Сейчас Конте смог лучше её рассмотреть, и он делал это, не скрывая своего восхищения коварным существом. Во истину, она была самой что ни на есть змеёй: гибкое, чешуйчато-щетинистое тело, с диковинным зигзагом на спине, словно выложенным мозаикой. Её удивительно выразительные глаза с чёрным, вытянутым, словно семечка зрачком излучали какую-то искру, и были подобны дыханию тлеющего угля в камине. Она прижала голову к туловищу, словно умащиваясь получше, и лишь изредка высовывала свой тонкий, изящный, необычно раздвоенный язык наперебой с шуршащими звуками, которые напоминали пение цикад.
– Ну что, красотка, значит, дождался я своего кредитора. Что поделать, сам виноват. Прости, что так вышло, мне не хотелось тебя убивать. Я понимаю, одним прости не обойдётся – раз уж я убил тебя, не жалей, убивай меня. Словом, делай, как там у вас, у змей принято.
Но змея продолжала шуршать, и не двигалась с места, словно связав собою ноги Конте. После нескольких минут уговоров, он решил немного поторопить красавицу и закатив штанину, предложил змее идею:
– Ну же, красотка, вонзись своими белоснежными клыками в мою лодыжку, всё же лучше, чем впиваться в ботинок – а вдруг зуб застрянет? И что тогда? Всё дело насмарку? Вот, смотри, тебе даже думать не нужно, куда укусить – всё уже готово!
Змея будто зашуршала сильнее и пошевелила кончиком своего хвоста, но вмиг затихла. Конте посмотрел на часы, и вздохнул. Затем снова обратился к ней, без опаски притронувшись кончиком пальца к её носу:
– Нет, милая, так дела не будет! Живее кусай! Кусай, не то опять ударю! Чёрт знает что… Ты что, уснула там что ли? Если ты не решишься, дорогуша, то вскоре страницы газетёнки «Фигаро» украсит статья: «Страшный придурок и красивая змея зажмурились под колёсами поезда Ницца-Париж. Полиция ведёт следствие». Ты этого хочешь? Ладно. Будем стоять. Ну, что притихла? Пошурши, мне это нравится, хотя бы напоследок представлю поля Прованса!
Но кажется, змее понравилось, как Конте чесал ей нос. Ему и самому доставляло это удовольствие – на ощупь она казалась довольно тёплой и мягкой.
Внезапно эту милую беседу по душам прервал истошный вопль:
– Конте! Конте! Где вы, Конте?!
Конте оглянулся, но не смог разглядеть, какой идиот орёт там в тумане. И только когда человек приблизился, он смог рассмотреть в нём Мерца.
– Конте! Какого вы тут ошиваетесь один на рельсах?! Еле вас нашёл! Это срочно, какая у вас группа крови?!
Что-что, а именно этого вопроса Конте ожидал услышать меньше всего. Он недовольно сморщил брови, и думал было уже ответить ему, но вспомнил о красотке у его ног. Опустив взгляд, он не увидел змеи, как и не увидел следов укуса ни на его лодыжке ни где-либо ещё. Он пытался высмотреть её в тумане, и пошёл по рельсам в обратную от Мерца сторону. Но тот не унимался, и побежал вслед за ним:
– Конте! Стойте, Конте! Осторожно, там приближается поезд!
Но Конте продолжал игнорировать Мерца и искал глазами рану рану. Вдруг, он услышал знакомый треск – на противоположной стороне, на рельсах, приподняв свою голову, его высматривала она. Конте остановился, и как только собрался пойти в её сторону, очаровательная змейка выгнула своё тело, сверкнула, словно гранью алмаза своими глазами, показала элегантно раздвоенный язык и живо поползла по рельсам. Змея настолько быстро передвигалась, что комиссар не успевал за ней, пока она словно не растворилась в тумане. Он опешил, и начал потирать глаза, словно увидел сказочный мираж.
Ещё какое-то время он молча лазил по рельсам в поисках раны. И сколько бы не пытался допытываться Мерц, Конте просто отмалчивался. Настал рассвет, и комиссар остановился в растерянности. Наверное, он так бы и продолжал стоять там, в ожидании поезда, или змеи, но Ричард сумел оттащить его практически силком в свою машину.
– Вы сошли с ума, Конте? Что вы там искали? Кольцо? Не обольщайтесь, наши люди там всё перелопатили. Даже перекрывали пути, чтобы поднять рельсы. Нет его, чёрт знает что, словно в Лету кануло…
– Или растворилось в тумане… – задумчиво произнёс Конте, пытаясь найти объяснение произошедшему.
После продолжительной паузы, оживлённые перебранки водителей и перекличка клаксонов вернули Конте в реальность. Вспомнив крики Мерца, он спросил:
– А для кого кровь-то?
