Следя за костром, он снова открыл блокнот. Перерыв был совсем небольшой. Он по порядку перечитал фразы, которые записал в надежде истребить несносные пузырьки. Так раз за разом читают учебник, не усваивая ни единого слова.
Забыл слово “голубятня”.
Избегание: боязнь пут (голубь со связанными лапками) или боязнь быть обманутым (психиатр).
Убивать больше некого (Вейренк).
Там все скрипит (Ретанкур).
Все время воркует (Ретанкур).
Мартен-Пешра = голубой зимородок. Вопрос закрыт.
Честно сказать, этот список напоминал скорее оккультные заклинания, мантры, нежели хоть сколько-нибудь осмысленные изыскания. Может быть, пузырьки газа – всего лишь беспорядочно мечущиеся частицы, и цель их – мистицизм, а не практический результат полицейского расследования. Может, они – те самые зерна безумия, о которых все говорят, ничего в этом не понимая. Может, им наплевать на его работу. Или на любую работу вообще. Может, они играют, танцуют и, словно заснувший на уроке ученик, делают вид, будто выполняют задание, чтобы обмануть бдительность того, кто за ними шпионит. В данном случае его, воображающего, будто они трудятся изо всех сил, тогда как они просто весело проводят время.
Когда Вейренк вернулся с провизией, угли были готовы, и лейтенант сразу занялся стряпней.
– Отличный жар, – похвалил он. – Самое важное для огня – его гармония. Полезное действие – ее следствие.
Вейренк установил решетку на углях, выложил котлеты и колбаски, зажег походную газовую плиту, чтобы разогреть зеленую фасоль из банки.
– Извини за такие овощи, – прокомментировал он. – Не будем же мы лущить горох и резать бекон!
– Все замечательно, Луи.
– Я также решил не брать бокалы на ножке. Неохота проливать вино на траву.
Помимо беспокойства по поводу странного оккультного списка и пузырьков, умчавшихся прогуливать уроки, Адамберг ощутил необычайное удовольствие от запаха мяса на гриле, от вида лагеря, разбитого на природе. Он смотрел, как Вейренк раскладывает тарелки и приборы, как это сделала бы Фруасси, достает из рюкзака стаканы, устанавливает их на примятой траве и вытаскивает пробку из бутылки мадирана.
– За почти раскопанное убежище отшельницы! – провозгласил Вейренк, наполнив стаканы.
Он посолил, поперчил и разложил по тарелкам мясо и овощи. Некоторое время мужчины ели в полной тишине.
– За почти раскопанное убежище отшельницы, – повторил Адамберг. – Ты в это веришь?
– Не исключено.
– Ты применяешь майевтику.
– Искусство состоит в том, чтобы ты не понимал, применяю я ее или нет.
В траве зажужжал мобильник Адамберга. Сообщение. Была половина десятого. Адамберг наклонился и в темноте нащупал телефон.
– Ты говоришь, что все мы невротики, но не только мы, наши мобильники тоже, это точно.
Адамберг подобрал телефон и поднес к глазам.
– Это Лувен, – сообщил он неожиданно взволнованным голосом. – Результаты анализов ДНК.
Адамберг помедлил пару секунд, потом решился и нажал на кнопку. Молча прочитал текст. Потом протянул телефон Вейренку.
Провел предварительное исследование фрагментарных, но годных для анализа образцов волос, а также ложки. Совпадений не обнаружено. Завтра, после подробных исследований, возможно, обнаружится отдаленное родство. Это тебе помогло или помешало?
Я этого ожидал. Спасибо, –
написал Адамберг, с трудом различая клавиши в темноте.
Он передал мобильник Вейренку. Голубоватый экран подсветил лицо беарнца, снова посуровевшее, как будто окаменевшее.
Адамберг перемешал угли и, достав блокнот, в свете разгоревшегося костра написал на той же странице, где были заметки о пузырьках газа:
После отрицательного анализа ДНК я ответил Лувену: “Я этого ожидал”. Не знаю, почему я так написал.
Вейренк поднялся, ни слова не говоря, убрал тарелки, приборы и кастрюлю, складывая их очень медленно и тщательно.
– Завтра сходим к ручью и все это помоем, – произнес он равнодушным тоном.
– Да. Не идти же туда ночью, – проговорил Адамберг так же безучастно.
– Я привез средство для мытья посуды. Экологически чистое.
– Это хорошо, не загрязним ручей.
– Да, это очень хорошо.
– Пойдем туда, когда утром выпьем кофе. Заодно сразу все и вымоем.
– Да, так будет лучше. Не нужно будет ходить дважды.
Вейренк уселся по-турецки, и они оба погрузились в молчание.
– Кто начнет? – спросил наконец Вейренк.
– Я, – ответил Адамберг. – Это была моя идея, и ошибся тоже я. За вторую закрытую бухту, – произнес он, подняв стакан.
– За очередную, Жан-Батист. Кто тебе сказал, что это не Луиза стреляла? Может, она потом подложила чужие волосы?
– Никто не сказал. Ты прав, результат анализа не снимает с нее подозрений.
Адамберг прилег, опершись на локоть, пошарил в траве. Тем вечером луна, скрытая за облаками, не давала света. Он подтянул к себе куртку, вытащил из кармана две смятые сигареты и выпрямил их, обжав пальцами. Одну протянул Вейренку, выхватил из костра горящую веточку и зажег свою сигарету.
