— Подожди, товарищ Петрович. Всему свое время.
Муравьев терпеливо ждал.
Часто, проезжая по дорогам вдоль заброшенных необработанных угодий и пашен, Муравьев с болью в сердце видел, как зарастают они сорной травой. Те самые поля, которые давали хорошие урожаи… И ему становилось горько оттого, что пропадает земля, не тронутая рукой человека, в то время как в России люди голодают.
Однажды под вечер они прибыли в Шаболовку. Большое село раскинулось на двух холмах. На одном из них, на дальнем, там, где чернела кромка леса, возвышалась церковь. С их въездом забил колокол. Было ли это случайное совпадение?
Василий Матюхин незадолго до этого куда-то отлучился.
— Стой! — задержала их на окраине села группа вооруженных всадников. — Кто такие?
— Свои. — Ответил один из охранников.
— А ну, слезай с коней! — скомандовал всадник.
Обычно их встречали с почестями. Это было что-то новое и насторожило Муравьева.
Пришлось подчиниться. Их под конвоем повели по улице села, где столпились любопытные. Привели в богатый дом. Навстречу вышел крупный мужчина лет под пятьдесят, в темном костюме, в сапогах гармошкой, с маузером в деревянной колодке на боку.
— Кто такие? — спросил строго.
— С Василием Матюхиным мы. Это товарищ Петрович из ЦК, — ответил все тот же охранник, оставшийся, очевидно, за старшего.
— Так вы Петрович? — Незнакомец подошел к Муравьеву. — Извините. Здравствуйте. Я Ишин. — Он протянул свою большую руку, которую Муравьев с трудом пожал. — Почему же Матюхин меня не предупредил? Ну это неважно. Я о вас знаю. Проходите, давайте вместе ужинать.
Разговаривая с Ишиным, Муравьев думал: «Ведь неспроста все это! Что-то задумал Ишин!»
Ишин держался спокойно и даже, казалось, сожалел о происшедшем недоразумении. Но Муравьев был настороже. За ужином они долго говорили о политической ситуации, об эсеровском съезде, о планах партии, о ее намерениях вступить в коалицию с другими партиями. Говорил больше Муравьев, а Ишин все слушал и задавал вопросы. Потом, когда они уже собрались лечь спать, Муравьев спросил:
— Вы не скажете, когда и где я смогу повидать товарища Антонова?
— Скажу… — как бы раздумывая, ответил Ишин. — Повидать Александра Степановича вам не удастся. Сейчас он лечится после тяжелого ранения. Все вопросы вы можете решить со мной.
Муравьев уже знал, что Иван Ишин является второй фигурой после Антонова. Но ему было дано задание вести переговоры с Антоновым и, если удастся, вывезти его в Москву. «Поживем — увидим», — решил Муравьев.
На следующий день в поездку по селам он отправился вместе с Ишиным — ничего другого ему не оставалось.
Прошел день, другой. Ишин находился с ним неотлучно. Это было самое тягостное время. Ишин все время присматривался к Муравьеву, и последний это чувствовал. Теперь Муравьев должен был особенно тщательно обдумывать и взвешивать каждое слово, прежде чем сказать что-либо. Иногда он ловил на себе такие взгляды Ишина, что внутри у него все переворачивалось.
Однажды они приехали в большое село. Как всегда, Муравьев выступил на митинге. Потом выступил Ишин. Говорил он складно. Хорошо зная, какие заботы волнуют крестьянина, он умел, что называется, «зацепить», задеть нужную струнку, развить тему и увлечь. Его слушали, затаив дыхание. Говорил он сочным крестьянским языком, с юмором, часто вставляя к месту пословицы и поговорки.
После митинга пошли обедать. Сидели в полутемной комнате с задернутыми занавесками, так как был жаркий день. В конце обеда в столовую неожиданно вошел человек с винтовкой в руке. Муравьев сразу узнал в нем Морева.
— Товарищ Ишин, — громко произнес Морев, подслеповато моргая и плохо ориентируясь после яркого дневного света, — разрешите доложить!
— Что случилось? — Ишин поднялся из-за стола.
— Все готово для казни захваченного большевика. Можно начинать?
— Сейчас мы выйдем. Начинайте. — Ишин вытер вспотевший лоб рукавом. Обернувшись к Муравьеву, позвал: — Пойдем, Петрович!
— А что там?
— Будут отпиливать голову ржавой пилой большевистскому агитатору. — Эти слова были сказаны с такой ненавистью и одновременно так спокойно, что Муравьеву стало не по себе. — Так уж у нас заведено, — продолжал Ишин. — Вчера только поймали. Сейчас увидишь, как он будет верещать и извиваться!
У Муравьева — мороз по коже, и он весь посерел. Его выручил полумрак. Муравьев посмотрел с ненавистью на трясущийся затылок Ишина и глухим голосом ответил:
— Я не пойду.
— Почему? — Ишин удивленно повернулся.
— Не годится представителю ЦК партии эсеров присутствовать при казни. Это ваше внутреннее дело. Вы старый социалист-революционер, должны это понимать.
Ишин потоптался в комнате, покосился на Муравьева:
— Ну как хотите, — повернулся и пошел.
