навии, Германии, Англии и США, обязав собирать всю информацию по разработке «сверхоружия» — урановой бомбы.
В марте 1942 года Берия предложил Сталину создать при Государственном Комитете Обороны научно-консультативную группу из видных ученых и ответственных работников для координации работ научных организаций по исследованию атомной энергии. Он также просил разрешить ознакомить видных советских ученых с информацией по атомной проблеме, полученной агентурным путем, для последующей оценки.
Верховный дал согласие и предложил, чтобы независимо друг от друга несколько из них дали заключение по этому вопросу.
Инициативу наркома поддержали, академики Иоффе и Капица и профессор Курчатов. Сталин встретился с ними на своей даче в Кунцево, где окончательно убедился в реальной возможности создания атомного оружия. Более того, он настолько проникся мощным разрушительным потенциалом нового оружия, что в октябре того же года предложил дать кодовое название плану советского контрнаступления под Сталинградом — операция «Уран». Впоследствии во многих сталинских идеях и предложениях присутствовал этот внутренний мотив, непонятный собеседникам.
В феврале 43-го Верховный подписал постановление правительства об организации работ по использованию атомной энергии в военных целях. Возглавил её Молотов.
Тогда же было принято решение ввиду важности атомной проблемы сделать её приоритетной в деятельности разведки НКВД. Берия первоначально выступал в качестве заместителя Молотова и отвечал за вопросы обеспечения военных и ученых разведывательной информацией. Он приказал Судоплатову познакомить Иоффе с Курчатовым, а также Кикоина и Алиханова с научными материалами, полученными агентурным путем, без разглашения источников информации.
К весне в Академии наук СССР создали специальную лабораторию № 2 по атомной проблеме, руководителем которой назначили Курчатова. Получив от НКВД доклад о первой цепной ядерной реакции, осуществленной в США профессором Ферми, он обратился к Совнаркому с просьбой поручить разведорганам выяснить там ряд важных вопросов о состоянии атомных исследований.
На следующий год было принято решение, что координация деятельности разведки по атомной проблеме поручается НКВД. В этой связи под началом Судоплатова создали группу «С», которая позднее, в 1945-м, стала самостоятельным отделом. По решению правительства отдел «С» являлся рабочим аппаратом бюро № 2 Спецкомитета правительства СССР по «проблеме № 1». Квалифицированные специалисты и ученые, работавшие в нём, регулярно докладывали о получаемых разведывательных материалах на заседаниях комитета и научно-технического совета, возглавляемых наркомом боеприпасов генералом Ванниковым.
Курчатов и ученые его группы часто бывали у Берии, обсуждая вопросы организации работ в соответствии с получаемой от НКВД информацией. Они же поставили перед Сталиным вопрос о замене Молотова Берией в качестве руководителя всех работ по атомной проблематике.
За это время советские информаторы и агентура в Англии и США добыли двести восемьдесят шесть секретных научных документов и закрытых публикаций по атомной энергии. В своих записках Курчатов назвал семь наиболее важных научных центров и двадцать шесть специалистов в США, получение информации от которых имело первостепенное значение. С точки зрения деятельности разведки, это означало оперативную разработку американских ученых в качестве источников стратегической информации.
В августе 44-го Берия, в качестве заместителя председателя правительства курировавший производство вооружений и боеприпасов, официально возглавил работу по созданию атомного оружия. По его указанию все ученые, задействованные в советском атомном проекте, были обеспечены приличным жильем, дачами и пользовались спецмагазинами, а также высококвалифицированной медицинской помощью.
Конструкция первой атомной бомбы стала известна в январе 45-го. Советская резидентура в США сообщила, что американцам потребуется минимум один год для создания существенного арсенала атомного оружия. В этой шифровке также говорилось, что взрыв первых двух бомб, возможно, будет произведен через два-три месяца. Резидентуре приказали активизироваться, и вскоре была получена информация о «Манхэттенском проекте» и планах использования американцами месторождений урановой руды в Бельгийском Конго, Чехословакии, Австралии и на острове Мадагаскар.
Советские спецслужбы тут же предприняли усилия на данном участке — в феврале 45-го военная контрразведка СМЕРШ захватила немецкие документы о высококачественных запасах урана в Родопских горах. Правительство обратилось к Димитрову, в то время уже главе правительства, и болгарские власти оказали СССР содействие в разработке месторождений урана.
Второго мая Берлин пал, над рейхстагом взвилось Красное Знамя, а в ночь с восьмое на девятое мая был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Великая Отечественная война закончилась.
Глава 12. Война после победы
Над бескрайними массивами лесов, в сторону клонящегося к западу солнца ровно гудел моторами военно-транспортный «Дуглас». В пассажирском отсеке, глядя в иллюминатор, сидел Судоплатов, рядом с ним находился заместитель министра государственной безопасности СССР Селивановский.
