– Спасибо за завтрак, – сказал комиссар. – Он пришелся очень кстати.
Лейтенант улыбнулась в ответ на его благодарность. По крайней мере, с этим все в порядке. Не забыть, сказал себе Адамберг, убрать лишние круассаны, пусть верит, что я их слопал.
– Лейтенант, есть трое мальчишек, о которых я ничего не знаю.
– И о которых вы хотите знать все.
– Да. Но это имеет отношение к пауку-отшельнику. А я предоставил всем возможность отказаться от участия в деле.
– В каком-то смысле дали право на забастовку. Предполагаю, что вы хотите поговорить о трех умерших?
Фруасси отложила клубок. Балл в ее пользу. Он готов был биться об заклад, что она будет сотрудничать. Не потому, что признала правомерность этого расследования и встала на сторону комиссара. Такого рода соображения для нее были несущественны. Больше всего ее увлекал поиск неизвестных данных при помощи своей умной клавиатуры, и чем изобретательнее эти данные были спрятаны, тем больше ее возбуждала возможность их откопать.
– Надеюсь, это будет непросто, – сказала она, положив пальцы на клавиши.
– У вас есть имена этих парней в записке, которую я всем только что раздал.
Люди со светлой кожей легко краснеют, и Фруасси стала пунцовой.
– Мне очень жаль, комиссар, но она куда-то подевалась.
– Не важно, причина в том, что совещание было не очень приятным, вот и все. Я вам сейчас скажу. Альбер Барраль, родился в Ниме, умер двенадцатого мая в возрасте восьмидесяти четырех лет, страховой агент, разведен, двое детей. Фернан Клавероль, родился в Ниме, умер спустя несколько дней, двадцатого мая, восемьдесят четыре года, учитель рисования, дважды был женат, разведен, детей нет. Клод Ландрие, родился в Ниме, умер второго июня, восемьдесят три года, торговец.
Фруасси уже записала информацию и ждала продолжения: руки ее зависли над клавиатурой, взгляд прояснился.
– Первые двое, Барраль и Клавероль, выросли вместе в сиротском приюте “Милосердие” недалеко от Нима. Там они вытворяли разные мерзости. Не сами по себе, а в составе маленькой банды. Какие мерзости? Что за банда? Попытайтесь что-нибудь нарыть. О третьем покойнике хорошо бы узнать, где он провел школьные годы. Был ли он знаком с первыми двумя? Что у них было общего? И попробуйте узнать по поводу всех троих, не обвинялись ли они в правонарушениях или серьезных преступлениях.
– В общем, могли ли они нажить себе врагов. И остались ли их мерзкие поступки в трудном детстве, или же эти парни превратились, на время или навсегда, во взрослых отморозков.
– Именно так. Еще посмотрите, кто руководил приютом в те времена. И где архивы за эти годы? Вам все ясно?
– Конечно, все совершенно ясно. Где бы вы хотели, чтобы я над этим работала?
“В ванной комнате”, – подумал Адамберг.
– И еще одна вещь, скорее всего невозможная. Я не получу санкцию дивизионного комиссара на начало расследования.
– Да, не будем на него рассчитывать, – сказала Фруасси.
– Значит, я не имею никакого права задавать вопросы медикам, лечившим этих пациентов. Я ведь не их родственник.
– Что вас интересует?
– Прежде всего общее состояние здоровья всех троих. Это закрытая информация, не так ли?
– Отчасти. Я могу получить доступ к именам их лечащих врачей через базу системы социального обеспечения. Но потом мне придется пойти дальше по каналам социалки и узнать, как их лечили. Из этого можно сделать вывод об их возможных болезнях. Это не совсем законно. Надо, чтобы вы об этом знали. Мы входим в пиратскую зону.
– В пиратское море. Раз пираты, значит, море.
– Пожалуй. Пиратское море. Вы станете как Данглар? Будете играть словами? – насмешливо спросила она.
– Кто может сравниться с Дангларом, лейтенант? Просто я считаю, что море – это очень красиво.
– Потому что только что вернулись из Исландии. А наше море наверняка затянуто мглой. Итак, что будем делать? Все равно отправимся туда?
– Отправимся.
– Прекрасно.
– Вы сможете потом все подчистить?
– Само собой. Иначе я вам этого не предлагала бы.
– Мне бы еще хотелось знать, когда их положили в больницу, то есть сколько времени прошло после укуса. И узнать, как развивался процесс. Погодите-ка.
Адамберг полистал свой блокнот, в котором делал записи как придется.
– Узнать, как развивался их локсосцелизм.
– Как это пишется?
– Между “локсо” и “целизмом” – еще одно “с”, – пояснил Адамберг, показав ей страничку блокнота.
– И это?..
– Название болезни, вызываемой ядом паука-отшельника.
– Понятно. Вы хотите знать, развивался ли этот локсосцелизм в обычном темпе или как-то ненормально?
– Именно так. И брали ли у них кровь, делали ли анализы.
Фруасси отодвинулась от клавиатуры, покрутилась на стуле и сказала:
– Тут мы попадаем в открытое море. Нужно будет узнать имена врачей, которые их лечили. Это как раз нетрудно. Но дальше придется нащупывать доступ к конфиденциальной информации.
– Не получится?
– Не могу ничего обещать. Что еще искать, комиссар?
