— Почему вы вмешались? Ведь этот человек мог и вас убить.
— Затрудняюсь ответить, Алексей Алексеевич… — незнакомка слабо улыбнулась. — Наверное, это был порыв сердца. Вы славная пара и дети у вас славные. Было бы преступно позволить негодяю лишить их отца. Пускай, даже приемного. Извините, я многое про вас знаю. Но хватит разговоров, позвольте поинтересоваться, как вы собираетесь поступить со мной?
Ее лицо закаменело.
Лекса приметил, что левую руку хозяйка держит под одеялом, а в руке, скорей всего оружие, но не выдал себя и пожал плечами:
— Как? В любом случае, выдавать мы вас не собираемся. Живите и радуйтесь жизни. И… спасибо…
Гуля быстро кивнула.
— Спасибо вам!
— Несмотря на то, что вы не знаете, кто я? — удивленно спросила незнакомка. — А если я преступница или, хуже того, угнетательница трудового народа? Ваш ответ очень важен для меня.
Пока Алексей собирался с мыслями, Гуля ответила первой.
— Несмотря ни на что! — коротко и сердито бросила она. — Успокойтесь, Анастасия. Мы не собираемся никому раскрывать вашу настоящую личность. Если вас тяготит наше присутствие, завтра мы уедем.
— И уберите руку от пистолета, — добавил Алексей. — Не хватало, чтобы вы себя или кого-нибудь другого случайно поранили.
— Простите… — искренне смутилась женщина. — Я не собралась причинять вам вреда, ни в коем случае, не собралась. Просто… просто я не хочу еще раз попасть в руки…
Она замолчала, по ее лицу пробежала болезненная гримаса, словно воспоминания доставляли физическую боль.
— Мы пойдем, — Гуля взяла Лексу за руку. — Отдыхайте, а вечером я приду посмотреть рану… — и потащила мужа из избы.
Уже в домике, она зло сказала.
— Почему так? Объясни мне, Лекса! Революции должны приносить благо, но вместе с благом, они приносят очень много зла и крови!
Алексей прижал жену к себе.
— Так всегда происходит, Ежик. Без крови никогда не обходится. Никогда и нигде. Вспомни французскую революцию. Тысячи лет меньшинство угнетало подавляющее большинство. А потом это большинство отплатило меньшеству той же монетой за вековое угнетение. Жестоко, несправедливо, не все «угнетатели» являютса, собственно, угнетателями, но спорить не буду, потому что это естественный ход событий. Если ты о нашей хозяйке… то… мы не знаем, кто она, а значит, судить никого не можем. Ни ее, ни тех, кто причинил ей страдания. Возможно, ее муж или другой родственник расстреливал рабочих? Или она сама хлестала горничную по щекам за то, что та не вовремя вынесла ночной горшок? Или еще чего хуже. И вообще…
— Кто она, как ты думаешь? — Гуля положила голову на плечо Алексею. — Интересно же…
— А мне не очень, — буркнул Лекса. — Даже совсем не интересно. Да не смотри на меня так. Ну… скорее всего, она дворянка, возможно очень знатная. Внешность и манеры намекают. Возраст… ну…
Алексей запнулся, настоящий возраст псевдобабушки он так и не распознал.
— Сорок, сорок пять, где-то, — подсказала Гуля. — Давай дальше, интересно рассказываешь.
Лешка скорчил ей рожицу и продолжил.
— Сбежать из страны не успела или не захотела. Попала под… под горячую руку, словом, хлебнула горя, чудом уцелела и решила спрятаться таким образом. Повторюсь, мы не знаем, что ее заставило так спрятаться. Люди, очень часто склонны все преувеличивать. Возможно и повода у нее не было. Но, надо сказать, актриса она замечательная, хотя проявила непростительную слабость, наделала ошибок. А нам, теперь, придется как можно быстрей уехать и забыть о ней навсегда.
— Почему? — возмутилась Гуля.
— Потому, — сурово отрезал Лекса. — Теперь допусти, что она была в свое время графиней или княгиней, скажем, фрейлиной последней русской императрицы. Знаешь, как будет звучать эта история в официальных документах следственных органов? Не знаешь? Я подскажу. Турчин Алексей Алексеевич с супругой Турчиной Гульнарой Львовной, поддерживали дружеские отношения с оной преступницей и вступили с ней в преступный сговор с целью скрыть от власти ее истинную личность и так далее и тому подобное. Весело звучит? Что с нами после этого станет рассказывать? Так вот, не следует задавать лишних вопросов. Просто поверь мне.
— Но! — возмутилась Гуля. — Мы ничего плохого не сделали.
— Ни каких «но»! — Лешка подпустил в голос строгости. — Не о себе, так о детях подумай. Поняла? Ежик, повтори!
— Хорошо, хорошо… — Гуля стукнула Лексу кулачком. — Сейчас еще укушу, вредина! Но, мне, все равно, ее очень жалко. Жалко и все!
— Жалко у пчелки. Тащи бумагу, будем писать объяснительные. И еще один лист, я рапорт сразу напишу.
Через пару часов на запряженной хромой кобылой двуколке приехали два милиционера со станции.
— О! Мертвяк! — почему-то обрадовался один из них, коротышка с огромными усищами. — Это вы его, товарищ… эээ… — он запнулся, уставившись на ордена.
Второй, совсем еще пацан, вытянулся в струнку и бросил руку к шлему.
— Это я, да… — Алексей представился и коротко описал случившееся.