– Зачем она выбрала волосы, так похожие на ее собственные? – спросил он.
– Неправильный вопрос. Куча женщин ее возраста красится в точно такой же цвет.
– А почему я ответил Лувену, что ожидал этого?
– Потому что ты этого ожидал.
– Потому что все рассыпалось.
– Я снова задаю тебе тот же вопрос, что в гостинице “Телец”. С какого момента тебе что-то не дает покоя?
– Уже дня два.
– Почему?
– Не знаю. Все из-за пузырьков газа, которые пляшут у меня в голове. Они долго что-то рассказывали друг другу, обсуждали между собой, шептались. И не дали мне никакого ответа на вопрос.
– Пузырьки газа?
– Протомысли, если выражаться точнее. Всякие пустяки. Но лично я считаю, что это пузырьки газа. Я уж и не знаю, то ли они работают, то ли играют. Хочешь, я прочту тебе слова, от которых они приходят в движение и сталкиваются друг с другом? И ничего мне не объясняют.
Адамберг не стал ждать согласия Вейренка и открыл свой блокнот.
Забыл слово “голубятня”.
Избегание: боязнь пут (голубь со связанными лапками) или боязнь быть обманутым (психиатр).
Убивать больше некого (Вейренк).
Там все скрипит (Ретанкур).
Все время воркует (Ретанкур).
Мартен-Пешра = голубой зимородок. Вопрос закрыт.
Вейренк кивнул и поднял руку: Адамберг заметил это по огоньку сигареты, переместившемуся в темноте.
– “Мартен-Пешра = голубой зимородок. Вопрос закрыт”. Когда ты это написал?
– Сегодня утром.
– А зачем? Если вопрос не закрыт?
Адамберг пожал плечами:
– Потому что пузырьки в этот момент сразу взбудоражились, вот и все.
– Предположу, что ты это написал, потому что вопрос не закрыт.
– Закрыт.
– Я так не думаю. Пузырьки взбудоражились, когда ты вспомнил о враче?
– Просто когда я про себя назвал его имя, и все.
– Что-то многовато у тебя птиц.
– Да, и все воркуют. Ты веришь во вторую версию психиатра?
– Предательство?
– Предположим, что… – начал Адамберг и запнулся, как будто не решаясь произнести запретные слова. – Предположим, что кто-то нас одурачил. С этими волосами. Сказав “предположим”, я покривил душой. Уверен, это была приманка. Я сказал, что нам очень повезло найти сразу четыре волоса. Сказал, что мы богачи. Только чересчур богатые.
– Четыре – не просто чересчур, это неправдоподобно. Наш убийца – не новичок. Он – или она – взял в привычку надевать шапку, а сверху капюшон. Я говорю “он или она”, потому что теперь нам нельзя исключать, что это мужчина.
– Луи, но кто мог разбросать эти волосы по кладовке Торая?
– Единственный человек – убийца.
– Нет, два человека: убийца или Ретанкур. Я все думал, как, отвечая за охрану Торая и Ламбертена, она не предусмотрела, что удар могут нанести из дома. Ведь доступ снаружи был перекрыт тремя полицейскими. Она наверняка об этом подумала.
– Или нет. Ты сам об этом не подумал. Как и я, и вообще никто.
Вейренк бросил окурок в костер.
– Ретанкур гораздо умнее, – сказал он с улыбкой. – Она никогда не оставила бы четыре волоса.
– Только один, – согласился Адамберг, подняв голову.
Лейтенант нашарил бутылку и разлил по последнему стакану.
– За то, к чему мы сейчас пришли, – произнес он.
– За то, к чему мы пришли. Ответ там, – сказал Адамберг, показав рукой в темноту, в сторону места, где когда-то стояла старая голубятня. – В земле отшельницы. Где мы найдем зубы.
– Женские зубы, – с неуверенностью в голосе произнес лейтенант.
– Я знаю.
– Энзо. У него был список.
– У Ковэра тоже. Луи, я о них не забыл.
Вейренк ушел раскладывать подушки и одеяла в машине. Ночевать им предстояло в тесноте. Но когда люди дружат с детства, это можно пережить.
Адамберг погасил костер, забросав угли золой. Он в последний раз открыл блокнот, подсветив его мобильным телефоном. После слов “Мартен-Пешра = голубой зимородок. Вопрос закрыт” он дописал: “или не закрыт”.
Глава 43
Адамберг и Вейренк помогли Матиасу, приехавшему без чего-то одиннадцать, разгрузить оборудование. Вейренк рассматривал археолога, крупного молчаливого парня с густыми и длинными светлыми волосами, в кожаных сандалиях на босу ногу, в полотняных штанах, подпоясанных вместо ремня веревкой.
Матиас привычными движениями натянул вокруг потушенного костра четыре палатки, разложил в них матрасы и расставил фонари, устроил временный туалет за большим деревом. Покончив с самыми необходимыми делами, он сразу же отправился изучать круг и вернулся довольный.
– Похоже на то, что мы ищем? – спросил Адамберг.
– Да, это оно. Не думаю, что культурный слой залегает очень глубоко. До него сантиметров пятнадцать – двадцать. Значит, начнем копать кирками. Но не острым концом, а тупым.