– Предлагаешь сделку, дядя Адриан? Боюсь, мы не сойдёмся на условиях. Я не люблю делить на два.
– Я не спрашиваю тебя, что ты любишь, а что нет! Отдашь кольцо – получишь свободу, катись ко всем чертям, и чтобы я больше тебя никогда не видел!
– А если я не соглашусь? Или сумею обвести тебя вокруг пальца?
– Тогда я прикончу тебя, забрав у тебя и то и другое. И не рассчитывай на то, что ты сможешь далеко уйти – я без доли сожаления помещу тебя в одну клетку с Тимланом и остальными, кого ты подставил. Выбор за тобой.
Жан снова улыбнулся, немного помялся, мысленно оценив свои перспективы и всё же достал из кармана кольцо. Посмотрел на него в последний раз, и медленно направился в сторону Фавро. Адриан убрал пистолет, что было его колоссальной ошибкой. Потеряв бдительность, пошёл на встречу племяннику. Протянув руку за кольцом, Адриан не отводил свой орлиный взгляд с глаз Жана. Жан практически успел вложить кольцо в руку Адриана, как произнёс свои последние слова:
– Спасибо, дорогой дядюшка, но… Но преимущество останется за мной!
Молниеносным движением пальцев Жан ранил клыками змеи ладонь Адриана. Он резко побледнел, почувствовал головокружение и покрылся холодным потом. Через пару секунд он словно очутился в тумане, и рухнул на землю. Жан понимал, что он сделал, но хладнокровно поспешил подняться на верхний уровень вокзала. В этот же момент с перрона на перрон метались Рохан и Конте. Вспомнив своё мимолётное видение, Конте перешёл на шестой перрон – возможно, это был верный знак.
Комиссар не поверил, когда среди верениц пёстрой толпы, ему бросился в глаза Жан, который остановился у лестницы на цоколь, что-то спрятал в карман, подправил свой галстук, и как ни в чём не бывало, отправился на следующий перрон в ожидании своего поезда. Конте дал знак Рохану, чтобы тот оставался следить за Жаном, а сам направился в цокольный уровень.
– Адриан! Адриан! Ты здесь? Чёрт, как здесь темно… Адриан…
Никого не увидев на горизонте, Конте не стал углубляться в тёмное помещение и направился к лестнице, как уже за спиной услышал сиплый и ослабленный голос:
– Кон-те… Кон-те… Я… з-де-сь…
Сначала комиссар думал, что ему послышался этот истошный шёпот, но всё же он пошёл за ним, и за опорными колоннами увидел лежащего на полу Адриана.
– Чёрт, старик! Ты совсем плох! Ответь, ответь мне! Тебя ранили?
Адриан с трудом мог говорить, потому просто показал Конте исцарапанную дрожащую руку.
– Чёртова сволочь! Этого я и боялся! Держись, старик, всё будет в порядке, главное, не отключайся. Я позову помощь!
Выбежав на перрон, Конте закричал:
– Рохан, помогите Адриану! Он там, в цоколе, на полу! Жан ранил его этим проклятым кольцом!
Крик Конте привлёк внимание Жана, и тот поспешил линять между толп спешащих людей.
– Конте! Постой, куда ты?
– Я должен остановить этого подонка! Займись Адрианом!
Конте не отставал от Жана и следовал за ним буквально вплотную. Энтузиазм Жана быстро начал угасать. В попытке оторваться от Конте он начал вилять между рядов тележек носильщиков и выскочил на железную дорогу, перебегая по рельсам.
– Остановись! Жан, остановись! Остановись же ты, кретин!
То ли Жана Фавро оглушил экстаз власти, то ли страх лишиться бесценной побрякушки, но он не заметил, как прямо на него мчал на всех парах гудящий состав…
В этот момент подоспели парни из Интерпола – Бёртон и Мерц. Ричард сразу подбежал к Рохану, волочившего на спине Адриана, а Бёртон, спрятав руки в карманы, поплёлся к Конте, стоявшему в толпе орущих зевак.
Адриана мигом доставили в больницу Нейи. Лаваль сам лично организовал лучших врачей страны, даже вызвав некоторых из миссии зарубежом. Перстень, который был в кармане у Жана, неожиданно пропал – под зорким глазом Бёртона всю станцию, рельсы и каждого встречного-поперечного зеваку обшарили до костей и рассмотрели каждую щель практически под микроскопом. И никаких следов злосчастного перстня…
Под дверью палаты Адриана в критический момент дежурили все – Рохан, Триаша, Решту, Ташлен, Конте, Бёртон и Мерц. Протекал час за часом в мучительном ожидании, а изменений не происходило, врачи продолжали разводить руками. Адриан был бледен, уже совершенно не разговаривал и не шевелился, хотя затуманенным разумом всё понимал. Испытывая тяжёлое опустошение и сильную, то затихавшую, то вновь нараставшую боль по всему телу, он и сам понимал, что пиши давно пропало.
С наступлением вечера, мастистый профессор института Нейи, слывший самым из самых светил медицины вынес вердикт: следующие часы до утра будут решающими, и скорее всего, последними для Адриана.
– Это так ужасно, просто вот так сидеть и ждать, понимая, что ты ничего не можешь сделать, ничем не можешь помочь… Судьба всё-таки жестока, не щадит лучших из нас, в то время как худшим достаётся лёгкий и быстрый конец… – страдал в голос Грег, уперевшись локтями в свои колени.