— Так это этот!!! — ахнул молодой. — Мне сразу его рожа не понравилась. Саныч, помнишь, дня три назад задерживали на станции⁈ С ним еще хромой был, тоже нерусь!
У Алексея по спине пробежал холодок. Этот непонятный «хромой», мог в этот самый момент сидеть в кустах.
— Хромой? Горб у него был?
— Не, не было горба. Просто ногу подволакивал чутка. — Саныч склонился над трупом, повертел ему голову и солидно покивал:
— Он самый. Как же его… Запамятовал. Рустамов? Русланов? Не, вылетело из головы. Надо глянуть в отделении, опрашивали его, объяснительную заполняли, там и фамилие евойное. Да при нем документ еще был. Не замечали при нем документа? Нет? Плохо. А второго, случаем, вы не того? — он оглянулся, словно искал второй труп.
— Нет, не того, — Алексей разозлился. — Но не сомневаюсь, что второй его сообщник. Делайте свое дело, а я доложу по своей инстанции.
— Ну… — усач почесал затылок. — А это, канешно, канешно… но надо бы нам… того… объяснение взять с вас, в письменном виде. Только, того… писать не на чем. И нечем…
— Я все уже написал, — Алексей передал милиционеру объяснительные. — Это от меня, а это от жены. Еще вопросы есть?
— Никак нет, товарищ командир эскадрона!!! — звонко отрапортовал усач и толкнул локтем напарника. — Чего валандаешься, давай грузить мертвяка. За ноги бери…
Труп общими усилиями погрузили на двуколку, после чего милиционеры укатили. Обходить дома и опрашивать свидетелей они даже не собирались. И про револьвер убийцы забыли.
Лекса сначала ругнулся, а потом облегченно вздохнул — в современности так просто от милиции отделаться не удалось бы.
Сразу после отъезда представителей власти Лешка велел своим запереться в избе, а сам метнулся в школу и доложил о случившемся начальнику.
Павлов разволновался, пообещал поднять на уши всех кого можно и уже было собрался выставить вокруг дома Алексея вооруженный караул, но Лешка поспешно отказался из-за ситуации с хозяйкой и вернулся домой. А после того, как дети начали бунтовать из-за вынужденного затворничества, выгнал их на улицу, расспрашивать друзей и подружек, насчет возможного второго убийцы.
А сам, в который раз, начал размышлять о случившемся. Ни о чем другом он сейчас думать просто не мог. Неожиданно обнаружившаяся под личиной бабки Матрены непонятная Анастасия могла стоить жизни всей семье. Жесткое время, жестокие решения. А потом винить можно разве только себя. Не додумал, сунулся куда не следовало, не доложил вовремя — сам виноват.
А прежние власти…
Лекса прекрасно знал, что дворянское сословие после революции, мягко говоря, не жаловали, но не акцентировал на этом свое внимание. Его отношение ко всему этому хорошо выражал куплет из известной песни: «нас никто не жалел и мы никого не жалели».
— Ты специально прогнал детей? — Гуля кокетливым движением поправила прядь волос.
— Что? — Лекса вынырнул из мыслей и недоуменно посмотрел на жену. — Специально? Кого?
— Что-то мне кажется, что ты меня совсем не любишь, — горько вздохнула Гуля, аккуратно примостилась на колени к мужу и гневно потребовала. — Быстро обними меня, Лекса Турчин!
— А-ааа… — до Лексы наконец дошло.
Остаться наедине с женой удавалось крайне редко. Служба, учеба и дети отнимали все время. Естественно, молодой организм сразу настоятельно потребовал своего.
— Очень даже люблю! — Лекса чмокнул жену в нос. — А ну проси прощения, ежиха вредная! Закусаю, защипаю, вредину несносную!
— Ой, ой, ой… — насмешливо пропела Гуля. — Ты еще порычи!
— И порычу! Я злой и страшный серый волк, р-р-р!..
И в этот самый момент в калитку кто-то сильно затарабанил, а потом донесся перепуганный голос Семки Ненашева.
— Ляксеич! Ляксеич! Ох-ти мне, проворонил! Гуля Львовна! Да где же вы, япона мать? Вот же бяда…
Под окнами послышался топот, судя по всему, Семка перепрыгнул забор.
— Твою же кобылу! — рыкнул Лекса. — Прибью засранца! Вот же вахлак незваный…
Гуля смущенно хихикнула.
— Не ругай его.
— Я его вообще отлуплю! — зло пообещал Алексей, прокрался к двери, резко открыл ее и свирепо гаркнул. — Какой кобылы шаришься под окнами балбес повапленный?
— Свят, свят… — Ненашев с перепуга шарахнулся назад и чуть не опрокинул бочку с дождевой водой. — Ляксеич, зачем так пужать?
— Зачем? А это что за хрень? Кто разрешил? — Алексей уставился на пулемет Льюиса в руках Семки. — Зачем?
— Дык… — Семка обиженно прогундел. — Тут мне птичка напела, что вас того, убить пытались. А мне даже словечком не обмолвились. Нехорошо, Ляксеич. А пулемет как пособие учебное в классе лежал, вот я его и прихватил. Через забор и айда. Охранять вас пришел, вот…
— Чего? — Лешка окончательно вышел из себя. — Спер пулемет, получатся? В самоволку сбежал? Да я тебя…
— Проходи, Семушка, не слушай этого изверга, — Гуля отодвинула мужа и улыбнулась Семке. — Сейчас прохладным компотом тебя напою. Небось взопрел, с такой тяжестью бегать. Поставь эту железную дурынду в угол.