— Хорошо. Я расскажу все. Но прошу, чтобы мои показания учли на суде.
— Напишите заявление. Я передам его в суд, — сухо ответил Дерибас. Дал ему бумагу и ручку. — Пишите на имя начальника секретного отдела ВЧК.
Вскоре на столе Дерибаса лежало заявление:
«Если будет постановление меня расстрелять, то я заранее примиряюсь с этим постановлением.
Но если принять во внимание мое чистосердечное признание, то я по справедливости подлежу оправданию.
В случае оправдания я не желаю возвращаться в Тамбов, а прошу оставить меня или в Москве, или дать возможность переезда в Вятку или какой-нибудь другой город, по усмотрению ВЧК. Конечно, от дальнейшей политической деятельности после неудачно произведенного опыта я отказываюсь.
Для того же, чтобы моя жена, Н. И. Федорова, имела возможность с вещами сменить местожительство, прошу дать ей возможность получить в Тамбове до места назначения вагон-теплушку, если возможно, бесплатно…
Дерибас прочитал заявление, и его охватил гнев. «Сволочь! — подумал он, но не произнес ни слова. — Зверства антоновских бандитов, сотни замученных большевиков и советских активистов, подготовка правительственного переворота — все это для него только неудачно произведенный опыт! К тому же ему еще нужна теплушка для перевоза личных вещей в то время, как не хватает транспорта для подвоза продуктов и люди голодают!» Наконец Дерибас тяжело вздохнул, положил заявление в папку и спросил:
— С чего начнем?
— С чего хотите. Могу ответить на те вопросы, что вы задали мне вчера.
— Отвечайте.
— В Москву я приехал для установления контакта с членами партии кадетов Тимофеевым и Кишкиным.
— Кто такой Тимофеев?
— Тимофеев Александр Яковлевич, бывший присяжный поверенный, член партии кадетов с 1905 года. Некоторое время был председателем Тамбовского губернского комитета этой партии. Избирался членом Государственной думы. С ним я обсуждал вопросы борьбы с большевиками. С бывшим членом ЦК партии кадетов Кишкиным установить связь я не успел…
— Кто такой Гольдштейн?
— Я случайно узнал, что в Москве, во Внешторге, занимает большой пост некто Гольдштейн. Предположил, что это бывший присяжный поверенный из Саратова, мой очень хороший знакомый. Подумал, что с его помощью смогу получить командировку за границу для себя и двух представителей армии Антонова. Нам крайне важно было выйти из изоляции, получить поддержку от других государств. На службе я Гольдштейна не застал, узнал его домашний адрес и приехал на квартиру. Из переговоров с женой узнал, что ее муж бывший профессор и никогда в Саратове не был. Жена встретила меня настороженно, я вынужден был назвать свою фамилию. А когда вышел из этого дома, то мне показалось, что за мной следят. На всякий случай решил купить билет до Тамбова. Вскоре был задержан.
— А ваши документы. Они подлинные?
— Документы подлинные. Их изготовил по моему указанию мой подчиненный Таубе.
— Зачем вы привезли деньги?
— Отобранные у меня при обыске два миллиона рублей принадлежат не государству, как указано в документе, а Донскому, которые послезавтра я должен вручить ему, мы так условились.
— Теперь расскажите о ваших связях с антоновцами.
— Примерно четыре месяца тому назад ко мне на квартиру в Тамбове явился Николай Яковлевич Донской, который знал меня раньше, до революции, по Шацкому уезду. Донской заявил, что является членом штаба Антонова и что целью его прихода, как он выразился, «является установление духовной связи штаба Антонова с Тамбовом».
Дальше на допросах Федоров рассказал, что по заданию антоновцев он шпионил за частями Красной Армии, расположенными в Тамбовской губернии, собирал сведения о их передвижениях, о складах боеприпасов, о составе и дислокации штаба Тухачевского и передавал эти сведения Донскому. Свои донесения антоновцам он подписывал псевдонимом Горский.
По заданию Донского он должен был установить связь с левыми эсерами и кадетами.
Что касается антоновской армии и ее замыслов, то Федоров рассказал, что Антонов имеет связь с бандой Попова в Саратовской губернии, с Колесниковым — в Воронежской губернии. С бандами на Дону и на Украине связи пока нет, но предполагается установить — для действий по единому плану.
— В настоящее время движение за пределами трех тамбовских уездов невозможно из-за отсутствия у антоновцев запасов хлеба для армии и фуража для лошадей, — заявил Федоров. — Разрешение этого вопроса возможно лишь при снятии нового урожая.
Более подробными сведениями о дислокации, численности, вооружении антоновской армии Федоров не располагал, так как находился все время в Тамбове. Этому можно было поверить.
4. ГЛАВАРИ
Муравьев и Тузинкевич переночевали на конспиративной квартире антоновцев в Тамбове, приобретенной Федоровым специально для этих целей. Хозяином квартиры был местный сапожник, который хотя и не был в курсе дела и не знал, для каких целей сдает комнату, но сочувственно относился к этому движению. В разговоры с ним Муравьев не вступал.
