Как выяснилось по прибытию в Москву, семья Казанцевых сделала Лексе с Гулей просто королевский подарок — Москва была забита под завязку, свободного жилищного фонда не осталось вообще. Все наличное уже давно было по третьему и четвертому кругу уплотнено.
А вторым подарком судьбы оказалась Исидора Ипатьевна, вдова фельдфебельской стати и норова, каким-то загадочным способом оградившая флигелек Казанцевых от посягательств. Таким, совершенно чудесным образом, Лекса с Гулей стали обладателями двух крошечных комнаток с верандочкой во флигеле двухэтажного большого дома на Второй Мещанской улице. Район получился аховый, криминал на криминале и криминалом погоняет, но достоинства своего жилья перевешивали все недостатки. Даже самые ужасные.
Быстро оглянувшись, Лешка снял застежку с кобуры на всякий случай и торопливо пошел домой.
Почти сразу же из переулка вдруг вышло трое человек. Один из них, широкий как шкаф коротышка, шагнул вперед.
— Слышь…
Алексей молча положил руку на кобуру.
Но доставать пистолет не пришлось, коротышку сразу оттянули назад за воротник пиджака, сунули ему в бок кулаком и задвинули подальше.
Из темноты засипел уважительной голос.
— Тиха, все в ажуре, Мурый! Разуй зенки, это докторицы тетки Гули мужик, да Сашки Малого с его сеструхой Машкой Вороной приемный батька, тот еще духарик, враз несчастными сделает. Наше вам с кисточкой, Алексей Алексеевич, попутали чутка, исправимся!
Алексей кивнул и пошел дальше. Сценка его не удивила, несмотря на то, что сам он даже пальцем не шевельнул, чтобы завоевать авторитет местного криминала. А вот любимая жена и детки… эти постарались на славу. Гуля частенько штопала жертв обычной для этого района поножовщины, да пользовала их марух по женской части. При этом, категорично безвозмездно — не брала за услуги ни копейки, даже от картошки отказывалась. А вот приемные чада… С детками до недавнего времени все было очень сложно. Да и сейчас сложно, но чуть легче чем раньше. Чада как две капли воды были похожи на самого Лексу, до его попадания в армию.
Разглядев за окошком слабый огонек, Алешка взялся за дверную ручку.
Гуля сидела у едва тлеющей лампы и читала толстенный учебник. Увидев Лексу, она приглушенно пискнула и кинулась к нему на шею.
— Азизим! Я знала, знала, ждала тебя!
Лешка прижал к себе, крепко поцеловал жену и шепнул ей на ухо.
— Головорезы спят?
— Не называй их так! — возмутилась Гуля, взяла Лешку за руку и подвела к приоткрытой двери. — Ага, спят, смотри, как ангелочки…
Сашка и Машка, повернувшись друг к другу спинами, мирно сопели на матрасе в углу комнатки. После случая на вокзале очень быстро выяснилось, что второй пацаненок внезапно оказался девочкой, родной сестрой двойняшкой первого.
— Ты смотри, действительно, как ангелочки! — искренне восхитился Лешка. — И не скажешь, что живорезы и убивцы. Никого сегодня не ограбили? Не пришили?
— Перестань, они хорошие! — Гуля щипнула Лешку. — Идем, кормить буду. Картошки сварила, но она… уже остыла, зато соль и немного хлеба есть…
Лешка торжественно начал выкладывать сокровища из вещмешка.
— Ой-е! — Гуля прижала ладони к щекам. — Лекса…
— Ела?
— Ела, ела…
— Не ври, ешь при мне.
— А детям?
— Гм… хорошо, вот это головорезам, а это тебе. Ешь, сказал!
— Я тебя люблю, азизим!
— Я тебя тоже, ежик… — Лешка в который раз понял, что совершенно счастлив. И даже непутевые чада вполне вписывались в это счастье.
Глава 2
Глава 2
- Советское правительство отвергло ультиматум Керзона!!! Советский болт капиталистам! Покупайте, покупайте! — по улице стайкой пронеслись мальчишки со стопками газет.
— Папиросы «Сафо»! Папиросы «Пушки», папиросы… — устало ревел лохматый мужик в блузе-распашонке и растоптанных донельзя ботинках.
— Счас как дам! Отвяньте сволочи! — торгующая семечками зловещего вида бабуля в некогда роскошной шляпке с поломанными перьями, грозила вившимся вокруг нее беспризорникам обломком старинного кирасирского палаша.
Прямо над ней нависал огромный плакат, на котором, на фоне огромной алой звезды, бесноватого и похмельного вида красноармеец, оскалив зубы, категорически требовал:
«Товарищ, сдай оружие!!!»
Сознательные товарищи на плакате охотно протягивали ему фентезийного вида револьверы, сабли и даже гранаты.
Лешка засмотрелся на гимнасток в трико, устраивавших какой-то замысловатый перфоманс на уличной трибуне, но тут же был вынужден вернуться в действительность.
— Азизим! Я прошу тебя, в последний раз! — Гуля намертво вцепилась в Лешкин рукав и остановилась. — Пожалуйста, спаси детей!
Гуля тоже вытянулась, стала взрослей и очень похорошела, превратившись из нескладного подростка в симпатичную девушку, каким-то странным образом, как две капли воды похожую на актрису и модель Софию Бутеллу. Коротенькая стрижка «Бубикопф», элегантно заломленная беретка, строгая блузка с коротким и широким галстуком, юбка до середины икры и туфли лодочки очень шли ей, добавляя строгости образу. Новомодные аляповатые платья баллоны с низкой талией и шляпки-горшки Гуля напрочь игнорировала, предпочитая консервативный образ.
