Еще в марте Китицын приказал убрать все торпеды из аппаратов Джевецкого, так как они представляли большую опасность для своей лодки. В этом он сам убедился в одном из боевых походов к берегам Турции. В один из дней, когда «Тюлень» вел блокаду у Эрегли, его атаковал самолет, но лодка успела погрузиться до того, как аэроплан избавился от всего своего груза. Одна из бомб взорвалась рядом, лодку основательно тряхнуло, кое-где потекли сальники. Но не это так напугало подводников. Когда лодка вновь всплыла на поверхность, всем стало не по себе. При осмотре лодки на предмет еще каких-либо повреждений от последствий близкого разрыва бомбы обнаружилось, что в боевой части одной из торпед, которая находилась в аппарате Джевецкого, торчал осколок. Но видно, Бог все же есть на свете, и торпеда не детонировала и не отправила их всех к праотцам. Это событие сильно подействовало на моральное состояние всего экипажа[3]. После этого Китицын категорически отказался принимать торпеды в наружные аппараты. Уже после моего вступления в командование флотом я приказом утвердил это решение. Но полного запрета не требовал, так как из своего опыта службы на Балтике знаю, что там наши подводники применяют эти аппараты. Но с каждым боевым походом все меньше и меньше, и всему виной их дефекты в конструкции и та же опасность при противодействии противника. Про зимнее время и говорить нечего. Кто желал, тот на свой риск брал торпеды в аппараты Джевецкого, но не полный комплект, а только половинный. Крайние аппараты были сняты, а потом во время плановых ремонтов заделаны и вырезы под них. Уже последующие подводные лодки вступали в строй без наружных аппаратов, но с четырьмя запасными торпедами внутри.
За пятьдесят миль до Зонгулдака шесть самых крупных и быстроходных судов, шедших в средней колонне, увеличили скорость и под охраной линейного крейсера и трех эсминцев стали уходить вперед. Остальные суда продолжали свой путь, только немного сомкнув колонны. Эти самые ценные и быстроходные суда транспортного флота должны были под покровом ночи первыми прибыть в порт назначения, опережая основной караван на три часа. Это давало им шанс успеть выгрузиться до подхода остальных и, не задерживаясь, вновь уйти в Босфор. Так оно и вышло. Германо-турецкое командование на этот раз все точно рассчитало. Эти шесть судов доставили большую часть войск – около шестнадцати тысяч, – которые, как только сошли на берег, быстро покинули порт. Даже не дожидаясь своего обоза и тяжелого вооружения, которые доставлялись на других судах каравана. Главное было доставить людей в целости, что и было выполнено.
Китицын предполагал догнать суда противника до темноты, но погода внесла свои коррективы. Ветер крепчал. Громадные волны опрокидывались на подводную лодку, бешено проносились по палубе и набрасывались на мостик, сбивая с ног людей, через полузакрытый люк целые потоки вливались внутрь. В такую погоду море неприветливое, злое; так и кажется, что будто в порыве какой-то страшной, неизведанной злобы оно готово разломить подводную лодку в щепы; но она только скрипит и переваливается с борта на борт или со стоном врезается острым форштевнем в набегающие волны. Все лишние уже давно спустились вниз. Наверху остались только Китицын, мичман Краузе и два сигнальщика, одетые в дождевые куртки с капюшонами, такие же брюки навыпуск и высокие резиновые сапоги.
– Как там внизу? – спросил командир у высунувшегося из люка Маслова.
– Моторы работают отлично, но от сотрясения корпуса текут сальники, на некоторых манометрах стекла повылетали. Еще нас сильно заливает, воду приходится откачивать каждые полчаса. Команда держится молодцом, пока только двоих укачало, но после того, как погрузимся, они отойдут.
– Передай, пусть потерпят еще немного.
Из-за сильного волнения скорость почти сравнялась со скоростью судов каравана, и подлодка очень медленно их догоняла. Китицын даже не догадывался, что караван уже уменьшился на несколько судов. Никто на подлодке не заметил, что несколько судов покинули караван и ушли в отрыв. На море опустилась ночь, и суда, идущие в паре миль впереди подводной лодки, были почти не видны. Только иногда в темноте на каком-то отчаянно выгребавшем судне вырвется сноп искр из трубы или на каком-то транспорте мигнет огонек. Китицын уже прикидывал, чтобы догнать караван, ему надо затратить не менее полутора часов. Так потом предстоит еще и выйти в атаку, а чтобы попасть, придется подойти почти вплотную, на два-три кабельтовых. А позади каравана, возможно, идет эсминец или канонерка и охраняет подходы с кормы.
– Михаил Александрович, а погодка-то подкачала, может, прекратим преследование? А то я не представляю, как в этой темноте мы будем выходить в атаку, – высказал свое мнение Краузе.
– Нам главное догнать, а там будем на ощупь стрелять.
– Но через пару часов может разыграться нешуточный шторм, и нам поневоле придется погружаться. Сейчас и так небезопасно находиться наверху, может смыть за борт или тут покалечит. Да и на борту уже все устали от такой качки, а лодка получила повреждения.
– Хорошо. Преследуем еще час, если не приблизимся ни на метр, то прогрузимся, дадим роздых экипажу и займемся ремонтом.
– Ваше благородие, судно по правому борту! – воскликнул сигнальщик и рукой показал направление.
