После этого он обратился к заместителю начальника тюрьмы, своему бывшему подчиненному в годы войны, с ходатайством предоставить Уголовно-процессуальный кодекс. Надзиратель сообщил, что ходатайство отклонено, но заместитель готов его принять и выслушать жалобы, касавшиеся условий содержания в тюрьме.
Когда Судоплатова привели в его кабинет, который, конечно же, прослушивался, оба ничем не выдали, что знают друг друга. Подполковник подтвердил, что ходатайство отклонено, но сказал, что подследственный может ознакомиться с инструкцией об условиях содержания подследственных в тюрьме, прежде чем писать официальную жалобу. Павел уловил в этой фразе особый смысл фразе смысл. На столе рядом с инструкцией лежало приложение, в котором было как раз то, что его интересовало — Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1956 года об отмене особого порядка закрытого судебного разбирательства по делам о государственной измене без участия защиты.
Тем не менее его официальное заявление о предоставлении адвоката проигнорировали, скорее всего, по распоряжению «инстанций», то есть самого Хрущева, который к этому времени стал главой и партии, и правительства. Павел решил выждать время и повторить требование о защитнике уже в ходе самого судебного разбирательства.
Тридцать три — таким было число его заявлений, направленных Хрущеву, Руденко, секретарю Президиума Верховного Совета СССР Гор-кину, Серову, ставшему председателем КГБ, и другим с требованием предоставить защитника и протестом по поводу грубых фальсификаций, содержащихся в выдвинутых против Судоплатова обвинениях. Ни на одно из них он не получил ответа.
Обычно, когда следствие на высшем уровне по особо важным делам завершалось, дело незамедлительно передавалось в Верховный суд. По истечении недели или, в крайнем случае, месяца Павел должен был получить уведомление о том, когда состоится слушание дела. Но прошло три месяца — и ни слова. И только осенью 1958 года его официально известили, что дело будет рассматриваться Военной коллегией Верховного суда 12 сентября без участия прокурора и защиты.
Судоплатова перевели во внутреннюю тюрьму Лубянки, а затем в Лефортово. Через много лет он узнал, что генерал-майор Борисоглебский, председатель Военной коллегии, трижды отсылал его дело в Генеральную прокуратуру для проведения дополнительного расследования. И трижды оно возвращалось с отказом.
В здание Верховного суда на улице Воровского Павла привезли в тюремной машине. На нем не было наручников, и конвоирам КГБ, которые его сопровождали, приказали ждать в приёмной заместителя председателя Военной коллегии, то есть за пределами зала судебных заседаний.
Им не разрешили войти в зал вопреки общепринятой процедуре. Судоплатов был в гражданском. Комната, куда вошёл, совсем не напоминала зал для проведения судебных процессов. Это был хорошо обставленный просторный кабинет с письменным столом в углу и вторым длинным у окон, предназначенным для совещаний, во главе которого сидел генерал-майор Костромин, представившийся заместителем председателя Военной коллегии. Другими судьями были полковник юстиции Романов и вице-адмирал Симонов. В кабинете присутствовали также два секретаря — оба офицеры.
Судоплатову предложили занять место в торце длинного стола, на другом конце расположился состав суда.
Заседание открыл Костромин, объявив имена и фамилии судей и осведомившись, не будет ли у подсудимого возражений и отводов по составу. Павел ответил, что возражений и отводов не имеет, но заявляет протест по поводу самого закрытого заседания и грубого нарушения его конституционных прав на предоставление защиты.
— Закон прямо запрещает закрытые заседания без участия защитника по уголовным делам, где в соответствии с Уголовным кодексом речь может идти о применении высшей меры наказания — смертной казни, а из-за серьезной болезни, которую перенёс, я не могу квалифицированно осуществлять свою собственную защиту в судебном заседании, — встав, заявил Судоплатов.
Костромин остолбенел от этого заявления, судьи встревоженно посмотрели на председателя, особенно обеспокоенным казался адмирал. Костромин объявил, что суд удаляется на совещание для рассмотрения ходатайства, и возмущенно заметил, что у подсудимого нет никакого права оспаривать процессуальную форму слушания дела. И тут же попросил секретаря проводить того в приёмную.
Судьи совещались примерно час, и за это время Павлу неожиданно удалось увидеть тех, кто должен был выступить против него в качестве свидетелей. Первым из таких в приёмной появился академик Муромцев, заведовавший ранее спецлабораторией НКВД-МГБ, где испытывали бактериологические средства на приговоренных к смерти вплоть до 1950 года. Судоплатов едва знал академика и никогда с ним не работал, за исключением того, что посылал ему разведывательные материалы, полученные из Израиля по последним разработкам в области бактериологического оружия.