Смерчинский сразу поселился в гостинице.
Рано утром следующего дня к сапожнику явился мужчина, осторожно постучался в дверь и, когда его спросили, кто нужен, ответил:
— От Федорова я. Степанов. Мне нужен Петрович.
Муравьев пригласил Степанова в комнату.
Это был грузный, крупный человек. Такой, как описал его Федоров. Он приветливо поздоровался с Муравьевым и Тузинкевичем и сказал:
— Собирайтесь побыстрее. Пока в городе еще спят, пройдем ко мне, оттуда я переправлю вас дальше.
Чтобы добраться к Степанову, долго шли поросшими травой улицами, глухими переулками. Вышли на самую окраину Тамбова: кругом пустыри, железнодорожные насыпи.
Дом Степанова глубоко сидел в земле и был похож на большую землянку. Но когда вошли внутрь, то Муравьев был удивлен: чисто прибранные просторные комнаты.
Степанов усадил пришедших на скамью, сказал, что скоро вернется, и вышел. Отсутствовал он довольно долго. Возвратился, когда уже наступил полдень. С ним пришел молодой парень и спросил:
— Вы верхом-то ездите?
— Приходилось, — уверенно ответил Муравьев.
— Володя доставит вас куда надо. Желаю удачи. — Степанов повернулся и ушел в другую комнату, показывая, что разговор окончен.
Муравьев, Тузинкевич и Володя вышли на улицу. На привязи у ограды стояли три оседланные лошади. Не мешкая, отправились в путь.
Долго ехали по дороге, пролегающей по голым, безлесным местам: заброшенные пашни, поросшие сорняками, пыльная дорога…
Солнце припекало, становилось жарко и душно. Стала мучить жажда, а поблизости не было воды. К тому же Володя погонял лошадей и не намерен был задерживаться…
Муравьев думал только об одном: как встретят антоновцы? По-видимому, о том же думал и Тузинкевич. Встречаться с Федоровым хотя и было опасно, но он был один. Да и что он мог сделать в Тамбове?! А здесь совершенно другое дело: здесь они в одиночестве, в окружении опытных бандитов.
Только когда стало темнеть, вдали показался лес.
— Вот и приехали, — сказал Володя, до сих пор не проронивший ни слова. — Пожалуй, утомились?
— И утомились, и проголодались, — ответил Муравьев.
— Здесь вас накормят и скажут, как быть дальше.
На опушке леса виднелось несколько построек. Среди них выделялся большой бревенчатый дом, крытый железом. «Богатый хозяин, — подумал Муравьев. — Что-то нас ждет? Жестокий допрос или сытный ужин? Рассказал ли Донской о возможном прибытии воронежских эсеров или никто ничего не знает и начнется проверка? Это он там говорил после диспута: «Как у вас замечательно. Я буду докладывать Александру Степановичу». А что сделал на самом деле? Как восприняли его доклад антоновские главари?»
Возле дома Муравьев и Тузинкевич с трудом слезли со своих лошадей. К длительной езде верхом они не привыкли и теперь стояли пошатываясь. Володя привязал лошадей и повел гостей в дом, окна которого ярко светились в наступившей темноте.
Когда вошли в помещение, то сразу поняли, что там идет какое-то собрание. Подвешенные к потолку большие керосиновые лампы-молнии хорошо освещали просторную комнату, или, как ее называли, «залу». Такие комнаты были только у богатых кулаков. За несколькими столами, составленными вместе, сидело много крестьян, одетых в полувоенную форму. Все повернули головы в сторону вошедших.
Муравьев был ослеплен светом, прищурил глаза в надежде что-нибудь рассмотреть. Неожиданно услышал знакомый голос:
— Проходите к нам. Вот замечательно, что вы приехали. Как это здорово! — Навстречу им бросился высокий молодой человек. Теперь Муравьев его тоже узнал: «Да ведь это Донской!» Муравьев искренне обрадовался встрече.
Тепло поздоровавшись с прибывшими, Донской громко объявил:
— Товарищи, вот он, тот самый мой большой друг, председатель Воронежского комитета эсеров, о котором я вам рассказывал.
Он взял Муравьева под руку и повел к столу президиума. Муравьев улыбнулся из последних сил, остановил Донского, и тихо сказал:
— Подымай выше!
— А что? — удивленно спросил Донской.
— Я теперь не только председатель воронежской организации, но и член Центрального Комитета.
— Как так?
— Помнишь, когда ты был в Воронеже, к нам приезжали два члена ЦК?
— Помню.
— Помнишь, о чем они говорили?
— О чем?
— Они известили меня, что будет съезд и я должен буду выступать содокладчиком по вопросу о политическом моменте.
— Да, да, припоминаю…
Присутствовавшие на совещании командиры частей антоновской армии с интересом прислушивались к разговору.
— Так вот, съезд состоялся и меня выбрали в состав Центрального Комитета. — И совсем тихо, чтобы не слышали окружающие, Муравьев добавил: — Сейчас я прибыл к вам под фамилией Петрович. Называй меня, пожалуйста, Петровичем. Сам понимаешь, для чего это нужно…