– Грег, ты считаешь, что если человека протащила многотонная махина по железякам, выдавив из него все кишки, то ему чертовски повезло?! Я уже говорил, когда ты расстроен, лучше молчи. Чёрт, я виню себя за недальновидность, я ведь мог успеть или хоть как-то его задержать…
– Он что-то сказа тебе, Конте? – ни с того ни с сего спросил вдруг Бёртон, который предпочёл стоять, подперев спиной больничную стену.
– Жан? Нет, но говорят, что он каким-то образом ещё был жив. Чудовищное зрелище, хотел бы я не видеть этого.
– Нет, я об Адриане. Ты был у него в палате час назад. Я знаю, что он слаб, но ещё пока узнаёт нас.
– Сказал лишь пару слов. Канари и Люсьен.
– И что это значит?
– Канари, то есть, канарейка, это прозвище Жана, которое дал ему в детстве Люсьен Фавро, его отец и покойный брат Адриана. Вот так Адриан и догадался, что Жан и есть тот самый связной.
И коридор снова погрузился в тишину – лишь стук часов не давал забыть о том, что время неумолимо истекает…
Ташлен растворился в своих страданиях, и просто уснул. Бёртон продолжал стоять на том же месте, но его глаза также были сомкнутыми – в таком виде он походил на спящую лошадь. Мерц и Решту вышли на перекур, а Рохан сидел на телефоне, пытаясь через отца доставить в Париж лучших докторов Индии. Конте и пока ещё мадемуазель Пратхамуштра, по сути остались наедине.
– Извините меня, господин Конте, но я предупреждала вас об этом ещё в гостинице. – прервала тишину Триаша.
– Да, детка, не успел я рассчитаться за убийство одной змеи, как тут же убил вторую…
Триаша пересела к Конте поближе, и спокойным, убаюкивающим шёпотом сказала:
– Господин Конте, мой дедушка брахман передал мне все свои знания, которыми владели величайшие светочи Индии. Я знаю, как спасти вашего друга, но… Плата может оказаться слишком высокой.
Конте оживился и поднял глаза:
– Сколько?
– Всё, что осталось. Цена жизни друга равна вашей собственной. – тихо ответила Триаша.
Конте улыбнулся, ведь никто не может знать своего остатка на счётчике жизни.
– Эх, детка, хоть я и не особо верю во все эти чародейства, но я согласен. Согласен, потому что нет другого выбора.
Триаша взяла ладонь Конте, и вложила в неё что-то шероховатое, но с виду, очень знакомое:
– Это чешуя той мёртвой змеи. Сожгите её этой ночью на своей ладони – звёзды будут благосклонны. Нужно будет потерпеть, чешуя должна гореть на голой коже. После чего этот пепел отдадите сразу мне. Я приготовлю из него лекарство.
Конте недоумённо посмотрел на пёстрые чешуйки, и в своей обычной манере, спросил:
– И когда мне выставят счёт за эти услуги?
– На следующее утро я дам вашему другу снадобье, а вы вернётесь на то место, где было утеряно кольцо. Как только произойдёт искупление, ваш друг сразу поправится. Главное, чтобы всё было сделано до рассвета.
Весь вечер Конте не находил себе места, сжимая в руке змеиную шкуру и считая часы до полуночи. Периодически он разворачивал её, растягивал, и удивлённо задумывался: «Интересно, как она содрала эту кожу с той змеюки? Занятная же вещица».
В полночь Конте нашёл укромное местечко в чулане уборной и прибёг к действиям: сложив змеиную кожу аккуратным квадратиком, он поместил её на ладонь и поджог подаренной Фавро зажигалкой. Сначала шкура не разгоралась, но после нескольких попыток, пламя завертелось юлой, раздалось шипение и треск. На ладони комиссара происходил настоящий фейерверк, а рука комиссара горела так, словно он опустил её в жерло разразившегося вулкана. Всё это огненное шоу длилось от силы минут пять, но врезалось в память и тёмным горелым пятном на всю жизнь. Хотя в нынешней ситуации это не так уж и на долго…
Тайно выполнив указания Триаши, Конте передал ей пепел, после чего, накинул своё пальто и направился к выходу. Сонный, клевавший носом Ташлен был удивлён:
– Конте, ты уходишь?
– Да, иду прогуляюсь.
– Если что, ну, вдруг, будут новости… Где тебя найти? Скажи, хоть куда идёшь?
– Куда? Куда… Иду навестить твоего дядюшку. К обеду не ждите.
Оставив Ташлена недоумевать, Конте пошёл платить по долгам.
Глава 18. Время оплаты долга
Гуляя вдоль станции, Конте провёл не один час, шагая по слякоти среди туманной завесы. Выкурив пару сигарет, он приблизился к тому самому месту, где закончил свой путь Жан Фавро, встретившись лицом к лицу с тормозившим экспрессом. Конте ждал, что его постигнет та же участь, или возможно осенит стрелой молния неистовой силы. Но ничего не происходило. А уже начинало светать… «Чёрти-что! Ненавижу, когда тянут кота за хвост. Сказано прийти – ну вот он я, пришёл! Говорил, что не верю я в эту чушь…Может, дело в этом? Нет, бредни в стиле Ташлена. Подумать логично – пришёл бы я сюда, если бы не верил? Тогда что? Может, ещё на рельсы лечь – если не поезд расплющит, так окочуриться от холода. Эх, чёртова магия, хоть бы инструкция к этой всей ерундистике прилагалась!», про себя ругался Конте.
Утренняя прохлада слегка свела руки, и Конте снова закурил в ожидании. Вдруг, он ощутил странное жужжание под землёй, и подумал, что это приближается скорый поезд на Марсель. Но когда следом он почувствовал, как нечто тяжёлое и холодное обвилось вокруг его ног, то резко глянул вниз. Да, это была она, та самая змея – рана рана.