– Пока это все. Боюсь, это работа не на один день. Не торопитесь.
– При необходимости меня нисколько не затруднило бы поработать здесь завтра, в воскресенье.
Правильно, подумал Адамберг, для Фруасси комиссариат – идеальное место, где никакой псих не будет спускать воду в унитазе всякий раз, когда она откроет кран.
– Договорились, я вас поставлю в график дежурств на завтра. Спасибо, лейтенант.
– Если моя работа затянется до ночи, – сказала она менее уверенным голосом, – я могу переночевать на втором этаже, на подушках?
Наверху, около автомата с напитками, они положили на пол три толстые подушки из пеноматериала, чтобы оборудовать место для Меркаде, когда на него нападал сон.
– Не проблема. Также на дежурстве будут Гардон и Эсталер. Но мне не хочется, чтобы вы надрывались.
– Я нормально высплюсь, все будет хорошо. К тому же у меня всегда с собой есть сменная одежда.
– Все будет хорошо, – повторил Адамберг.
Меркаде. Комиссар ругал себя за то, что привлек к поиску человека, шатавшегося от усталости. Чувство вины усилилось многократно, когда он увидел серое лицо своего помощника, одной рукой подпиравшего подбородок, чтобы не падала голова, а другой, одним пальцем, тюкал по клавишам.
– Хватит, лейтенант, – сказал Адамберг, – извините меня. Идите спать.
– Нет, ничего, я вообще медлительный, – вялым голосом пробормотал Меркаде.
– Меркаде, это приказ!
Адамберг поднял лейтенанта со стула, подхватив его под руку, и повел к лестнице. Он поддерживал Меркаде во время долгого восхождения на один этаж, ступенька за ступенькой. Меркаде во весь рост рухнул на спасительные подушки. Прежде чем закрыть глаза, он поднял руку:
– Комиссар, имя хозяина – Сильвен Бодафье. С одним “ф”. Тридцать шесть лет, холост, брюнет, с залысинами. Он снял эту, как ее…
– Эту квартиру.
– …три месяца назад. Код 3492В. Переезжает с хаты на хату. Он перевозчик, частник… Сцелиапист…
– Специалист.
– …по перевозке старинной мебели и роялей – концертных, кабинетных, малых кабинетных…
– Поспите, лейтенант, прошу вас.
– Малюсеньких кабинетных… – прошептал Меркаде, засыпая.
Бодафье. Никакой не Марлло. Человек живет под вымышленным именем. В этот момент в помещение вошла Ретанкур, неся кота: он свисал с ее руки, словно старая тряпка, лапы безвольно болтались. Когда он так вытягивался, то становился размером с молодую рысь. Настало время его кормить. Адамберг прижал палец к губам.
– Ключи? – шепнул он.
– У вас в левом кармане.
– Я пошел. Фруасси останется здесь на ночь и на все воскресенье.
– Мне, наверное, надо было отогнать ее машину к дому. Чтобы сосед ничего не заподозрил.
– Если все пройдет удачно, это не понадобится.
Ретанкур с облегчением кивнула. Несмотря на то что она систематически выступала против методов работы Адамберга, его умиротворяющая невозмутимость нередко оказывала на нее благотворное воздействие. Как говорил Данглар, нужно опасаться Адамбергова тихого омута, быть настороже, чтобы он не затянул тебя в глубину вместе с ним.
Адамберг надел куртку, нащупал в кармане ключи вперемешку с тремя сигаретами Кромса, из которых почти высыпался табак. Напоследок зайти к Данглару. Тот сидел, окопавшись в своем кабинете, и пытался унять смятение, потягивая белое вино, что нисколько не мешало работе над “Книгой”.
– Я не по поводу паука, – сразу же уточнил Адамберг.
– Нет? У вас есть другие мысли, комиссар?
– Иногда появляются. Данглар, комиссар девятого округа…
– Что?
– Как его зовут, какой у него характер, что происходит на службе?
– Это не имеет отношения к Loxosceles rufescens?
– Я же вам сказал.
– Эрве Декартье, примерно пятьдесят восемь лет.
Данглар отличался не только эрудицией, но и поразительной памятью. Он знал наизусть имена комиссаров, майоров и капитанов французской жандармерии, регулярно собирал сведения о новых назначениях, переводах, отставках.
– Мне кажется, мы с ним были знакомы. Я тогда еще был бригадиром, а он только что получил звание лейтенанта.
– Какое вели дело?
– Голый мужчина, которого бросили на рельсы под экспресс Париж – Кемпер.
– Париж – Довиль, – поправил Данглар. – Да, это было черт знает когда. Мужик хороший, довольно суровый, всегда идет прямиком к цели. Энергичный, умный. С чувством юмора, большой любитель игры слов и каламбуров. Невысокий, худой, до крайности неравнодушен к женщинам. При всем том у него есть одна проблема, которая едва не стоила ему карьеры.
– Коррупция?
– Никоим образом. Достаточно вольно обращается с уставом, когда считает, что короткий путь более эффективен.
– Приведите, пожалуйста, хоть один пример.
– Дайте-ка подумать. Ага, вот: во время следствия по делу о насильнике из Блуа он вышиб дверь, не получив на это никакой санкции, и разбил мужчине физиономию без всяких оснований для необходимой самообороны, притом что убедительных доказательств вины того типа у полиции не было. Он чуть глаз не потерял.