— Еврейка, — ответила она.
— Вот как? — удивлённо вскинул тот брови. — А по виду не скажешь. Настоящая славянка.
С того самого дня Эмма постоянно предупреждала Павла, чтобы тот опасался нового наркома. И, предполагая, что их квартира может прослушиваться, она придумала для него кодовую кличку, чтобы не упоминать имени в домашних разговорах. Она называла его князем Шадиманом по имени героя романа «Великий Моурави», павшего в борьбе за власть между грузинскими феодалами. Как оказалось впоследствии, дальновидность жены в отношении судьбы Берии и её постоянные советы держаться подальше от наркома и его окружения оказались пророческими.
Между тем после представления нового руководства у Берии, последовало партсобрание — это был следующий этап кампании. На нём бывший сослуживец Судоплатова по Харькову армянин Гукасов неожиданно предложил партийному бюро рассмотреть подозрительные связи Судоплатова. Он сообщил, что того перевел в Москву враг народа Балицкий. А потом обвинил в близких отношениях с разоблаченными врагами народа Шпигельглазом, Ревзиным и целым рядом других. Бюро тут же создало комиссию по этому вопросу и под диктовку Деканозова подготовило проект решения: «Исключить из рядов коммунистической партии за связь с врагами народа и не разоблачение Шпигельглаза». Оно подлежало утверждению на общем партсобрании разведслужбы, назначенном на январь следующего года.
А пока Судоплатов приходил на работу и сидел у себя в кабинете за столом, ничего не делая. Новые сотрудники не решались общаться с Павлом, боясь скомпрометировать себя. В ожидании свой участи, дабы чем-нибудь заняться, он решил пополнить знания и стал изучать архивные разработки.
Эмма также сильно переживала, понимая — над ними нависла серьезная угроза. Оба были уверены, что на них уже есть компромат, сфабрикованный и выбитый во время следствия у попавших в застенки друзей. Но Павел всё-таки надеялся, что, поскольку был лично известен руководству НКВД как преданный делу большевик, его арест не будет санкционирован.
Зная, что в отношении него совершается чудовищная несправедливость, решил обратиться в Комиссию партконтроля ЦК с просьбой разобраться в его деле, но жена считала, что надо подготовить письмо на имя Сталина, которое она сама отправит, а если её арестуют, отправит её мать.
И тут произошло неожиданное.
Собрание, на котором должны были утвердить его исключение, отложили. Был арестован отстраненный от службы Ежов.
Наступил март, с крыш закапала капель, и в один из таких дней Павла вызвали в кабинет Берии.
— Присаживайтесь, — кивнул нарком на стул, пару минут помолчал, а затем укоризненно покачал головой: — Нехорошо.
— Что именно? — поинтересовался Судоплатов.
— Вы бездельничаете последние два месяца, — Берия повертел большими пальцами сцепленных ладоней, — нехорошо.
— Исполняю приказ товарища Деканозова, — пожал плечами Судоплатов.
Нарком никак не отреагировал на это и приказал сопровождать на важную, по его словам, встречу. Павел полагал, что речь идет о встрече на конспиративной квартире с одним из агентов, которых нарком лично курировал. В сентябре прошлого года он дважды сопровождал Берию на подобные мероприятия.
Одевшись, спустились лифтом вниз, на выходе козырнула охрана, сели в уже стоявший у главного подъезда вороненый наркомовский «паккард»[80]. «Что-то здесь не то», — подумал Павел, на встречу с агентурой обычно ездили на «эмках», в том числе и Берия, но лишних вопросах задавать не стал.
Между тем, негромко урча мотором, лимузин миновал Старую площадь и Ильинку и въехал в ворота Спасской башни Кремля. Остановился в тупике возле Ивановской площади. Здесь Павел с волнением понял — они приехали на встречу с вождем.
Вход в здание Кремля, где работало высшее руководство, был знаком по прошлым встречам. Миновав вытянувшуюся охрану, оба поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по алой ковровой дорожке длинного безлюдного коридора, мимо кабинетов с высокими, похожими на музейные дверьми. Нарком открыл одну из них, они вошли в приёмную столь внушительных размеров, что стоявшие внутри три письменных стола с телефонами выглядели совсем крошечными. Там находилось трое: двое в кителях того же покроя, что носил Сталин, и один в военной форме.
Берию приветствовал невысокий, коренастый с виду человек в зеленом кителе, голос которого звучал тихо и бесстрастно. Уже позже Павел узнал, то был Поскребышев — начальник секретариата Сталина. Ему показалось необычным отсутствие внешних проявлений каких-либо эмоций. И действительно, таков был неписаный и раз и навсегда утвержденный порядок в этом здании.
Поскребышев сопроводил обоих в кабинет вождя, бесшумно закрыв за ними дверь.
В этот момент Павел испытывал те же чувства, что и в прежние встречи со Сталиным: волнение, смешанное с напряженным ожиданием и охватывающим восторгом. Казалось, биение его сердца могут услышать окружающие.
