь виртуальном.

– А ты талантливый, если по твою душу послали сирену,– задумчиво констатировала Няша, катая во рту…

Оно могло быть леденцом на палочке. Хотя если судить по тому, с каким хрустом в него врезались острые зубы, происхождение "лакомства" не вызывало сомнений. Косточка это. С хрящиком. Отломанная от.

– Сирена?

– Умгум.

– Такая… страшная?

– Да не особо. Ежели умеючи подойти… Но ты же не об этом?

Полагаться на школьную память целиком и полностью было бы опрометчивым поступком, особенно на легенды и мифы древней Греции, заслушанные в адаптированном варианте, но вопросы возникали, ага. Правда, не по существу: раз выбрано именно это слово для обозначения противника, все, что нужно знать, уже находится в нем. А внешний вид… Как говорится, с лица воду не пить.

Одно следует из другого, причем совершенно естественно. Они же могут произвольно менять видимую картинку, значит, визуальные достоинства и недостатки не имеют особого значения. Вот только хорошо бы заранее узнать, в чем состоит исключение из конкретно этого правила.

– Спасибо.

– За что?

– За… неё. То есть, за то, что её больше нет.

– Да ну, это не в счет. В смысле благодарности. Дело чести оплате не подлежит.

Я могу спросить. Могу даже расспросить. Засыпать её вопросами по самую рыжую макушку. Но зачем, если и так все понятно? Почти все.

– Личный враг?

– Дня три как.

– Из-за заказа?

– Из-за породы.

Няша покрутила в пальцах начисто обглоданную косточку, смерила взглядом, оценивая результат, и спрятала трофей в карман. Накладной. Один из многих, превративших её хлипкую фигурку в подобие ананаса.

– Память предков, будь она неладна. Зов крови.

– Вы с ней… твои родичи с её родичами враждовали?

– Приходилось. Кормовая-то база одна, как-никак. Только нас временем и усилиями инквизиторов научили контролировать чувство голода, а эти… Самость у них такая. Гордятся своим животизмом. Культивируют.

– И их все равно принимают в обществе? Даже зная подробности?

– Они же сирены. Для них прикинуться кем угодно– плевое дело. А чаще всего вообще ветошь из себя строят: мимо пройдешь и не заметишь. Пока не станет слишком поздно.

Так вот почему Вася слегка растерялся, когда я спросил о "помощнице" фокусника. Он её попросту не видел.

– И нет никаких, эээ, средств обнаружения? На всякий случай?

– Случаев нет,– пояснила Няша, облизывая пальцы.– Тихие они обычно. И жрут консервы. Но когда дорываются до свежего мяса, тогда конечно. Звереют.

Тихие убийцы, прячущиеся под маской кого или чего угодно? Брр.

– А заказчик знал, с кем имеет дело? Понимал, чем все закончится?

– Стопудово. Хотя это-то и странно.

– Что именно?

– Физическая ликвидация, как условие.

– Почему странно? У нас даже поговорка такая есть: нет человека– нет проблемы.

– Правильная поговорка, кстати.

– Значит…

Она снова помахала ладонью, закручивая клочки дыма маленькими вихрями.

– Проблема должна оставаться.

– Не понял.

– Чего? Это ж элементарно! Пока субъект в наличии, есть связи, которые приходится поддерживать. Заниматься с людьми надо, проще говоря. Тратить кучу времени и нервов. А если угробил кого-то раз и навсегда, ничего, кроме облегчения не остается. Живую силу противника надлежит выводить из строя, усек? Чтобы она, бессмысленная и бесполезная, путалась в ногах, чем дольше, тем лучше.

Интересный подход. Но для его успешной работы обязательно надо…

– Если что-то становится балластом, почему его не выбрасывают?

На меня посмотрели очень круглыми глазами.

– Нет, серьезно? От обузы же принято избавляться?

– А значит, нам нужна одна победа?– осторожно напела Няша, слегка не попадая в мелодию.

Ну да. И за ценой мы не постоим. Что тут плохого? Если она действительно одна на всех, иначе ведь и не получится, да?

– Сурово.

– М?

– А остальные? Что они будут думать, видя, как пускают в расход больных и раненых? Как они будут выполнять приказы, зная, чем все закончится?

А и правда? Достаточно ли утешения в том, что твоя семья, да и просто где-то там какие-то мирные люди будут продолжать жить мирно, только уже без тебя?

Не знаю, кому как, а мне– вполне. Может, и глупо жертвовать жизнями, потому что это последнее средство, невосполнимый ресурс, к тому же повисающий тяжким грузом на плечах оставшихся в живых, но…

Так лучше, чем от водки и от простуд.

– И вы в самом деле так воюете?

– Как?

По-рыцарски, лучшего слова, пожалуй, не подобрать.

– Благородно. С заботой о ближних своих.

Няша прыснула:

– О каких ближних? О солдатиках оловянных?

Солдатики. Как у Дарьи. Которые не более чем куклы, отлитые по одной форме. Но с другой стороны, если они повторяют все в точности за своим командиром, то первым жертву всегда приносит именно он. Лично. Отрывая от себя часть за частью.

Красиво обошли проблему, ничего не скажешь. Хотя жертвенности, конечно, меньше не стало. Не представляю, как вот так, раз за разом, терять своих подручных, пусть даже они не более, чем твоё повторение. Много проще, когда у каждого из подчиненных свой собственный разум, своя воля и право выбирать свою судьбу. Но когда все это есть, а они, тем не менее…

Нет, не понимаю.

– О чем задумался, детина?

О солдатиках.

Черт!

– Только она здесь была убийцей? Скажи, что да!