Другим свидетелем был Майрановский. Бледный и испуганный, он появился в приёмной в сопровождении конвоя. На нем был поношенный костюм — сразу было видно, доставили прямо из тюрьмы. Павлу стало ясно, что работа токсикологической «Лаборатории-Х» будет одним из главных пунктов обвинения в его деле.
Увидев Судоплатова, Майрановский разрыдался. Он явно не ожидал застать того в приёмной, без конвоя сидящим в кресле в хорошем костюме и при галстуке. Секретарь тут же приказал конвою вывести бывшего заведующего и поспешил с докладом к Костромину. Быстро вернулся и завел подсудимого обратно в кабинет, где судьи уже ждали, чтобы продолжить заседание.
Костромин объявил, что ходатайство Судоплатова о предоставлении защитника и заявление о незаконности слушания дела в закрытом заседании без участия адвоката отклонено лично председателем Верховного суда СССР. Это распоряжение только что получено по телефону правительственной связи.
— Если же вы будете упорствовать и откажетесь отвечать на вопросы суда, слушание дела продолжится без вас и приговор будет вынесен заочно, — сообщил председательствующий. — Верховный суд, — (подчеркнул, — по согласованию с Президиумом Верховного Совета как высшая судебная инстанция имеет право устанавливать любые процедуры для слушания дел, представляющих особую важность для интересов государства.
Далее председательствующий задал вопрос, признает ли Судоплатов себя виновным? Тот категорически отверг все предъявленные обвинения. Затем Костромин объявил, что двое свидетелей, бывшие сотрудники органов госбезопасности Галигузов и Пудин, не могут присутствовать на заседании суда по состоянию здоровья. Двое же других, академик Муромцев и осужденный Майрановский, находятся в соседней комнате и готовы дать свидетельские показания.
— Суд не убедили показания Берии во время предварительного следствия по его делу, что вы не являлись его доверенным лицом, а лишь выполняли приказы, которые он передавал от имени правительства. Более того, суд считает, что Берия пытался скрыть факт государственной измены, и показания, имеющиеся в вашем следственном деле, не имеют значения для суда.
Эпизод со Стаменовым был лишь упомянут. Костромин подчеркнул факт несомненной государственной измены, добавив, что новые данные, свидетельствующие, что Берия обсуждал вопрос о контактах со Стаменовым и другими членами правительства, будут доложены Верховному суду и, возможно, будет вынесено частное определение в адрес правительственных инстанций.
Павел решительно отрицал, что им делались попытки установить тайные контакты в обход правительства, поскольку Молотов не только знал об этом, но и санкционировал их, а санкционированный правительством зондаж в разведывательных целях нельзя классифицировать как факт государственной измены.
— Более того, — отметил подсудимый. — Лично товарищ Хрущев пять лет тому назад, 5 августа 1953 года заверил меня, что не находит в моих действиях никакого преступного нарушения закона или вины в эпизоде со Ста-меновым.
Побледнев, председатель запретил ему упоминать имя Хрущева. Секретари тут же перестали вести протокол, а Судоплатов, почувствовал, как кровь бросилась в лицо, не сдержавшись, выкрикнул:
— Вы судите человека, приговоренного к смерти фашистской ОУН, человека, который рисковал своей жизнью ради советского народа! Вы судите меня так же, как ваши предшественники, которые подводили под расстрел героев советской разведки.
И далее стал перечислять имена своих погибших друзей и коллег — Артузова, Шпигельглаза, Мали, Серебрянского, Сосновского, Горажанина и других.
Костромин был ошеломлен, вице-адмирал Симонов сидел бледный как мел.
После небольшой паузы председатель взял себя в руки и проговорил:
— Никто заранее к смертной казни вас не приговаривал. Мы хотим установить истину.
Затем вызвали свидетеля Муромцева и в его присутствии зачитали показания, которые тот давал пять лет назад. К удивлению и неудовольствию судей, Муромцев заявил, что не может подтвердить свои прежние показания. По его словам, он не помнит никаких фактов причастности Судоплатова к работе секретной бактериологической исследовательской лаборатории.
Когда наступила очередь Майрановского, тот показал, что консультировал подсудимого в четырёх случаях. С разрешения председателя Судоплатов в свою очередь спросил:
— Были ли вы подчинены мне по работе? Являлись ли упомянутые вами четыре случая экспериментами над людьми или боевыми операциями? И, наконец, от кого получали приказы по применению ядов?
К удивлению Павла, его поддержал адмирал.
И весь хорошо продуманный сценарий суда рассыпался.
Майрановский дал показания, что никогда не был подчинен Судоплатову по работе, и начал плакать. А сквозь слёзы признал, что эксперименты, о которых идёт речь, на самом деле были боевыми операциями, приказы об уничтожении людей отдавали Хрущев с Молотовым. Помимо этого рассказал, как встречался с Молотовым в здании Комитета информации, а затем, вызвав гнев председателя суда, упомянул о встрече с Хрущевым в желез