– На месте разработчиков акции я бы поступил следующим образом: один смертник в торце станции, другой – возле эскалаторов. Бояться им нечего: донорам ничего не угрожает, при взрыве погибнет лишь тело носителя, так что ни о каком «самопожертвовании во имя великой идеи» и речи не идет. Еще один или двое дожидаются часа «Х» в районе трибуны. Первый взрыв происходит в дальнем от выходов конце «Маяковской». Паника. Люди подсознательно двинутся в сторону выхода. В этот момент там происходит второй взрыв. Плотность толпы и неразбериха достигают своего пика, чему немало способствуют путающиеся под ногами перевернутые стулья и прочие лавки. У непосредственных исполнителей будет порядка десяти секунд, чтобы приблизиться к трибуне и совершить попытку покушения. А если еще и со светом в этот момент что-то случится, то станет совсем нехорошо. Для пущего эффекта кто-нибудь из исполнителей еще может заорать «Газы!» или, допустим, «Товарища Сталина убили!», что лишь усугубит хаос. Вот примерно так я бы и поступил на месте организаторов теракта.
– Толпа. Замкнутое пространство под землей. Взрывы. Паника. Внезапное отключение света, – отчеканил Виктор, глядя прямо перед собой. – Серега, а ведь ты прав – может и выгореть! ТАК на товарища Сталина еще никто не покушался. Что же делать-то?! Сам ведь говорил, что всех не досмотришь?
– Дальше думать, – буркнул Кобрин. – Обученные собачки, к слову, тротил с прочим аммоналом на раз вынюхивают. Да, и вот еще что: насчет пояса шахида я могу и ошибаться: в подобных условиях от самой обычной светошумовой гранаты, пожалуй, эффекта даже побольше будет.
– А это еще что за хрень такая? – угрюмо осведомился Виктор.
Кобрин вкратце объяснил.
– Так вроде бы нету у нас ничего подобного?
– Ну, взрывпакеты вашим пиротехникам давно знакомы, магниевые фотовспышки и зажигательные бомбы – тоже. Если все это грамотно соединить, на выходе эта самая граната и получится. В замкнутом пространстве – самое то, эффект окажется даже лучше, чем от обычной бомбы. Кстати, я только что вот еще о чем подумал: а ведь все можно организовать и иначе, чтобы не рисковать с досмотром. Оружие для покушения и отвлекающие заряды заранее доставляются в некий тайник, оборудованный, например, в тоннеле. Благо мест для подобного там, сам понимаешь, опытный человек может отыскать сколько угодно. Пока участники мероприятия рассаживаются, террорист, назовем его «координатором», раздает их товарищам. Что автоматически исключает опасность обнаружения запрещенных предметов внешней охраной на входе. А этим самым зловредным координатором я бы сделал сотрудника метрополитена, поскольку это сразу снимает кучу вопросов. Логично?
– Логично, – со вздохом признал Зыкин. – И даже очень. Он не военный, не сотрудник органов, значит, ему вполне реально подсадить чужую – как ты там подобное называешь? Матрицу, да?
– Угу, ее, – не стал вдаваться в ненужные подробности Сергей.
– Вот именно…
Несколько показавшихся долгими секунд товарищи молчали, размышляя каждый о своем, затем лейтенант неуверенно спросил:
– Слушай, если ты не ошибаешься, если мы все это предотвратим – получается, на параде Иосифу Виссарионовичу уже ничего угрожать не будет?
Кобрин невесело пожал плечами:
– Подозреваю, как раз наоборот: если сорвем покушение в метро, боюсь, на следующий день они обязательно попытаются еще раз…
– Но как?! – опешил Зыкин. – Что они за неполные сутки успеют спланировать-то?! Глупости говоришь, Серега!
Народный комиссар – пора было привыкать к своей новой должности – отхлебнул окончательно остывшего чая:
– Вить, ну честное слово, мог бы и сам догадаться. Это здесь и суток не пройдет, а там – сколько угодно времени. Помнишь, что я говорил, когда Иосиф Виссарионович меня в будущее прямо из своего кабинета отправить хотел? Ну, тогда, после бомбардировки? Вернуться можно в любой момент времени, хоть в следующую секунду.
– Точно… – поник Зыкин. – Хреново, а?