Шел 1947 год, страна восстанавливалась из разрухи, на Лубянке произошли кардинальные изменения — в результате нескольких реорганизаций на базе НКВД-НКГБ создали единое Министерство Государственной Безопасности во главе с бывшим начальником СМЕРШа Абакумовым. Еще в годы войны между ним и Судоплатовым сложились неприязненные отношения: Абакумов дважды пытался заполучить в военную контрразведку оперативную разработку «Монастырь», с чем не согласился Сталин, и затаил обиду. Помимо этого он завидовал Судоплатову как опытному разведчику-профессионалу, чем сам не мог похвастаться. Он-то пришел в органы из комсомола в 32-м, начав оперативником, был пойман на фальсификации материалов и переведен на службу в систему ГУЛАГа[87]. Там, проявив себя мастером в выбивании нужных показаний и фабрикации «контрреволюционных» дел, был замечен Ежовым и переведён в центральный аппарат, где заручившись поддержкой Берии, стал стремительно подниматься по карьерной лестнице.
Через неделю после назначения министром Абакумов вызвал Судоплатова с Эйтингоном к себе.
— Почти два года назад, — сказал он, расхаживая по кабинету, — я принял решение никогда с вами не работать. Но товарищ Сталин, когда я предложил освободить вас от занимаемых должностей, рекомендовал этого не делать. Так что, — Абакумов изобразил улыбку, — давайте срабатываться.
Сначала оба испытали облегчение — подкупила искренность министра, однако последующие события показали, что зря. Через несколько дней их вызвали на заседание специальной комиссии Центрального комитета партии, где председательствовал новый куратор органов безопасности, секретарь ЦК Кузнецов. Комиссия рассматривала «преступные ошибки» и случаи служебной халатности, допущенные прежним руководством Лубянки. Это было обычной практикой: всякий раз при смене руководства в министерствах (обороны, безопасности или иностранных дел) Центральный комитет назначал комиссию для рассмотрения деятельности старого руководства и передачи дел.
В числе вопросов, которые изучала настоящая комиссия, был и такой: приостановление бывшим министром Меркуловым уголовного преследования сторонников Троцкого в 1941–1945 годах. Неожиданно всплыли подозрительные связи Судоплатова и Эйтингона с известными «врагами народа» — руководителями разведки ОГПУ-НКВД в тридцатых голах. Абакумов прямо обвинил обоих в «преступных махинациях», заявив, что они способствовали освобождению своих «дружков» из тюрьмы в 31-м и помогли им избежать заслуженного наказания. Сказанное возмутило Судоплатова до глубины души, поскольку речь шла о клевете на героев войны, людей глубоко преданных делу. Охваченный яростью, Павел резко оборвал министра.
— Не позволю топтать сапогами память героев, погибших в войне, тех, которые проявили мужество и преданность своей Родине в борьбе с фашизмом! В присутствии представителя Центрального комитета я докажу, что дела этих чекистов были сфабрикованы в результате преступной деятельности Ежова! — заявил он в запальчивости.
Знавший его лично Кузнецов вмешался и заявил, что вопрос закрыт. Обсуждение на этом закончилось, все разошлись при своих интересах.
В июле 1946 года, впервые за восемь лет Павел взял отпуск и отправился с женой и малолетними сыновьями (Анатолием и Андреем) под Ригу, на прибалтийский курорт Майори. Сначала жили в военном санатории, а затем на вилле латышского писателя Лациса, одно время бывшего народным комиссаром внутренних дел Латвии, а затем председателем Совета Министров. Когда же вернулись в Москву, начальник секретариата МГБ Чернов сообщил, что 4-е управление, которым он руководил, расформировано. Поскольку подразделения больше не существовало, Судоплатов получил указание министра представить свои предложения по дальнейшему использованию личного состава. Его же совместным решением ЦК и правительства утвердили начальником вновь созданной в МГБ спецслужбы разведки и диверсий, назначив заместителем Эйтингона.
Задача спецслужбы заключалась в организации боевой работы на случай новой войны, а также локализации очагов напряженности внутри страны — разгула бандитизма в Прибалтике и Западной Украине.
Судоплатов сохранил своё положение как начальник самостоятельного подразделения в системе госбезопасности, и Абакумов проявил достаточно такта, чтобы не лишать его привилегий: государственной дачи со служебным автомобилем, причитающегося денежного вознаграждения и спецобслуживания.
Положение изменилось только в одном — Павла больше не приглашали на регулярные совещания начальников управлений под председательством министра, как это было в годы войны. С Абакумовым они практически не общались, пока одним днем Павел неожиданно не услышал по телефону требовательный и уверенный, как обычно, голос министра.