– Уверен, Данглар так бы и сказал. А я, чтобы ему было приятно, спросил бы: “Почему святой Рох изображен с собакой?”
– А он объяснил бы тебе, что святой Рох, подхватив чуму, удалился в лес, чтобы никого не заразить. Но собака местного сеньора каждый день воровала еду и носила ему. И он выздоровел.
– Он и от пауков-отшельников защищает?
– Несомненно.
– А что сказал бы Данглар по поводу укусов пауков-отшельников?
– Зная то, что теперь знаем мы, он был бы в полной растерянности.
– Ты хочешь сказать, в полном дерьме. Потому что дело пауков-отшельников все-таки есть. Да или нет?
– Да.
– И оно берет начало отсюда, Луи. От этого сиротского приюта. Думаешь, Данглар признает свою ошибку?
– Ему придется признать еще очень многое. Вчера я кое-что узнал.
– И мне не сказал.
– Данглар вознамерился пойти со своей проблемой к дивизионному комиссару Брезийону, чтобы тот официально запретил заниматься пауками-отшельниками.
Адамберг остановился как вкопанный и повернулся к Вейренку:
– Что ты сказал?
– То, что ты слышал.
– Пойти к Брезийону? Почему бы меня не отстранить, раз уж на то пошло? Обвинив в неполном служебном соответствии? – скороговоркой произнес Адамберг, у которого верхняя губа подрагивала от изумления и гнева.
– Такую цель он перед собой не ставил. Он полагал, что команда идет неверным путем. И поговорил об этом с Морданом. А тот поговорил с Ноэлем. Мордан с Ноэлем, нашим местным монстром, ввалились в кабинет Данглара, и Ноэль, грубо нарушив субординацию, грохнул кулаком по его столу. Говорят, страницы “Книги” разлетелись по всему полу. А Ноэль к тому же стал угрожать – тебе же известно, что у него бездна такта, – запереть Данглара в его кабинете, если он сделает хоть шаг в сторону дивизионного комиссара.
– Кто тебе это рассказал?
– Ретанкур.
– Но почему? Почему Ноэль и Мордан встали на мою защиту?
– Охранительный инстинкт: уберечь группу от угрозы со стороны вышестоящего начальства. Защита комиссариата, защита территории. Можно добавить еще и поэтическую ноту.
– Думаешь, сейчас подходящее время для этого, Луи?
– Известно, что Мордан категорически против расследования по поводу паучьих укусов. Но также известно, что он обожает волшебные сказки. Поверь мне, в деле пауков-отшельников столько всего невероятного и нереального, что оно очень напоминает сказку о феях.
– О феях?
– Сказки о феях, по сути, жестоки, это их отличительная черта. И Мордана в этом деле что-то прельщает, хотя он и не понимает, что именно.
– А Данглара – нет. Он начал с того, что расколол команду, а потом попытался сковать меня по рукам и ногам. Луи, он что, превращается в жука-вонючку?
– Нет. Он боится.
– Чего?
– Может быть, потерять тебя. Ведь тогда он потеряет себя. Он хотел спасти вас обоих.
– Но этот страх, если это действительно страх, – произнес Адамберг, поджимая вновь задрожавшие губы, – сделал его предателем.
– Он видит все по-другому.
– Только не говори мне, что он просто-напросто стал кретином.
Вейренк замялся.
– Вероятнее всего, я ошибаюсь, – вновь заговорил он. – Это, скорее всего, страх гораздо более глубинный.
Глава 18
Всю короткую поездку на вокзал в раскаленной машине Адамберг молча набирал сообщения на телефоне. Вейренк не мешал ему, ожидая, когда он успокоится. Его скверное настроение было вполне объяснимо. Но Адамберг не мог долго злиться. Его блуждающий ум не позволял слишком долго двигаться по строгой траектории – траектории гнева.
– Тебе пора поменять телефон, – наконец заговорил Вейренк.
– Почему?
– Потому что ты пишешь “мни хотилось бы” вместо “мне хотелось бы”, а это заразительно.
– В смысле?
– Скоро ты и говорить так будешь. Поменяй.
– Потом, – неопределенно пообещал Адамберг, пряча телефон в карман. – У нас встреча в вокзальном буфете.
– Да, хорошо.
– Не хочешь узнать с кем?
– Хочу.
– Помнишь Ирен Руайе, ту женщину, которую я встретил в музее?
– Подарившую тебе манто из дохлых пауков?
– Ту, которая, сидя по вечерам за рюмочкой портвейна, слушала беседы Клавероля с Барралем. Может, ей удастся вспомнить еще какие-нибудь подробности. Она живет неподалеку, в Кадераке, маленьком глухом местечке.
– Так мы и сейчас в маленьком глухом местечке. И она потащится сюда из-за тебя?
– Из-за паука-отшельника, Луи.
Ирен Руайе с нетерпением ждала их на автостанции у вокзала, приветственно размахивая тростью. Адамберг сообщил ей, что у него есть новости. Наступила жара, и она сменила джинсы на цветастое платье, тоже очень старенькое, но на ногах у нее по-прежнему были короткие носки и кроссовки.
– Думаю, это она, – сказал Вейренк, глядя на нее из-за стекла машины. – Такие как раз и дарят от чистого сердца дохлых пауков.
– Ты просто завидуешь, Луи, что у меня он есть, а у тебя нет.