При их появлении Сталин поднялся из-за стола, неспешно прошёл навстречу, встал посередине кабинета. Обменялись рукопожатиями. Далее вождь жестом пригласил сесть за второй стол, длинный и покрытый зеленым сукном. Всё в кабинете выглядело таким же, как и при первой встрече. Но сам хозяин казался другим: внимательным, спокойным и сосредоточенным. Слушая собеседника, он словно обдумывал каждое сказанное ему слово, похоже, имевшее для него особое значение. И собеседнику вождя просто не могло прийти в голову, что этот человек мог быть неискренним.
Было ли так на самом деле, Павел не знал, но Берию Сталин выслушал с большим вниманием.
— Товарищ Сталин, — обратился к вождю нарком, — по указанию партии мы разоблачили бывшее руководство закордонной разведки НКВД и сорвали их вероломную попытку обмануть правительство. Теперь же вносим предложение назначить товарища Судоплатова заместителем начальника разведки НКВД с тем, чтобы помочь молодым партийным кадрам, мобилизованным на работу в органах, справиться с выполнением правительственных заданий.
Вождь нахмурился. В руке он держал трубку, не раскуривая ее. Затем, чиркнув спичкой, подвинул к себе пепельницу.
Ни словом не обмолвившись о назначении Судоплатова, Сталин попросил Берию вкратце рассказать о главных направлениях разведывательных операций за рубежом. Пока Берия говорил, Иосиф Виссарионович встал из-за стола и начал мерить шагами кабинет, двигаясь медленно и неслышно в своих мягких кавказских сапогах. Однако внимание не ослабил. Наоборот, стал более сосредоточен. Его замечания отличались некоторой жесткостью, которую он и не думал скрывать. Подобная резкость по отношению к приглашенным на приём, была, пожалуй, самой типичной чертой в поведении Сталина, составляя неотъемлемую часть его личности — такую же, как оспины на лице, придававшие ему суровый вид.
По словам Берии, закордонная разведка в современных условиях должна изменить главные направления своей работы. Её основной задачей должна стать не борьба с эмиграцией, а подготовка резидентур к войне в Европе и на Дальнем Востоке. Гораздо большую роль, считал он, будут играть агенты влияния, то есть люди из деловых правительственных кругов Запада и Японии, которые имеют выход на руководство этих стран и могут быть использованы для достижения целей СССР во внешней политике. Таких людей следовало искать среди деятелей либерального движения, терпимо относящихся к коммунистам. Между тем, по мнению наркома, левое движение находилось в состоянии серьезного разброда из-за попыток троцкистов подчинить его себе. Тем самым Троцкий и его сторонники бросали серьезный вызов Советскому Союзу. Они стремились лишить его позиции лидера мирового коммунистического движения.
— А поэтому, товарищ Сталин, — Берия предано уставился на вождя, — предлагаю нанести решительный удар по центру троцкистского движения за рубежом и назначить товарища Судоплатова ответственным за проведение этих операций.
Наступила пауза, разговор продолжил вождь.
— В троцкистском движении, товарищ Берия, нет важных политических фигур, кроме самого Троцкого, — вождь окутался табачным дымом. — Если с ним будет покончено, угроза Коминтерну будет устранена.
Сталин сел напротив собеседников и начал неторопливо высказывать неудовлетворенность тем, как ведутся разведывательные операции.
— По моему глубокому убеждению, товарищи, в ваших действиях отсутствует должная активность. В тридцать седьмом устранение этого перевёртыша поручалось Шпигельглазу, однако он провалил это важное правительственное задание, — вождь колюче блеснул глазами.
И, чеканя слова, проговорил:
— Троцкий или, как вы его именуете в ваших делах, «Старик» должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война.
Далее почмокал чубуком и продолжил:
— Без его устранения, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены в случае нападения империалистов на Советский Союз в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению. Им будет очень трудно выполнить свой интернациональный долг по дестабилизации тылов противника, развернуть партизанскую войну.
Затем Сталин перешел к вопросу, непосредственно касавшемуся Судоплатова. Последнему надлежало возглавить группу боевиков для ликвидации Троцкого, находившегося в это время в изгнании в Мексике. При этом он предпочитал обтекаемые слова вроде «акция» вместо «ликвидация», отметив, что в случае успеха «партия никогда не забудет тех, кто в ней участвовал, и позаботится не только о них самих, но и обо всех членах их семей». Павел попытался было возразить, сославшись на незнание испанского языка, на что вождь никак не отреагировал.
— В таком случае я прошу разрешения привлечь к делу ветеранов диверсионных операций в гражданской войне в Испании, — заявил Судоплатов.
— Это ваша обязанность и партийный долг находить и отбирать подходящих и надежных людей, чтобы справиться с поручением партии. Вам будет оказана любая помощь и поддержка, — вождь махнул зажатой в руке трубкой. — Докладывайте непосредственно товарищу Берии и никому больше, но помните, вся ответственность за выполнение этой акции лежит на вас. Вы лично обязаны провести всю подготовительную работу и лично отправить специальную группу из Европы в Мексику. ЦК санкционирует представлять всю отчетность по операции исключительно в рукописном виде.