Когда четверо полицейских вывели Дамаса в наручниках и усадили в машину, все обитатели площади были просто ошеломлены. Ева побежала за отъезжающей машиной, хватаясь за голову. Мари-Бель с рыданиями бросилась в объятия Декамбре.
— С ума сошел, — сказал Декамбре, крепко обнимая девушку. — Он совершенно сошел с ума.
Даже Бертен, наблюдавший сцену через окно, поколебался в том уважении, которое питал к комиссару Адамбергу.
— Дамас, — пробормотал он. — Да они просто спятили.
Через пять минут все собрались в «Викинге», чтобы обсудить случившееся. Люди были настроены сурово, мрачно и воинственно.
XXXII
Зато Дамас держался спокойно, на его лице не было ни страха, ни удивления. Молча и безропотно он позволил арестовать себя, посадить в машину и отвезти в уголовный розыск, даже не пряча лица. Это был самый мирный из задержанных, которых Адамберг когда-либо видел.
Данглар присел на край стола, Адамберг прислонился к стене, скрестив на груди руки, Ноэль и Вуазене стояли в углах комнаты. Фавр расположился за столом в углу, готовясь печатать протокол допроса. Дамас сидел на стуле в довольно непринужденной позе, обхватив руками в наручниках свои колени.
Данглар незаметно вышел, чтобы положить Пушка в корзину, и попросил Мордана и Меркаде принести для всех чего-нибудь поесть и попить, а еще пол-литра молока, если не трудно.
— Это для задержанного? — спросил Мордан.
— Для кота, — тихо проговорил Данглар. — Будьте добры, налейте ему молока. А то я весь вечер буду занят, а может, и всю ночь.
Мордан заверил, что на него можно положиться, и Данглар снова занял место на уголке стола.
Адамберг как раз снимал с Дамаса наручники, и Данглар рассудил, что делать это рановато, ведь на окне еще нет решеток, а что выкинет этот тип, никому не известно. Впрочем, об этом он не тревожился. Гораздо сильнее его беспокоило то, что без единого веского доказательства человека обвиняли в том, что он сеет чуму. Безмятежный вид Дамаса полностью опровергал это обвинение. Они искали эрудита и интеллектуала. А Дамас был простым парнем и немного тугодумом. Было просто немыслимо, чтобы он, больше занятый своими мускулами, мог посылать Ле Герну столь замысловатые письма. Данглар с тревогой размышлял, о чем думал Адамберг, когда решился на этот невероятный арест. Терзаемый дурными предчувствиями, Данглар укусил себя за внутреннюю сторону щеки. Он был убежден, что Адамберг зашел в тупик.
Комиссар уже переговорил с заместителем прокурора и получил ордер на обыск магазина и квартиры Дамаса на улице Конвенции. Четверть часа назад туда отправились шесть человек.
— Дамас Вигье, — начал Адамберг, взглянув на его потертое удостоверение личности, — вы обвиняетесь в убийстве пяти человек.
— С какой стати? — спросил Дамас.
— Потому что мы вас обвиняем, — повторил Адамберг.
— Ах вон что. По-вашему, я убивал людей?
— Вы убили пятерых, — отвечал Адамберг, раскладывая перед ним фотографии жертв и по очереди называя их имена.
— Я никого не убил, — заявил Дамас, взглянув на фотографии. — Мне можно идти? — добавил он, вставая.
— Нет. Вы задержаны, можете сделать один телефонный звонок.
Дамас удивленно уставился на комиссара.
— Когда захочу, тогда и буду делать телефонный звонок, — проговорил он.
— Эти пятеро, — продолжал Адамберг, показывая фотографии по одной, — были задушены в течение недели. Четверо в Париже, последний в Марселе.
— Ну и прекрасно. — Дамас снова сел.
— Вы кого-нибудь узнаете, Дамас?
— Конечно.
— Где вы их видели?
— В газете.
Данглар встал и вышел, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать продолжение этого жалкого допроса.
— Покажите ваши руки, Дамас, — велел Адамберг, складывая фотографии. — Нет, не так, другой стороной.
Дамас послушно выполнил приказание и протянул вперед свои длинные руки ладонями вверх. Адамберг схватил его левую руку:
— Это бриллиант, Дамас?
— Да.
— Почему вы его перевернули?
— Чтобы не повредить, когда чиню доски.
— Он дорого стоит?
— Шестьдесят две тысячи франков.
— Откуда он у вас? Фамильная драгоценность?
— Мотоцикл продал, 1000 RL, почти новый, покупатель расплатился этим.
— Мужчины ведь редко носят бриллианты.
— А я ношу. Раз он у меня есть.
Данглар подошел к двери и знаком отозвал Адамберга в сторонку.
— Только что звонили ребята с обыска. Они ничего не нашли. Ни пакета с углем, ни блох, даже крыс нет, ни живой, ни дохлой, а главное — ни одной книги, ни в магазине, ни дома, только несколько карманных изданий.
Адамберг поскреб затылок.
— Отпустите его, — настаивал Данглар. — Вы все равно ничего не добьетесь. Этот парень — не сеятель.
— Ошибаетесь, Данглар.
— Нельзя же цепляться за этот бриллиант, это смешно.
— Мужчины не носят бриллианты, Данглар. А он носит его на безымянном пальце левой руки и поворачивает камнем вниз.
— Чтобы не повредить.