Если бы не глазастый унтер-офицер Миронов, возможно, подлодка так и проследовала дальше за караваном. До судна было примерно четыре-пять кабельтовых, но сейчас ночь, и точного расстояния не определить. Было видно, что оно дрейфует, значит, там случилась серьезная поломка.
– Им этот шторм тоже не по нраву, возможно, поломка машины, но нам это только на руку, – обрадовался мичман. – Пока оно тут болтается одно, надо его топить.
– Да тут от силы пятьсот тонн, ну может, семьсот. Мне что-то на него торпеды жалко.
– Да нет, тут будет побольше. Да какая нам разница, и, пока оно без хода, быстрей топить надо.
– А может, мы его артиллерией?
– Но на таком волнении артиллерией опасно действовать, лучше уж торпеду истратить, – возразил Краузе. – Да пока мы в темноте, да при такой качке по этому судну пристреляемся, могут турецкие корабли на подмогу подойти.
Но на это судно пришлось истратить не одну, а две торпеды. После пуска первой ничего не произошло, возможно, просто банально промахнулись в темноте, когда оба судна пляшут на волне. Возможно, просто технические неисправности, как это случается с отечественными торпедами. «Тюлень» еще ближе подошел к судну и почти с пистолетного расстояния выпустил вторую торпеду – через несколько секунд раздался взрыв в носовой части судна. Ночь озарилась яркой вспышкой, все на верхней палубе ослепли на несколько секунд.
– Все, уходим. Быстро все вниз, и постарайтесь не затопить лодку, пока раком лезете.
Через несколько минут и судно, и подлодка были уже под водой. Китицын принял решение отказаться от преследования и возвращаться в Севастополь. Время уже упущено, хотя и было потеряно всего минут двадцать на потопление этого судна, но бросаться вновь в погоню при таком волнении посчитали нереальным.
II
Броненосец «Пантелеймон» под флагом командующего Синопским отрядом, контр-адмирала Каськова, а также «Евстафий» и «Иоанн Златоуст» шли к Зонгулдаку. Каськов рассчитывал с рассветом подойти к порту, застать там все транспортные суда противника и по возможности их уничтожить. Береговых батарей он не опасался, надеясь, что тремя броненосцами он их подавит, а самими транспортами займутся крейсер «Прут» и пять его эсминцев, которые идут в охране его броненосцев. Опасался он только одного – встречи с самим «Гебеном». Хотя три броненосца – это тоже сила, адмирал в этом и не сомневался. Так как еще в первый год войны, будучи капитаном первого ранга и командиром броненосца «Пантелеймон» – что сейчас является его флагманом, – ему доводилось повстречаться с «Гебеном».
Первая встреча Каськова с «Гебеном» состоялась 18 ноября 1914 года, но тогда пострелять его «Пантелеймону» не пришлось – «Гебен» получил несколько горячих подарков с «Евстафия» и ретировался с места боя. В истории этот бой называют «Бой у мыса Сарыч». Вторая встреча произошла 10 мая 1915 года в двадцати милях от Босфора, и тут «Гебен» схлопотал от броненосцев, и одним из героев был именно «Пантелеймон». За этот бой тогдашний командующий Эбергард щедро наградил экипаж «Пантелеймона». Каськов стал кавалером Георгиевского оружия – золотой сабли с надписью «За храбрость», старший артиллерист линкора Мальчиковский получил чин старшего лейтенанта и удостоился орденов Святой Анны III степени с мечами и бантом и Святого Станислава II степени. Командующий флотом доложил в Ставку и отметил в приказе отличную стрельбу броненосца «Пантелеймон». Не обошли наградами и отличившихся в бою нижних чинов. Одним из награжденных был старший комендор «Пантелеймона» Андрей Жуков, получивший Георгиевский крест IV степени, как было написано в представлении на награду.
И вот Каськова – но теперь контр-адмирала, – по всей видимости, ждет третья встреча с германским линейным крейсером. Да, но до этого, в предыдущих встречах с русской стороны, всегда участвовало пять броненосцев, а сейчас у Каськова их только три. И хотя у его броненосцев есть преимущество в огненном превосходстве на два орудия и калибр чуть побольше, только в скорости они значительно уступают немцу. Но это не должно его беспокоить, он не собирается бегать от «Гебена», но и догнать его тоже не в силах.
С приближением вечера ветер с каждым часом набирал силу, поднимая все более высокую волну. После захода солнца на море разгулялся средней силы шторм. Корабли тяжело переваливались на волнах, но упорно шли в ночи к турецкому порту. Броненосцы своими прямыми носами старались разрезать набегающие на них волны, вода потоками врывалась на верхние палубы, разбиваясь о носовые башни и надстройки, и двумя потоками неслась дальше по палубе. Фонтаны брызг залетали на мостики носовой надстройки, обдавая находящихся там водой. Броненосцы стряхивали с себя воду и восходили на волну, чтобы через мгновение вновь врезаться в следующую волну, и затем все повторялось вновь. Но хуже приходилось крейсеру и эсминцам, бывали моменты, когда то один из эсминцев, то другой скрывался за фонтаном брызг, поднятым им же в момент удара о волну. Ближе к рассвету ветер стал стихать, но волнение на море оставалось еще приличным, и это могло немного повлиять на меткость комендоров, если вдруг приключится встретиться с линейным крейсером.