Аудиенция закончилась, чекисты попрощались и вышли из кабинета.
После встречи с вождем Судоплатова немедленно назначили заместителем начальника разведки. Ему был выделен кабинет на седьмом этаже главного здания Лубянки под номером 755 — ранее занимаемый Шпигельглазом.
Партийное собрание так и не рассмотрело персональное дело. Через два дня после беседы в Кремле Павлу сообщили, что партбюро пересмотрело своё решение об исключении его из партии и вместо этого вынесло выговор с занесением в учетную карточку за потерю бдительности и не разоблачение вражеских действий бывшего руководства Иностранного отдела.
На следующий день, как только Судоплатов пришел в свой новый кабинет, ему позвонил из дома Эйтингон, недавно вернувшийся из Франции.
— Павлуша, я уже десять дней как в Москве, ничего не делаю. Оперативный отдел установил за мной постоянную слежку. Уверен, телефон прослушивается. Ты ведь знаешь, как я работал. Пожалуйста, доложи своему начальству: если хотят арестовать, пусть сразу это и делают, а не устраивают игру в кошки-мышки.
Судоплатов ответил, что он первый день в новой должности, ни о каких планах ареста его не знает, и тут же предложил зайти. А затем связался с Меркуловым, доложив о поступившем звонке. Тот рассмеялся:
— Эти идиоты взяли его под наружное наблюдение, не понимая, что имеют дело с корифеем.
А ещё через десять минут Павлу позвонил Берия, заявив, поскольку Эйтингон подходящая для известного ему дела кандидатура, он ждет обоих к концу дня с предложениями.
Затем появился Эйтингон, они обнялись, и Павел рассказало о замысле операции в Мексике. Старшему майору отводилась в ней основная роль.
— Я не возражаю, — без колебаний заявил тот. — Очень уж тут нервозная обстановка.
— Что есть, то есть, — согласился Павел.
Опытный разведчик был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить специальную нелегальную резидентуру в США и Мексике. Подобраться к Троцкому можно было только через агентуру, осевшую в Мексике после окончания войны в Испании. Никто лучше Эйтингона не знал этих людей. Работая вместе, они стали близкими друзьями.
Приказ о ликвидации Троцкого не удивил ни Эйтингона, ни Судоплатова. Уже больше десяти лет чекисты вели против бывшего сподвижника Ленина и его организации настоящую войну. Вынужденный покинуть Советскую Россию десять лет назад, Троцкий сменил несколько стран (Турцию, Норвегию и Францию), прежде чем обосновался в 1937 году в Мексике. Ещё до своей высылки он, по существу, проиграл Сталину в борьбе за власть и, находясь в изгнании, прилагал немалые усилия для того, чтобы расколоть, а затем возглавить мировое коммунистическое движение: вызывал брожение в рядах коммунистов, ослаблял позицию СССР в Западной Европе и в особенности в Германии.
Операция против Троцкого по предложению Эйтингона получила кодовое название «Утка».
Первоначальный план состоял в том, чтобы использовать завербованную им агентуру среди троцкистов в Западной Европе и в особенности в Испании. Такими, к примеру, были лидеры испанских троцкистов братья Руаны. Имелись на связи и симпатизировавшие Троцкому бывшие анархисты — министры республиканского правительства Испании Оливеро и Амундсени.
Однако Эйтингон настоял на том, чтобы использовать только тех агентов в Западной Европе, Латинской Америке и США, которые никогда не участвовали ни в каких операциях против объекта и его сторонников. В соответствии с его рекомендациями необходимо было создать две самостоятельные группы. Первая именовалась «Конь», она была под началом известного мексиканского художника Сикейроса, лично известного Сталину, вторая — «Мать» под руководством Каридад Меркадер. Это была испанка-аристократка из высших кругов, принимавшая активное участие в гражданской войне на стороне республиканцев и отличавшаяся беззаветной храбростью. По её стопам пошли и сыновья — старший погиб в боях с франкистами, а средний, Рамон, воевал в партизанском отряде.
Поскольку он был абсолютно неизвестен среди троцкистов, Эйтингон, в то время резидент в Испании, послал его летом 1938 года из Барселоны в Париж под видом молодого бизнесмена, искателя приключений и прожигателя жизни.
Тот время от времени материально поддерживал политических экстремистов, якобы из-за своего враждебного отношения к любым властям.
Осенью того же года по наводке братьев Руа-нов Рамон познакомился с Сильвией Агелоф, находившейся тогда в Париже, и супругами Розмерами, дружившими с семьей Троцкого. Следуя инструкциям Эйтингона, Рамон воздерживался от любой политической деятельности, иногда помогал друзьям и тем, кому симпатизировал, деньгами, но не вмешивался в политику. Рамон не интересовался делами этих людей и отвергал предложения присоединиться к их движению.