— Ерунда. Алмаз нельзя повредить. Это самый надежный талисман от чумы. Он принадлежит его семье с 1920 года. Он лжет, Данглар. Не забывайте, что он трижды в день имеет доступ к урне чтеца.
— Господи, да он же ни одной книжки в жизни не прочел! — раздраженно воскликнул Данглар.
— Откуда нам знать?
— Вы можете представить этого парня знатоком латыни? Смеетесь вы, что ли?
— Я не знаком с латинистами, Данглар, поэтому не так предубежден, как вы.
— А Марсель? Как он мог оказаться в Марселе? Он постоянно торчит у себя в магазине.
— Его не бывает в воскресенье и понедельник утром. После вечернего чтения у него было время сесть на восьмичасовой поезд и вернуться домой к десяти утра.
Данглар в бешенстве пожал плечами и пошел к своему компьютеру. Если Адамбергу нравится выставлять себя дураком, на здоровье, а он в эти игры не играет.
Лейтенанты принесли ужин, и Адамберг разложил пиццу прямо в коробках на столе. Дамас поел с аппетитом, у него был довольный вид. Адамберг спокойно подождал, пока все насытятся, поставил коробки возле мусорной корзины и продолжил допрос за закрытой дверью.
Через полчаса Данглар постучал. Похоже, он немного смягчился. Взглядом он попросил Адамберга выйти.
— Дамас Вигье не зарегистрирован, — тихо проговорил он. — Человека с таким именем не существует, у него фальшивые документы.
— Вот видите, Данглар. Он лжет. Проверьте его пальчики по картотеке, он наверняка отбывал срок. Проверим его с самого начала. Тот, кто вскрыл замки у Лорьона и в Марселе, был знатоком своего дела.
— Файл с отпечатками не открывается. Я же вам говорил, что эта чертова база меня уже неделю достает.
— Езжайте в министерство, старина, и побыстрее. Позвоните мне оттуда.
— Черт, на этой площади все живут под фальшивыми именами.
— Декамбре говорит, что бывают места, где веет особенный дух.
— Ваше настоящее имя не Вигье? — задал вопрос Адамберг, прислоняясь к стене.
— Это фамилия для магазина.
— А для документов? — Адамберг протянул ему удостоверение. — Вы живете по фальшивым документам.
— Один знакомый их сделал, мне эта фамилия больше нравится.
— Почему?
— Потому что не люблю фамилию отца. Слишком известная.
— Так назовите ее.
Дамас впервые умолк, стиснув зубы.
— Я ее не люблю, — выговорил он наконец. — Все зовут меня Дамас.
— Ну что ж. Придется подождать эту фамилию, — сказал Адамберг.
Адамберг вышел пройтись, оставив Дамаса под охраной лейтенантов. Иной раз очень легко отличить, когда человек врет, а когда говорит правду. А Дамас не врал, говоря, что никого не убил. Адамберг видел это по его глазам и слышал по голосу, это читалось у него на губах и на лбу. Тем не менее комиссар был убежден, что перед ним сеятель. Впервые, допрашивая подозреваемого, он ощущал в себе какое-то странное раздвоение, словно две половины его существа вступили в противоречие. Он позвонил ребятам, которые обыскивали магазин и квартиру. Обыск совершенно ничего не дал. Через час Адамберг вернулся к себе в кабинет, прочел факс, присланный Дангларом, и переписал его себе в блокнот. Он почти не удивился, увидев, что Дамас уснул, сидя на стуле, крепким сном человека с чистой совестью.
— Уже сорок пять минут, как спит, — доложил Ноэль.
Адамберг положил руку на плечо Дамаса:
— Проснись, Арно Дамас Эллер-Девиль. Сейчас я расскажу тебе твою историю.
Дамас приоткрыл глаза и снова закрыл:
— Я ее и так знаю.
— Крупный авиационный промышленник Эллер-Девиль твой отец?
— Он им был, — ответил Дамас. — Слава богу, он застрелился в собственном самолете два года назад. Да не будет мира его душе!
— Почему?
— А вот так. — Губы Дамаса слегка задрожали. — Вы не имеете права меня об этом спрашивать. О чем угодно, только не об этом.
Адамберг вспомнил слова Фереза и решил зайти с другой стороны.
— Ты провел пять лет в тюрьме Флери и освободился два с половиной года назад, — говорил Адамберг, читая свои записи. — Тебя обвинили в умышленном убийстве. Твоя подружка выпала из окна.
— Она сама прыгнула.
— То же самое ты твердил на суде. Соседи были свидетелями. Они слышали, что вы всю неделю грызлись, как собаки. Много раз они хотели вызвать полицию. Почему вы ругались, Дамас?
— Она была не в себе. Все время кричала. А потом прыгнула.
— Ты не в суде, Дамас, и тебя больше не будут за это судить. Можешь сменить пластинку.
— Не хочу.
— Ты толкнул ее?
— Нет.
— Эллер-Девиль, это ты убил четверых мужчин и женщину на прошлой неделе? Ты задушил их?
— Нет.
— Ты разбираешься в замках?
— Я научился.
— Они сделали тебе что-то плохое, эти четверо и та девушка? Ты убил их? Как свою подружку?
— Нет.
— Что делал твой отец?
— Деньги.
— А твоя мать?
Дамас снова стиснул зубы.
Зазвонил телефон, Адамбергу звонил следственный судья.