Ворошилов — никакой. Это первое, что пришло в голову Лексе. Вообще незаметный персонаж, никак не выделяющийся из остальных других.
Тухачевский — даже на первый взгляд, очень сложный и неординарный человек, умный, но эмоциональный, увлекающийся, самолюбивый и гордый. И очень амбициозный. Что, скорее всего, и свело его в могилу. И самое главное, у Лешки так и не появилось желание попробовать его спасти.
Дзержинский — Феликс Эдмундович Алексею понравился, прежде всего своей какой-то своей простой и интеллигентной обаятельностью. Его можно было принять за учителя или бухгалтера, да за кого угодно, но никак не за руководителя всесильной и зловещей службы.
На глаза Лексе вдруг попался аккордеон на стуле в углу. Фирмы «HARMONA», большой, слегка потертый и поцарапанный, но еще красивый, с блестящими накладками и перламутровыми клавишами. Он всегда лежал в методкабинете, но откуда и для чего он взялся в школе никто не знал.
Непонятно с какой стати руки сами потянулись к инструменту. Играть на аккордеоне, добровольно принудительно, Лешку научили еще в детском доме, но вспомнил об этом Алексей только сейчас.
Но только Лекса взял аккордеон, как совсем неподалеку хлестнуло три подряд револьверных выстрела…
Глава 4
Глава 4
Стреляли в учебной аудитории, расположенной напротив методического кабинета…
В той аудитории, где Слащев читал лекцию по тактике советским командирам высшего ранга…
С комиссией прибыла охрана, несколько человек в штатском, бестолково крутившихся вокруг своих подопечных, но они уже уехали, а военные остались совсем без прикрытия…
Безоружный дневальный в учебном корпусе мог задержать вероятных злоумышленников разве что теоретически…
Все это пронеслось в голове Лексы за доли секунды. В следующее мгновение Лешка уже выхватил Кольт из кобуры, загнал патрон в патронник и ринулся к аудитории.
Пинок, дверь с треском вылетает внутрь. Лекса нырнул, ушел вправо, понизил силуэт и зашарил стволом по аудитории, ища потенциального киллера.
Картинка выходила весьма занимательная, но совсем непонятная. Бледный как труп, но абсолютно спокойный Слащев стоял за кафедрой, на одном из учебных плакатов, прямо за его спиной, четко угадывались три пулевые пробоины, сильно пахло порохом, а все остальные ошалело переводили взгляды с преподавателя на Лешку и обратно.
Все кроме Буденного.
В этот самый момент, Семен Михайлович, со смущенной и растерянной мордой, неловко заталкивал свой наган в кобуру.
Лекса слегка охренел. По совокупности признаков выходило, что в Слащева стрелял именно Буденный.
В аудитории повисла мертвая тишина и первый ее нарушил Слащев.
— Гм… — громко кашлянул он. — Алексей Алексеевич, право слово, нет нужды ломать двери и отрабатывать на нас ваши кунштюки. Мы тут, э-ээ… — он запнулся. — Упражняемся в стрельбе…
Буденный энергично кивнул и показал Лешке рукой на дверь: мол, да, упражняемся, вали отсюда и поскорее.
Лекса охренел еще больше, быстро спрятал в кобуру пистолет, виновато развел руками и свалил к себе.
Что случилось, он так и не понял. И только в кабинете, до него потихоньку начал доходить смысл произошедшего.
Слащев читал лекцию красным командирам. В сие действо изначально был заложен элемент крайне язвительной насмешки, потому что бывший белогвардеец Слащев был как раз проигравшей стороной, а командармы и прочие присутствующие — выигравшей. Именно он, в свое время, попортил красным очень много крови. А дальше, скорее всего, по своему обычаю, Слащев проехался насчет профпригодности элиты Красной армии, что очень любил делать к месту и без места. И в ответ тут же получил, что тоже неудивительно. Потому что сам факт благополучного пребыванияв этой жизни Слащева являлся очень большой милостью со стороны властей. Если бы не Дзержинский, его бы давно уже шлепнули и очень быстро забыли.
Пристрелили бы и сейчас, за излишнее злословие, но опять помиловали. Судя по кучным пробоинам в плакате, практически пуля в пулю, Буденный стрелять умел, а значит, изначально целился так, чтобы только напугать.
— Чтоб вас кобыла облизала, гребаные мудаки… — беззлобно ругнулся Алексей и взял аккордеон. Пробежался по клавишам пальцами, взял несколько аккордов, а потом, совершенно неожиданно для себя запел:
— Ой да на речке оно было,
Е-е-е, братцы, на речке Камышинке,
Ой да на Камышинке.
Вот и там жили толечко они,
Они люди вольные,
Вот и собирались во единый круг.
Во кругу они думу думали:
Кому толечко из нас атаманом быть.
Ай да казаку, только Ермаку,
Братцы, сыну Тимофееву…
Пропел и сразу замолчал, потому что испугался, только сейчас осознав, какой шикарный голос достался ему вместе с телом настоящего Лексы Турчина. Получилось глубоко и пронзительно, да так, что тронуло за душу самого Алексея.
Лешка немного поколебался и снова развел меха.
