— Все так — письма, отпечатанные указания. Но мало от них проку, — засомневался Михеев. — Послать разъяснение командованию в части от имени наркома — это понятно. Разошлем наставительные указания оперработникам. Но это — капля в море. Надо сюда вызывать начальников особых отделов округов для отчета о работе, тут и поговорить с ними по всем вопросам. Будет обоюдная польза.
— Вот это верно, — поддержал Будников, сам думавший об этом. — Начать надо с западных округов, пригласить всех сразу… Тем более после инспекционных поездок картина ясна, остается посоветоваться и сделать толковые выводы. Откладывать нечего.
— Придется обождать немного, пока закончим дело с « Выдвиженцами».
— В каком положении оно? — озабоченно спросил Будников, хотя в словах Михеева не уловил ничего тревожного.
— Неплохо… Вышли на связного Рублевского, вчера установили радиста. В перехваченной шифровке зацепили львовскую связь, но определенного по ней пока ничего… Текст был такой: «Главный восстановил львовскую швею, осваивает стояк. Контролирует кадровик. К приему готов. Белка пошла…»
— Логика кое-что подсказывает. Видно, резидент отыскал старую связь, восстановил ее и осваивает конспиративную квартиру. Она представляется надежной, можно давать явки. Ну а кадровик — это вербовщик, так сказать, лицо для особых поручений, водятся у них такие. Что касается «белка пошла»… Связная, наверное. Может быть, за кордон пошла? Или просто работать начала…
Михеев досказал:
— Женщина вклинилась. Молодая, жена летчика. Он служит подо Львовом, она живет в Киеве… Очень подозрительный у нее контакт со связным Рублевского, ездила с ним к радисту. Ты познакомься подробнее с материалами. — Михеев достал из сейфа папку и передал ее Виктору Ивановичу. — Тут забот еще хватит. Наступил переломный момент, надо выходить на сближение, вынуждать их на опрометчивые действия. В общем, сам знаешь, надо побыстрее и надежно довести их до полного провала. Подумай об этом… Ярунчиков сегодня доложит свой план.
— Хорошо. Нарком, конечно, встревожен, торопит с этим делом?
— Не забывает. Но сегодня я с обнадеживающими результатами на доклад явлюсь… — поднялся Михеев и стал убирать со стола бумаги, подытоживая разговор: — Значит, разведывательную работу неплохо поставили… Похоже, наплыв немецких войск в приграничных районах спал. Перепроверить бы эти данные. И вообще шире использовать ценный канал информации.
— Знаю, думаю…
Шагая с Будниковым по коридору, он сообщил:
— А я хочу привлечь тебя к одной работе. Задумка появилась создать боевое руководство для армейских чекистов. Чтобы все было ясно…
— Что-то вроде боевого устава? — уточнил Будников.
— Не совсем. В руководстве я мыслю растолковать чекистам об их месте в бою, в сложной обстановке, подсказать, как поступать в той или иной ситуации в обороне, в наступлении, при вынужденном отходе. Подключим к работе бывалых чекистов, повоевавших в гражданскую, на финском фронте.
— Надо ли, Анатолий Николаевич? — усомнился Будников. — Армейские чекисты руководствуются данными им правами, существующими положениями и указаниями. Стоит ли им еще разжевывать, пусть сами соображают, что и как делать.
— Ты так считаешь? — даже приостановился Михеев, не ожидавший такого возражения, но тут же двинулся дальше, заключив:
— Завтра на занятиях по тактике возьмем да и повоюем в роли оперуполномоченных… со ссылкой на существующие положения. И застенографируем. Вот и будет ответ, нужно ли боевое руководство.
…В течение дня Ярунчикову доложили, что утром Хопек пошел на занятия в школу, Рублевский — на службу в штаб округа, а Осин по пути к себе в контору заглянул на рыбный рынок, выпил у палатки стакан бочкового молдавского вина, беззаботно пошатался вдоль рядов, пошучивая с торговками-молодухами, и в приподнятом настроении отправился на работу. Ровно в двенадцать часов Осин ушел из конторы обедать в кулишню, съел пшеничную похлебку, а потом автобусом уехал на элеватор: послал с поручением начальник конторы «Заготзерно» — как после узнал Ярунчиков, не без содействия Плетнева.
Сам Дмитрий Дмитриевич появился в особом отделе около трех часов дня и первым делом отдал в фотолабораторию кассету с пленкой, попросил скорее проявить ее и напечатать снимки, а затем уж отправился к бригадному комиссару.
— Через часок будут готовы снимочки, — с заговорщицкой интонацией сообщил он Ярунчикову.
— Уже? — изумился Никита Алексеевич. — А что надутый такой? Промашка вышла?
Плетнев отмахнулся, говоря:
— Не-ет, все как надо. Увидите карточки — поймете. Мерзость необыкновенная.
— Да что там в них? — сразу успокоился Ярунчиков. — Была бы польза для дела.
Когда снимки принесли, он сконфузился. Он даже чуть подался от стола, на котором была разложена «коллекция» Осина, глянул на Плетнева, покачал головой и брезгливо хмыкнул:
— Крепко скомпрометировали красавицу… Не это ли обстоятельство — причина ее нервозности в сквере?
