– Ну как откуда…Нашёл на дороге. В снегу валялись.
– Вез-зучий. Я вот никогда ничего не находил, даже ф-франка в лотерее не выигрывал. Но… Ты же не ук-рал их, прав-да ведь?
Конте сделал вид, что не слышал последней ремарки Ташлена, и вторил своё:
– У меня такое ощущение, что мы попали в Средневековье и в этой деревне живут одни тёмные люди. Ни у кого нет чёртового аппарата, как такое вообще возможно, тем более сейчас, в преддверии 60-х…
– Что там телефон, Конте, зато р-радио есть! В окне одного из домов я видел сельского жир-дяя, который облиз-зывал свою дымящую труб-бку, качался в своём стар-ром кресле и хохотал как резанный поросёнок под р-ревущее р-радио. Кажется, это была пос-становка «Бедные и богатые». Не понимаю, кому может нравиться подобная д-дичь?!
Добравшись до станции «Монтелимар», Конте приказал Ташлену выбрать себе более-менее порядочно одетого бродягу и попробовать сторговаться с ним, а сам поспешил к единственной в округе телефонной будке. Но перед тем, как снять трубку, он остановился в раздумьях: «Куда звонить? Телефон в кабинете Фавро явно стоит на прослушке, как и его домашний. В бистро он обычно не ошивается, тогда… Ах да, званный ужин у Руссена! Он точно останется у него на выходные. А если нет, тогда что? Тьфу ты, я уже начинаю вести себя как этот брюзга Ташлен! Звоню Руссену».
– Мадемуазель, прошу срочно соединить меня: Париж – Пуасси, улица Корра 168, загородный дом Поля Руссена.
– За чей счёт будете совершать звонок?
– Пожалуй, за счёт старины Руссена. – Конте пришёл к выводу, что лишняя бережливость не будет лишней в такой нестандартной ситуации.
– Дом мсье Руссена, слушаю вас! – прозвучал голос пожилой экономки.
– Будьте любезны подозвать к телефону Адриана, мсье Фавро, Коте-Фавро. Он среди приглашённых гостей мсье Руссена.
– Кто его спрашивает?
– мсье… мсье… мсье Пелегрин. Он ждёт моего звонка.
– Хорошо, я попробую его позвать.
Спустя пару минут, Фавро оказался у телефона.
– Коте-Фавро слушает. Говорите!
– Алло, Фавро, это я!
– Алло! Дрянная связь… Кто у телефона? Кто у телефона, спрашиваю? Ничего не слышно…
– Это я, говорю же, я! Отменная зажигалка, я тронут.
– Патрон, это вы? – Фавро смог расслышать сквозь помехи знакомую хрипотцу в голосе.
– Чёрт, Фавро, какой я тебе патрон?!
– Простите, привычка! У вас всё хорошо?
– Лучше не бывает! Романтика, да и только. Давай без имён, я записался в отряд бойскаутов под прикрытием в поисках бешенной ласки или колонка.
– О чём вы? Ясно, как всегда, шутить изволите! А вот меня почему-то третирует Департамент расспросами о вашем послужном списке! Что вы успели натворить?! И где вы чёрт побери находитесь, я едва слышу, что вы там бормочите в трубку!
– Уж точно не гуляю по Английской набережной! Тебе лучше не знать, где мы, иначе придётся присоединиться. Успел прочитать рождественский выпуск?
– Да, успел. Это важно?
– Так ты читал или нет?!
–Ну, читал. Вроде как там писали про какого-то маньяка, следовавшего как раз на вашем поезде, но… Какое это имеет отношение к вам? Вы расследуете это дело? Эх, комиссар, не живётся же вам спокойно!
– Ага, расследую! Так расследую, что бегаю лесами, как абориген и шарахаюсь каждого постового. Пока мы в полной зад… нет, вернее сказать, ловушке…
– Стоп, как это мы?! Вы намекаете, что… Патрон, неужели вы докатились до того, что выгораживаете теперь уже и маньяков?!
– Сбавь обороты, Фавро, он такой же маньяк, как я балерина. К тому же, без пяти минут я его сообщник.
– Вот так дела! Так вы тот неназванный сообщник опасного маньяка, следовавший с ним в одном купе с целью сокрытия жуткого преступления… Я говорил вам, говорил, лучше бы вы сели на самолёт! Я видел его лицо на фото в газете – вид у него прямо-таки зверский, рожа перекошенная какая-то, глаза дикие…Типичный живодёр!
– Если бы ты попал в такое же дерьмо, то я не уверен, что у тебя вообще бы оставалась рожа, Фавро. Так, хватит полемики, у меня к тебе дело. Тебе знакомы имена Лаваль, Крой, Ледюк, Мерц, Бёртон, Химмельхоф?
– Так… Кажется, да, это же парни из союза ищеек уголовников мирового масштаба! Лаваль, Крой… Что-то вертится в голове, да, я точно слышал о них. Серьёзные ребята. Это они объявили за вами охоту? А остальные – кто?
– Их иностранные коллеги. Слушай, мне нужна информация по этому делу. Мне не ясно, почему они уверены, что советника посла разрубил и упаковал какой-то шизик нежели профессиональный киллер. Лаваль успел рассказать нам, что двое предшественников бедолаги в чемодане были также индийскими подданными, но одного растерзали в Дрездене, а другого – в Шеффилде. Раскопай об этих случаях, буквально всё, что можешь и нарой мне суть пребывания индийской делегации во Франции – я думаю, разгадка кроется именно в этом.
– Сделаю, всё что смогу! Всё-таки, как будем держать связь? Раз такое дело, ни мне домой, ни в участок вам звонить нельзя. Но и не прописаться же мне у Руссена!