— Чёрный ворон, чёрный ворон
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не добьёшься
Чёрный ворон, я не твой…
Лекса увлекся, песня следовала за песней, а пришел он в себя только тогда, когда в кабинет толпой ввалились красные командиры.
— Ох, етить!!! — Буденный рукавом смахнул слезинку. — Ох, Лекса, ну мастак, язви тя, прямо за душу взял, сучий потрох! Слушали тебя в коридоре, спугнуть боялись! А веселей, что можешь?
Лешка улыбнулся и выдал:
— Из-за леса выезжает
Конная милиция.
Становись-ка девки в позу —
Будет репетиция!..
Все оглушительно заржали. Отсмеявшись, Буденный решительно махнул рукой.
— А давай, Лекса, с нами! И ты собирайся… — он повернулся к Слащеву. — И не дуйся, винюсь, переборщил. Если хотел бы, попал, сам знаешь. А язык попридержи, искренне советую.
Больше всего Лешке хотелось домой, но отрицательного ответа на приглашение просто не подразумевалось. Пришлось тащиться на берег озера со всеми. Судя по кислой физиономии Слащева ему тоже особенно не улыбалось бражничать с недавними противниками, но его положение было еще хуже, чем у Алексея. Лешку, как самое страшное, за строптивость могли разве что притормозить в карьере, а немилость для Слащева означала неминуемую смерть.
К приезду комиссии школа в лице Семки Ненашева, назначенного за свою пронырливость ответственной за все персоной, начала готовиться еще заблаговременно.
И Ненашев оправдал доверие.
На живописном берегу озера Себеж уже установили длинный стол и лавки, для желающих приготовили бредень и другие рыболовные снасти, а для услады взора и души гостей пригнали целую стайку загорелых физкультурниц из института Лесгафта. Тех самых, которые очень любили красных командиров. Честно говоря, уговаривать девчонок не пришлось, как только они узнали о мероприятии выстроилась целая очередь желающих. О желудках тоже не забыли. Семка правдами и неправдами добыл целого барана, свежий хлеб, картошку и прочие овощи, а остальное комиссия привезла с собой, в том числе какое-то просто невероятное количество горячительных напитков. Очень многие из командования армии начинали воевать вместе, а потом их военная доля разбросала по стране. И теперь, старые знакомцы, судя по всему, решили вместе оторваться на славу: вспомнить былое и вообще, просто оторваться.
— Ой, какие мальчики! — радостно заверещала крепкая как спелая дынька и загорелая дочерна физкультурница. — Чур, мой тот, усатенький!
— Урааа!!! — восторженные вопли девушек и командиров сплелись вместе. — Купаться, купаться!!!
— Отставить! — гаркнул басом Буденный, оглаживая свои усищи. — Сначала налить, матьвашутакрастак! И еще раз налить! А потом только в воду лезть…
Ну а дальше все пошло своим чередом. Выпили, конечно, потом еще и еще, а дальше все голяком полезли в озеро. Как уже успел убедиться Алексей, к вопросам раскованности в молодом советском государстве относились вполне поощрительно. Берега Москвы реки и прочих водоемов вокруг столицы в летнее время всегда отсвечивали нагими телами. Сам Лешка тоже никогда не был ханжой, так что в экстаз пуританства впадать не собирался. Но в общем безобразии участвовать не стал, просто стянул сапоги и гимнастерку с нательной рубахой и пристроился в теньке. А пару налитых ему рюмочек благополучно обманным путем вылил на песочек.
— Где бы мы увиделись, Лекса! — рядом сел Баронов. — Смотрю, ты и здесь не теряешься. Матереешь не по дням, а по часам! По секрету, там уже очень серьезно задумались над твоей карьерой, так что не удивляйся, если скоро обрадуют.
Лекса пожал плечами и крепко пожал руку комиссару.
— Приветствую Борис Борисович. Нет весточек из Туркестана, как там наши?
— Увы, ничего не знаю, — комиссар качнул головой. — Басмачи опять голову пытаются поднять, словом, все по-старому. Не о том думаешь, Лекса. Без нас справятся. Ты на правильном пути стоишь, братка! — заявил Баронов склонившись к уху Лексы и горячо зашептал. — А теперь, самое главное, выбрать правильную сторону. Вот тебе мой совет, старайся держаться поближе к Михаилу Николаевичу Тухачевскому, за ним будущее. Нас, единомышленников, уже очень много. Поверь, не прогадаешь…
Лешке очень захотелось предупредить Баронова, раскрыть ему глаза, уберечь от смерти, но он все-таки не стал этого делать. Несмотря на некоторую антипатию к своему бывшему комиссару, зла на него он не держал. Но не было никаких аргументов, чтобы обосновать свою позицию. Тухачевский стремительно входил в силу, популярность его среди народа и командного состава армии росла, а беду ничего не предвещало. Не пророчествовать же, как та бабка-ведунья.
Пришлось пообещать, что прислушается. Только комиссар ушел, как рядом бухнулся Семка и сразу возбужденно зачастил.
— Хотите, Ляксеич, на колени перед вами стану? Ей-ей, стану!
— Сдурел? — Лешка легонько дал ему кулаком по ребрам. — Только попробуй, ирод!
— Не буду, не буду… — Ненашев шарахнулся в сторону. — Ох и больно бьетесь! Ну, а как благодарить-то? В люди меня вывели, вона,