— Конечно, но не обстоятельство, а просто моральная казнь! И что любопытно, все снимки сделаны в одном ракурсе, видимо, фотографировали из комнаты, соседней с той, где она с Осиным расположилась…
— Выходит, шантаж?
— Безусловно. Как вы думаете, не с помощью ли этих снимков Осин заставил Савельеву поехать с ним в Бровцы?
Ярунчиков не отвечал, думал. Мысленно он соглашался с Плетневым.
— Еще эта поездка в Москву, — продолжал тот. — Сколько там пробудет? Думаю, недолго, все-таки дома больная мать.
— Что же вы собираетесь делать с этими фотографиями? — спросил наконец Ярунчиков.
— Воспользоваться ими, что же еще, — с бесспорной решимостью ответил Плетнев. — Можно под любым предлогом пригласить Савельеву, чтобы ни одна душа не узнала, и напрямую объясниться с ней.
Лицо Ярунчикова стало настороженным.
— А поручить это дело надо Стышко, — успел все продумать Плетнев, — Василий Макарович давеча моментально переснял «коллекцию». Его работа. Человек он степенный, деликатный и завидно терпеливый. С его обходительностью контакт с Савельевой получится…
— Подождем возвращения Савельевой, там видно будет, — заколебался Ярунчиков и потверже добавил: — За остальными присмотр и присмотр.
…Ярунчиков не сразу позвонил в Москву, прежде поразмышлял: «Ну а если Савельева не враг и не ведает, с кем так близко сошлась? Возможно, Осин всего лишь прощупывает ее перед вербовкой. Зачем тогда ее ждать? Будет потеряно дорогое время… Решиться задержать Осина, когда он поедет в Бровцы и явно нацелится к Хопеку, или попытаться где-нибудь встретиться с ним тоже рискованно и чревато нежелательными последствиями. У него может ничего не оказаться. Брать его надо наверняка, с поличным. И тут пригодится Савельева. Грачев что-то должен раскопать по львовским связям. Но это дальний прицел. Значит, нужна Савельева!»
Разговор Ярунчикова по телефону с начальником управления закончился неожиданным решением: Михеев распорядился прислать со Стышко все материалы по группе «Выдвиженцы» в Москву.
— Пусть вылетает с ближайшим самолетом, — поторопил Анатолий Николаевич и подсказал: — Дайте ему сопровождающего на всякий случай.
Когда Михееву доложили, что Стышко прибыл и ждет в приемной, Анатолий Николаевич рукой показал, чтобы того пригласили, а сам, прохаживаясь по кабинету, продолжал диктовать стенографистке:
— Вокруг особых отделов, обязанных опираться на широкую поддержку командования и личного состава частей, должна царить атмосфера коммунистического доверия.
В дверях появился Василий Макарович. Михеев поздоровался, указал на стул и снова подошел к стенографистке:
— Начальники особых отделов должны информировать о своей работе партийных руководителей, командование, выступать с периодическими докладами перед воинами…
Повидать Анатолия Николаевича Михеева Стышко был чрезвычайно рад. С осени не встречались. А были они давними знакомыми. Василию Макаровичу не столько льстили старые приятельские отношения со своим начальником, сколько нравились в нем простота и человечность, не всегда присущие людям, занимающим столь высокий пост.
Впервые встретились они в тридцать первом году под Днепропетровском, в отдельном саперном батальоне. Стышко остался тогда на сверхсрочную службу — старшиной роты, а двадцатилетний Михеев после окончания Ленинградской военно-инженерной школы прибыл в батальон командиром взвода.
Подтянутый и ладный, Анатолий Михеев скоро завоевал в батальоне уважение своей горячей увлеченностью армейской службой. Семьи тогда у Михеева не было. Поселился он в канцелярии роты, но неудобства вроде бы вовсе не стесняли его. Любил поговорить с людьми, объяснялся басовито и напевно — поморским слогом. Любил спеть под настроение, особенно «Ямщика» и «Стеньку Разина».
Стышко знал, что из Днепропетровска, уже с должности командира саперной роты, Михеев уехал сдавать экзамены в академию. Правда, в тот раз не поступил, но и в батальон не вернулся: его назначили начальником пограншколы в Саратове.
И вдруг неожиданная прошлогодняя встреча в Киеве: Михеев — уже начальник особого отдела округа! Василию Макаровичу, конечно, интересно было узнать, насколько изменился Михеев, сделавший прямо-таки головокружительную карьеру.
Михеев возмужал, стал строже, начальственнее — не то что в двадцать лет. И это было понятно. Анатолий Николаевич к тому времени уже обладал приличным опытом работы в контрразведке на посту начальника особого отдела Орловского военного округа. Перевод Михеева в Киев, на один из самых ответственных участков, надо было расценивать как бесспорное признание даровитости молодого чекиста. В его личном деле хранилась аттестация из Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева, в которой писалось:
«…По своим склонностям и данным — образцовый командир, всесторонне развитый, с твердой волей, инициативой и решительностью.
Скромен, общителен и настойчив.