Имелся и ещё один важный агент под кодовым именем «Гарри» — англичанин Моррисон. Он работал по линии Особой группы Серебрянского и сыграл ключевую роль в похищении в декабре 1937 года архивов Троцкого в Европе. Гарри также имел прочные связи в седьмом округе управления полиции Парижа. Это помогло ему раздобыть подлинные печати с бланками французской полиции и жандармерии для подделки паспортов и видов на жительство, позволявших сотрудникам разведки оседать во Франции.
— Я считаю, — отметил Эйтингон, — все эти агенты должны действовать абсолютно независимо от наших резидентур в США и Мексике. Это позволит исключить какую бы то ни было утечку информации.
— Умная мысль, — согласился Судоплатов, — но предупреждаю, мы не сможем перебазировать всех нужных людей из Западной Европы в Америку, полагаясь лишь на обычные источники финансирования. По моим прикидкам для этого понадобится не менее трёх сот тысяч долларов.
Кроме того, для создания надежного прикрытия Эйтингон предложил использовать в операции свои личные семейные связи в США. Его родственники имели большие льготы от советского правительства при участии в пушных аукционах-ярмарках в Ленинграде.
Оговорив все вопросы, оба доложили свои соображения Берии, подчеркнув, что в окружении Троцкого у них нет агентуры, имеющей на того прямой выход. При этом не исключили, что резиденцию объекта придется брать штурмом.
— Если нет, организуйте — нахмурился нарком, — а штурм только в крайнем случае. Лишний шум нам не нужен. Финансовая сторона дела пусть вас не беспокоит, валюту найдем. И ещё. Когда сформируете группу, я добавлю в неё нескольких агентов, известных мне лично. Вопросы имеются?
— Нет.
— Продолжайте работу.
Когда подготовительная часть операции была закончена, Берия приказал Судоплатову с Эйтингоном выехать в Париж для оценки и инструктажа группы, направляемой в Мексику. Георг Миллер, австрийский эмигрант, занимавший пост начальника отделения «паспортной техники», снабдил их фальшивыми документами.
Когда уезжали из Москвы, Эйтингон как ребенок радовался, что одна из его сестёр, хроническая брюзга, не пришла проводить его на вокзал. В их семье существовало поверье — любое дело, которое она благословляла своим присутствием, заранее обрекалось на провал.
Из Москвы пара отправилась в Одессу, а оттуда морем в Афины, где сменила документы и на другом судне отплыла в Марсель. До Парижа добрались поездом, там Судоплатов встретился с Рамоном и Каридад Меркадер, а затем отдельно с членами группы Сикейроса. Обе группы не общались и не знали о существовании друг друга. Павел посчитал их достаточно надежными, а помимо этого узнал — все агенты участвовали в диверсионных операциях за линией фронта у Франко. Этот опыт наверняка должен был помочь в акции против Троцкого.
Судоплатов предложил Эйтингону в течение месяца оставаться с Каридад и Рамоном, обучая их основам оперативной деятельности. К сожалению, те не обладали знаниями в таких элементарных вещах, как методы разработки объекта, вербовка агентуры, обнаружение слежки или изменение внешности. А между тем это было необходимо, чтобы избежать ловушек контрразведывательной службы троцкистов в Мексике.
Задержка едва не стала фатальной для Эйтингона.
Судоплатов вернулся в Москву в июле, а спустя месяц Каридад с Рамоном отплыли из Гавра в Нью-Йорк. Эйтингон должен был вскоре последовать за ними, но к тому времени польский паспорт, по которому он прибыл в Париж, стал опасным документом. После немецкого вторжения в Польшу, положившего начало Второй мировой войне, его собирались мобилизовать во французскую армию как польского беженца или же интернировать в качестве подозрительного иностранца. В это же время были введены новые, более жесткие ограничения на зарубежные поездки для поляков, так что разведчику пришлось уйти в подполье.
Павел проклинал себя за задержку, вызванную подготовкой агентов, но другого выхода в той ситуации не имелось. Пришлось связаться с советским резидентом в Париже Василевским (кодовое имя «Тарасов»), работавшим генеральным консулом, и поручить обеспечить «Тома» (так Эйтингон проходил по оперативной переписке) соответствующими документами для выезда в Америку.
Василевскому потребовался почти месяц, чтобы выполнить это задание. Пока суд да дело, он поместил Эйтингона в психиатрическую больницу, главным врачом которой был русский эмигрант. По указанию Судоплатова, резидент использовал связи Моррисона, чтобы раздобыть «больному» поддельный французский вид на жительство. Теперь он стал сирийским евреем, страдающим психическим расстройством. Естественно, непригодным к военной службе. Документ давал возможность находиться во Франции и мог быть использован для получения загранпаспорта. Василевский был уверен, что паспорт подлинный (французский чиновник получил соответствующую взятку), но всё же оставалась проблема получения американской визы.
Единственная связь с американским консульством осуществлялась через респектабельного бизнесмена из Швейцарии — в действительности это был советский нелегал Штейнберг. Однако тут возникла дополнительная трудность. Он отказался возвращаться в Москву, куда его отзывали из командировки. В письме заявлял о своей преданности, но отмечал, что боится чистки в НКВД.