— Ну? Ты меня слышишь, Лекса Турчин? — жена опять дернула Лешку за рукав гимнастерки.
Алексей тяжело вздохнул. Очень ожидаемо, обожаемые чада, на следующий же день после приезда Лексы, выкинули очередной фортель. С субботу с утра чинно отпросились погулять, все такие вежливые и ласковые, хоть к ране прикладывай, а после обеда пришел постовой милиционер и торжественно сообщил, что оные Сашка и Машка коротают время в камере участка и на этот раз их обязательно посодют, можете не сумлеваться.
— Ты не понимаешь, Ежик…
— Все я понимаю! — всхлипнула Гуля. — Они… они хорошие, просто… сами этого еще не знают…
— Ага, хорошие, просто замечательные, — беззлобно проворчал Лешка. — Когда спят зубами к стенке. Ежик, ты не понимаешь, здесь все просто, твою доброту они принимают за слабость. А слабые для таких, как они — просто жертвы, добыча.
— Нет! — горячо воскликнула Гуля. — Они просто еще не верят нам. Но скоро поверят, я обещаю. Ну пожалуйста, азизим… — в ее глазах заблестели слезы.
Лешка очень сильно удивился и моментально сдался. Раньше жена никогда не прибегала к этому испытанному веками женскому средству.
— Ну хорошо. Последний раз.
— И бить не будешь, после того, как их отпустят? Обещай!
— Я этих малолетних преступников когда-нибудь бил? — удивился Алексей.
— Нет… — Гуля потупилась. — Но ты можешь.
— Могу, но не бью. Это ты, вообще-то, их лупасишь всем, что под руку попадет.
— Я любя! — Гульнара смутилась. — И не больно, чтобы только стыдно им было.
— Стыдно им не бывает никогда! — отрезал Алексей. — Они даже не знают, что это такое. Все, хватит, идем. Сказал, попробую вытащить, значит попробую. И лупить не буду, хотя очень хочется. Ну? И глаза вытри, распустила нюни. Дай беретку поправлю. Вот!
Оплот законности в районе располагался в бывшем околотке, но пока никак не назывался — вывеску как раз рисовали малярными кистями два живописных оборванца, за которыми надзирал молодой милиционер в белой гимнастерке с алыми «разговорами», белой буденовке и здоровенной облупившейся кобурой с револьвером системы Смит-Вессон на поясе.
— Алексей Алексеевич! Гульнара Львовна! — милиционер при виде Алексея и Гули сразу же взял под козырек. — Здравия желаю, Акакий Мартемьянович уже ждет вас. Я провожу…
— Здравствуй, Прохор, — Алексей поздоровался с милиционером за руку. Благодаря непутевым чадам, он уже давно близко раззнакомился со всем личным составом участка.
— Привет, Проша. Все хорошо у мамы? — Гуля по-свойски поправила воротничок у парня на гимнастерке.
— Уже сама ходит! — радостно отрапортовал Прохор. — Гульнара Львовна, век помнить буду! Уж не знаю, как благодарить вас. Мама говорит, что рука у вас святая, не то, что у того коновала Рабиновича! Это же надо было так ловко чиряк вскрыть, раз и все, я пиво дольше открываю. Осторожней, здесь ступенька подламывается. Вона, там ваши архаровцы. Мартемьяныч побухтит немного, да отпустит, я сам за них просил…
«Архаровцы» содержались в склепанной из железных полос клетке, но смотрелись в ней совершенно чужеродно, примерно как бриллианты в картонной коробке. Милые симпатичные и одухотворенные личики, аккуратно стриженные, в чистенькой одежонке, белых рубашечках, шортах и юбочке с помочами, белых носочках и сандалетах. Вылитые пай-мальчик и пай-девочка. И только посвященные знали, что это самые настоящие закоренелые малолетние преступники, Сашка Малой и Машка Ворона. Малой являлся признанным среди своих карманником, которого уважали и побаивались даже старшаки, а Ворона искусно практиковала форточничество, мало того, железной рукой руководила бандой из трех десятков отпетых беспризорников.
За столом рядом с клеткой заседал пожилой и грузный усач, с длинным, мясистым носом насыщенного бордового цвета. Начальник районного участка милиции, Акакий Мартемьянович Чирков, тоже являлся в своем роде легендой. Причем стал ей еще до революции — занимая пост околоточного начальника. Его любил, уважал и одновременно боялся весь подучетный контингент, как в прошлом, так и в настоящем.
При виде Алексея и Гульнары Сашка и Машка фальшиво и не особо торопясь потупились, а Чирков надулся, побагровел, а потом, с трудом сдерживаясь, бросил Лешке:
— Идем, подымим, Алексей.
Выйдя во внутренний дворик участка Чирков раскурил папиросу, сделал пару затяжек, а затем поинтересовался у Лешки осипшим голосом.
— Вот скажи, Алешка, сколько тебе лет?
— Девятнадцать, — быстро соврал Лекса. Впрочем, даже не соврал, а покривил душой, по документам ему как раз было девятнадцать.
— Вот видишь, — тяжело вздохнул Акакий Мартемьянович. — Сам, почитай, подросток, а ты в отцы заделался. И Гуля твоя девчонка девчонкой. Все понимаю, ты герой, орденоносец, все-такое, но геройствовать — это тебе не детей воспитывать. С детьми — другое! Ну куда вы лезете? Подведут вас под цугундер эти… — он зап