Ирен, видимо, обрадовалась встрече с комиссаром, но, пожимая ему руку, она перевела взгляд на Вейренка, рыжие пряди которого горели на нимском солнце, и замерла. Смущенный Адамберг подхватил и энергично потряс ее повисшую руку.
– Спасибо, что приехали, мадам Руайе.
– Мы же договорились – Ирен.
– Да, правда. Познакомьтесь с моим коллегой, лейтенантом Вейренком. Он помогает мне с пауками-отшельниками.
– Но я-то никогда не обещала вам помогать.
– Я помню. Однако поскольку мы были в трех шагах от вас, я решил позвать вас, чтобы поблагодарить.
– И все? – разочарованно спросила Ирен. – Значит, никаких новостей на самом деле нет? Вы постоянно говорите неправду, комиссар?
– Для начала давайте пойдем на вокзал, в кафе. Мы чуть не сварились в машине.
– Да я с удовольствием, у меня ведь артроз.
Адамберг, уже по привычке, взял Ирен под локоток и повел к стоявшему в стороне столику у окна, выходившего на железную дорогу.
– Вам больше камни в дом не залетали? – спросил он, усаживаясь.
– Нет. Никого с тех пор не кусали, так что дураки понемногу успокоились. Они забывают. А мы нет, не так ли? Что вы делаете в Ниме, позвольте спросить?
– Разрабатывали вашу версию, Ирен. Заказать вам горячий шоколад?
– И вы опять собираетесь потребовать, чтобы я кое-что вам пообещала, да?
– Хранить все в секрете, конечно. Или я не стану рассказывать вам новости. Полицейские обычно не рассказывают, как продвигается следствие.
– Тайна, да, это нормально. Извините меня.
Ирен снова без стеснения принялась рассматривать волосы Вейренка, и было непонятно, чего она больше хочет: услышать новости или узнать, откуда взялся такой феерический окрас. Адамберг взглянул на стенные часы: их поезд уходит в 18:38. Он не представлял себе, как переключить на себя внимание этой маленькой женщины, которая бесцеремонно пошла в наступление:
– Вы красите волосы, лейтенант? Сейчас ведь так модно.
Адамбергу ни разу в жизни не приходилось слышать, чтобы кто-то осмелился расспрашивать Вейренка о его рыжих прядях. Их просто замечали – и помалкивали.
– Это случилось, когда я был маленьким, – совершенно спокойно ответил Вейренк. – Банда мальчишек, четырнадцать ножевых ранений в голову, потом волосы выросли рыжими.
– Вам было не до смеха.
– Да.
– Вот подонки, твари безмозглые. Они делают это ради развлечения, не зная, что такое остается на всю жизнь.
– Вот именно, Ирен, – вмешался Адамберг, дав знак Вейренку достать папку доктора Ковэра. – Я как раз говорил, что мы разрабатывали вашу версию.
– Какую версию?
– Угря под камнем.
– Мурены под скалой.
– Да. Первых двух стариков, которые умерли. Тех, чьи разговоры вы слышали, когда пили свой портвейн.
– Свою рюмку портвейна, только одну. Ровно в семь, не раньше и не позже.
– Они говорили о своих гнусных проделках, – не дал ей отвлечься Адамберг, – и этого угря я решил выследить.
– И что же?
– Угорь оказался муреной.
– Не могли бы вы выражаться яснее, комиссар?
– Сын прежнего директора приюта сохранил все архивы своего отца. И полное досье на выродков. Они действительно устраивали всякие пакости. Вы не ошиблись. Клавероль был предводителем банды, а Альбер Барраль – его верным последователем. Банда жуков-вонючек.
– Жуков-вонючек?
– Маленьких негодяев. Вы не слишком впечатлительны?
– Я как раз очень впечатлительна.
– Тогда отпейте глоток шоколада и возьмите себя в руки.
Адамберг выложил на стол одну за другой фотографии жертв укусов, начиная с тех, где были видны области некроза. Ирен поморщилась.
– Вы знаете, Ирен, что это такое? Вам это знакомо?
– Да, – ответила она очень тихо, – это некроз от укуса паука-отшельника. Господи, у этого такая страшная рана.
– А у этого осталась обезображенной треть лица. В одиннадцать лет.
– Господи!
Потом Адамберг осторожно выложил перед ней два снимка детей с ампутацией. Ирен тихонько вскрикнула.
– Я не хотел огорчать вас. Я рассказываю вам новости о вашем угре под камнем. Для этих двух малышей в те времена не нашлось пенициллина. Маленький Луи, четырех лет, потерял ногу, а Жанно, пяти лет, лишился ступни.
– Матерь Божья! Это и были их гнусные проделки?
– Да. Им даже дали название – “банда пауков-отшельников”. В нее входили Клавероль, Барраль и остальные. Они ловили пауков и засовывали их в одежду малышей, которых хотели помучить. Одиннадцать жертв, у двоих ампутированы конечности, один обезображен, один стал импотентом.
– Матерь Божья! Но зачем вы мне это показали?
– Чтобы вы ясно понимали – простите, если мы шокировали вас, – что эти два старичка, которые потягивали пастис в “Старом погребе”, – настоящие подонки. Два мальчика, пережившие ампутацию, маленькие Луи и Жанно, были первыми. И эти негодяи беспрепятственно продолжали совершать гнусности на протяжении четырех лет.
– Когда я думаю, – проговорила Ирен, – когда я думаю, что пила рядом с ними портвейн… Что я сидела неподалеку от этих мерзавцев, извините меня, простите. Когда я снова об