Вскоре послышались крики истязаемого человека, потом их заглушил шум толпы. Когда Ишин вернулся, он опять с подозрением покосился на Муравьева и как бы про себя произнес:
— Не пойму я тебя, Петрович.
Дерибас сидел в кабинете у Самсонова, когда принесли срочную телеграмму. Самсонов пробежал глазами несколько строк, посмотрел на Дерибаса и озабоченно спросил:
— Когда у Федорова должна состояться встреча в Москве с Донским? Что рассказал об этом на следствии Федоров?
— Семнадцатого июня, — четко ответил Дерибас. — Если, конечно, Донской рискнет приехать сюда.
— Сегодня, четырнадцатого июня, Донской выезжает из Тамбова. Вот телеграмма от Смерчинского. — Самсонов показал на бумагу, которая лежала на столе. — Прибудет завтра. Итого на работу с Донским у нас остается один, нет, полтора дня. Не густо. Потом нужно все закончить, так как, не найдя Федорова в Москве, он может заподозрить неладное и выскользнуть из-под нашего контроля… Что же делать? — Этот вопрос Самсонов задал сам себе. Потом неожиданно спросил Дерибаса: — Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо. — Дерибас хотя и ходил еще с палочкой, но чувствовал себя значительно лучше.
— Я хочу, чтобы ты опять помогал мне так же, как в операции с Федоровым. Встречать Донского и вести с ним переговоры буду я. Ты же организуешь наблюдение и поможешь мне на заключительной стадии. Справишься ты с этими делами?
— Что за вопрос, Тимофей Петрович? Конечно!
Они обсудили план предстоящей операции.
На следующий день Донской был взят под наблюдение. С вокзала он приехал на специально подготовленную квартиру, адрес которой дал ему Смерчинский, выдав за конспиративную квартиру «эсеровского штаба». Там его приняли, накормили а дали возможность отдохнуть. Вечером к нему пришел Самсонов. После обмена словами пароля, Самсонов спросил:
— Как доехали, товарищ Донской? Как отдохнули?
— Спасибо, хорошо.
Выглядел он действительно хорошо: молодой, высокий, загорелый парень двадцати трех лет. Он жаждал активных действий, поэтому сразу поинтересовался:
— Когда состоится совещание «Московского штаба боевых сил»?
— Завтра, в одиннадцать часов дня, — спокойно ответил Самсонов. — Решено провести совещание в Сокольниках, там безопаснее. Вы там бывали?
— Нет. И вообще в Москве я первый раз…
— А у вас есть какие-либо другие дела?
— Да нет… Так, по мелочам… — Донской ответил нерешительно, и Самсонов понял, что он не хочет говорить «даже своему» о назначенной встрече с Федоровым.
— А как положение «там»?
Донской понял и ответил:
— Там сила, но этой силе не хватает оружия. Движение растет и развивается. Нам нужны позарез оружие и выход за рубеж! Это главное.
— Так, так… Завтра мы надеемся послушать вас подробно. А сейчас отдыхайте. Если захотите погулять, то не удаляйтесь далеко от дома, чтобы не случилось беды. Москву вы не знаете, и будет очень печально, если с вами случится что-либо непредвиденное…
— Хорошо. Я понимаю.
На следующее утро в парке Сокольники состоялось заседание «Московского штаба». Охрану заседания несли специальные пикеты. Естественно, что это были чекисты и руководил ими Дерибас. Участники «пикетов» прогуливались по аллеям парка под видом отдыхающих москвичей.
Самсонов умышленно обратил внимание Донского на этих людей. Показав кивком головы на одну группу, он сказал:
— Вот это наши.
Потом показал на другую группу и спросил:
— Как вам нравится наша охрана?
— Замечательно организовано.
Когда они подошли к небольшой лужайке, все «члены штаба» были в сборе. Самсонов взял на себя роль председателя совещания и прежде всего представил собравшимся Донского.
«Члены штаба» попросили Донского доложить о настроениях, обстановке в армии Антонова и планах командования.
Донской обрисовал общее положение дел в армии. Особенно много говорил о трудностях, доказывал необходимость оказания экстренной помощи. Но он, как и Федоров, был далек от чисто военных дел, не знал детального расположения частей и укрепленных пунктов, так как начальник штаба — Эктов — часто менял дислокацию. В это можно было поверить.
— Ситуацию мы уяснили, — подвел итоги выступления Донского Самсонов. — Нам осталось разобраться еще в одном вопросе: чтобы объединить наши усилия, нужно знать, какие меры вы приняли для координации действий с другими отрядами и повстанческими организациями. Так я понимаю, товарищи? — Самсонов обвел взглядом сидящих на лужайке «членов Московского штаба».
— Правильно, — поддержали его несколько человек.
— Могу ли я?.. — Донской на какое-то мгновение заколебался.
— Здесь все свои, — твердо сказал Самсонов. — Они должны знать, на что идут…
— Хорошо, — согласился Донской. — Александр Степанович послал надежных людей на Дон и на Кубань для переговоров с местными отрядами. Здесь, в Москве, — Донской посмотрел вокруг, на деревья и кусты парка, словно это были дома, — член нашего оперативного штаба ведет переговоры с представителем генерала Деникина. Сегодня я должен встретиться с нашим посланцем и узнать результаты переговоров. Я изложил вам все…