– Дай пораскинуть мозгами, Фавро… Сколько ты пробудешь ещё у Руссена?
– От силы, 2-3 дня, 28-го уже зовёт долг.
– Адриан, завтра ты должен до вечера всё разузнать, и в девять вечера быть снова на связи. Понял? Рано или поздно они установят прослушку и у Руссена, когда узнают, что он переехал в новый дом в Пуасси. Если вдруг это случится раньше, тогда дальнейшая связь будет через Паскаля.
– Паскаля? Какого ещё Паскаля, Конте?
– Чёрт, короткая же у тебя память, Фавро! Там, где Кри-Кри принёс на хвосте новость о Рите. Ну же, вспоминай: пастис, матч «Ницца-Торино»2! Ты знаешь, о ком я говорю!
– Теперь понял! Я лучше пошлю туда Жана, чтобы был на подхвате у телефона. Когда я не смогу быть на связи, будет он вместо меня!
– Отлично, Фавро!
– И патрон – вам, конечно, нет равных в проницательности, но всё же… Смотрите в оба, чтобы ваш барашек не оказался волком.
– Это не твоя забота, Фавро, сам разберусь, не мальчик. До скорого.
В это время Ташлен закрыл торги с бродягой, истратив все нервы и деньги за столь желанно-тёплую вещицу.
– Чёртов бродяга, еле уговорил его! Пришлось отдать ему все деньги и ещё двадцатку я оказался должен – к пальто прилагается шарф, и я настаивал, что он должен идти в комплекте. Так нет, заладил своё: давай ещё двадцатку сверху! Я уговорил его на кредит. Как думаешь, мне идёт такой фасон?
Комиссар, будучи ошеломлённым обновкой писателя, не мог подобрать слов, чтобы дать оценку этой тряпке: по факту, это было не пальто, а прямоугольный кусок какой-то ткани цвета грязного болота, грубо залатанное со всех сторон, с огромными, криво приштопанными разных видов и размеров пуговицами, закатанными на выворотку рукавами и вдобавок – вообще бесцветный, широкий и несуразный, подобный колбасной кишке шерстяной шарф.
– Горе-коммерсант, оно от Шанель что ли?! Какого ты отдал все деньги за эту вшивую, поношенную дрань?!
Но Грег не хотел ничего слушать. Закутавшись в пальто, он поглаживал его по краям, чтобы лучше сидело, и любовался своим отражением в окне закрытой на перерыв кассы.
– Пускай вшивое, зато тёплое! Ну как, дозвонился кому следует?
– Нет, не дозвонился. А ты прекращай расхаживать по станции, как павиан! За нами бегают агенты Интерпола, как бигли за лисицами, а он о моде думает! И кстати, у меня для тебя плохая новость – твоя рожа попала на передовицу.
Конте ткнул Ташлену в лицо газету с его изображением. Грег, бегло читая между строк, задыхался от негодования.
– Нет, это неслыханно! Конте! Они называют меня маньяком! Я подам на них в суд за клевету и оскорбление личности – им не отвертеться от наказания!
– Хватит трёпа. Темнеет, нам пора возвращаться.
Испуганный Ташлен сразу заткнулся и поднял шарф аж до самих глаз. Теперь следовал осторожный обратный путь.
Вернувшись в хижину, писатель принялся мучить печь в попытке прибавить огня, а Конте углубился в газету. «Ничего конкретного… никаких имён» – бормотал себе под нос Конте, вчитываясь в узкие колонки передовицы.
Отбросив газету в сторону, он вспомнил про закуску, а главное – бутылку в кармане пальто. Отвинтив крышку, комиссар сделал несколько глотков, распробовав содержимое: «Вербена», – довольно заключил он. Достав из другого кармана ломоть хлеба и палочку сыровяленой колбаски, он начал рыться в поисках ножика, который должен был быть при Ташлене. Увы – отыскав чехол, Конте не нашёл в нём ножа. Задумчиво подняв брови, комиссар достал баночку сушёной полыни, и вышел с ней на улицу. Обсыпав травой вокруг хижины, Конте проверил чемодан – всё было в порядке.
Обойдя хижину ещё разок, Конте случайно запнулся об какой-то тяжёлый предмет в снегу – им оказалась ржавая кирка, которой точно на этом месте не было. На рукоятке кирки были остатки угольной сажи – эта мелочь заставила Конте вспомнить слова Фавро о волках и барашках…
– Этой ночью дежурю я. – с порога заявил комиссар. – Днём отосплюсь. До вечера мы не высовуемся, а вечером… А вечером будет видно. На улице я посыпал полынью на всякий пожарный случай.
Ташлен повернулся, и с насмешкой спросил:
– Полынь?! Мы защищаемся от нечистой силы?
– Хуже Грег, от собак легавых и лесных волков или лисиц. Хотя, у всей шайки Лаваля и Бёртона определённо есть что-то от нечистого…
Ночь на этот раз прошла без приключений и авантюр. Поутру Грег сменил Конте и продолжил возню по хозяйству. Весь день прошёл спокойно. Вечером Ташлен шатался без дела по хижине, периодически дёргая пыхтевшую печь, и в перерывах не забывал доставать Конте своими бреднями:
– Скажи, Конте. Ты ведь легавый, большую часть времени при оружии, балансируешь на грани так сказать… Тебе приходилось… убивать?
Нельзя сказать, что комиссара смутил подобный вопрос от нового друга. Скорее, это было меньшее, что он ожидал от него услышать.
– Ну приходилось. А что тебе до того? – ответил он без какой-либо заминки.
– Просто интересно. Какого это. Ты встречаешь разных людей, и одно дело убить ради самообороны, а другое – целенаправленно истреблять ублюдков.