– Да не особенно, Вить. Справимся. Есть тут у меня одна задумка, никому об этом не рассказывал, даже товарищу Сталину. Только ее еще проверить нужно, поскольку особой уверенности, что сработает, у меня нет…
Интерлюдия. Земля, далекое будущее, альтернативная историческая линия[9]
Расположенное в недрах горы Рэйвен-Рок в Пенсильвании убежище было построено в условиях строжайшей секретности еще в середине двадцатого века, когда американский истеблишмент серьезно опасался, что проклятые Советы вот-вот неожиданно ударят по США своими неотразимыми атомными ракетами. Но Третья мировая, победить в которой американцы и их союзники даже не надеялись, несмотря на все усилия инженеров и разведчиков и бахвальство некоторых генералов, так и не началась. Да большевики, собственно говоря, не особо-то и угрожали применением своего сверхмощного оружия – их тогдашний вождь, смены которому, как казалось, не будет вовсе, прямо заявил: «американский народ – не враг народу советскому. В отличие от тех, кто в данный момент находится у власти или же контролирует основные капиталы. Но трогать нас не стоит, поскольку ответ окажется мгновенным, несимметричным и крайне жестким. Так что заранее предупреждаем: если что – потом не обижайтесь. А с радиацией мы вам бороться поможем, у нас богатый опыт, пока, правда, исключительно теоретический. Но теория, как известно, имеет тенденцию подтверждаться практикой»…
Многочисленные аналитики Пентагона долгое время ломали головы, что именно означает этот самый «несимметричный ответ» – доходило до того, что даже привлекали известных математиков, поскольку само понятие определенно относилось именно к этой научной области. Но так и не поняли. А затем стало не до того: поскольку нажиться на очередной мировой войне, как планировалось еще в середине тридцатых годов, так и не удалось, страну накрыл жесточайший экономический кризис, сравнимый разве что с приснопамятной Великой депрессией, а во многом даже ее и превосходивший.
А ведь как поначалу все хорошо получалось! Заботливо взращенный стараниями промышленников и банкиров, за которыми бдительно приглядывали правящие круги США и Англии, германский вождь, с превеликой радостью дополнивший нацистскую идеологию (к которой пришел еще в далеком 1918 году, сразу после окончания прошлой Мировой войны) идеями итальянского фашизма, быстро подмял под себя большую часть Европы. Которая, впрочем, не особенно и сопротивлялась, что вполне укладывалось в разработки тех же самых аналитиков и политических советников, и начала со всей готовностью и тщанием работать на военную машину Третьего рейха. После чего послушно направил взгляд (и свои танковые дивизии) на восток. Начавшаяся в двадцатых числах июня война пошла практически по заранее просчитанному, можно даже сказать, идеальному сценарию. Казалось, еще месяц, максимум, два или три – и все будет окончательно кончено. Оказавшись перед угрозой полного разгрома, русские неминуемо запросят помощи. А поскольку бесплатной помощи не бывает, в карманы бизнесменов потекут все усиливающиеся денежные потоки, благо золото у большевиков имеется, и весьма немало.
Вот только к концу осени 1941 года стало окончательно ясно, что, несмотря на первые и весьма впечатляющие успехи, никаких шансов на быструю победу у немцев нет. Как именно большевикам удалось остановить казавшуюся практически непобедимой военную машину вермахта, никто так и не понял. Но факты, как известно, – вещь упрямая: к концу сорок второго уже не оставалось никаких сомнений, что русские не только не сдадутся, но, судя по всему, даже не попросят военной помощи, на чем во многом и строилась вся стратегия дальнейших действий. Строилась, понятное дело, не столько политиками (и уж тем более не военными), сколько владельцами крупнейших капиталов и производств.
Нет, ни малейшей паники среди посвященных тогда не возникло. Возник вопрос – вступать ли в войну, а если вступать, то на каких условиях? Боевые действия в Африке – это, знаете ли, одно, а вот всерьез ввязываться в полноценную бойню на континенте – совсем иное! Зачастившие в Москву послы раз за разом отправлялись обратно, как выражаются сами русские, «ne solono hlebavshi»: непреклонный нарком иностранных дел Молотов вежливо выслушивал подготовленные речи, после чего не менее вежливо сообщал, что «обязательно донесет сказанное до высшего руководства страны». На чем, за редким исключением, все, как правило, и заканчивалось. Единственным, о чем все-таки удалось договориться, оказались поставки ГСМ, грузовых автомобилей и истребителей, да и то отнюдь не в тех масштабах, о каких мечтали их производители. Предложение же о поставках бронетанковой техники было решительно отвергнуто еще в самом начале. При этом непосредственно ведущий переговоры представитель Lima Locomotive[10] позже утверждал, будто один из присутствующих на встрече русских генералов негромко произнес в адрес сидящего рядом товарища нечто непонятное, в английской транскрипции звучавшее примерно как «nu i na hrena nam ihnee govno? Budto svoey staroy ruhlyadi ne hvataet! Nichego, cherez paru nedel novie tridcatchetverky i keve-odin-em v seriyu poidut, uze polegche stanet».
Про открытие второго фронта в Европе с советской стороны и вовсе не прозвучало ни единого слова – создавалось полное впечатление, что большевики и на самом деле искренне убеждены, будто сумеют справиться исключительно собственными силами. А в начале декабря американцы втянулись в войну с Японией на Тихоокеанском ТВД. Произошло это практически в те же самые сроки, что и в другом варианте истории. О котором, впрочем, в этом мире знали лишь несколько человек, видимо по какой-то нелепой случайности находящихся исключительно в столице советской России. Потому американцы так и не поняли, что после атаки на Перл-Харбор ход боевых действий пошел несколько по иному сценарию, куда более благоприятному для островитян. Товарищ Сталин вовсе не с