Ричард резво переключил передачу и надавил на газ, до этого изрядно выругавшись на старуху, которая чуть не попала ему под колёса.
– Вот же слепая карга! Ещё мне её здесь не хватало… Что? Кровь? Так для этого, писателя!
Конте удивился ещё больше, но эта новость почему-то заставила его рассмеяться:
– Для Грега? Он что, умудрился ранить себя авторучкой?
– Хуже! Приедем в Нейи, узнаете. Ей-Богу, идиот! Но всё же, хоть какой-то повод посмеяться, чтоб его…
Приехав в больницу, Конте узнал, что Ташлен отчаянно хотел сдать кровь для Адриана Фавро. И даже практически это сделал, но, как всегда, что-то у него пошло не так…
Конте застал Ташлена на больничной койке с перевязанной рукой – кажется, ему возвращали его же кровь.
– Конте, какое разочарование! Впервые в жизни я шёл на настоящий подвиг – и что? Когда я успел сдать кровь в трёх кабинетах, выясняется, что у меня совершенно другая группа крови, нежели та, которая указан в моей карточке! Узнав это, я рухнул в обморок от отягощённого отчаянья и крайней степени обиды!
Конте рассмеялся, а загорелая, аппетитных форм медсестра, поправлявшая капельницу, выговорила Ташлена:
– Вы упали в обморок, мсье Ташлен, потому что сдали слишком много крови! Вам же всё объяснили, а вы зачем-то захотели себя допустить до состояния финика. Повезло, что мы взяли тест на группу крови, и не успели сделать переливание мсье Фавро. У вас, возможно, не самая распространённая группа и резус-фактор, но у нас в Нейи этого добра предостаточно – так что, забирайте-ка ваш продукт обратно!
– Вот так, Конте! Выходит, я рисковал всю свою жизнь! Рисковал, а ведь если бы когда-нибудь мне понадобилось…
– О, я вижу, что ты уже идёшь на поправку! Посмешил так посмешил, Ташлен! Ладно, а как там Фавро? Мне сказали в регистратуре, что его осматривает какой-то врач из Индии, которого спецбортом вызвал Рохан.
– Ой, Конте, какая там поправка! Мошки роятся перед глазами, голова стучит, как будто лежит под отбойным молотком! Я снова замёрз! И снова одинок… Чёрт, я же совсем забыл! С Адрианом, вроде, уже всё в порядке – он попросил налить ему беленького, но эти мучители в белых халатах имели дерзость отказать больному в этой безобидной просьбе. Что ж, даже его недуг отступил! Наверное, яд каким-то образом рассосался в кровотоке. Я слышал, что такое бывает! Даже с этим всё просто, не то, что вылечить разбитое вдребезги сердце… О, Конте, а ты случайно не видел…
– Грег, если ты о твоей несостоявшейся невесте, то она вместе со своим женихом и детективом уже улетела домой. Лаваль укатил в Лион и уже во всю пашет в Центре, впрочем, как и Крой, который корпит над отчётами. Бёртон, Мерц и Химмельхоф «закрывают командировочные» и тоже возвращаются восвояси.
– Однако… Как жаль, что наша история подошла к концу! Не так ли, Конте? Прошу прощения, мадемуазель! Вы ведь мадемуазель? Как вас зовут? Далия? Какое прекрасное имя! Знаете, когда я увидел вас, мне вспомнились картины Поля Гогена, хоть я и не видел вас обнажённой в пальмовых ветвях…
Посмеявшись над писателем, Конте оставил его на едине с кокетливой медсестричкой и капельницей, а сам, насвистывая весёлую мелодию, вышел из коридора.
ПРОШЛА ЕЩЁ ОДНА НЕДЕЛЯ, А ВОЗМОЖНО И ЦЕЛЫЙ МЕСЯЦ…
В бистро «У Паскаля» было, как всегда, не протолкнуться: но эта суета нисколечко не раздражала. После «уединённого» отдыха среди лесных просторов, отелей-клоповников и загородных кладбищ вечный праздник на Монмартре казался комиссару райским оазисом. Заказав по чашечке кофе с миндальным ликёром, он размеренно курил, откинувшись на стуле, и про между прочим болтал со своим визави.
– Так что, какие планы Конте? Всё же уезжаешь?
– Да, Грег, еду. Я всё-таки должен добраться до Ниццы. И на этот раз, мы купили билеты на самолёт.
– О, Адриан тоже отправляется на юг?
– Да, Грег, беру его с собой. Ему нужно развеяться. После некоторых событий, Адриан впал в депрессию.
– Это из-за того погибшего парня, его племянника – Жана?
– Да, именно так. Он винит себя в том, что не смог сделать из него достойного члена общества.
– Бедняга, какой удар судьбы!
– А что ты, Ташлен? Гляжу, тебя не узнать – будто другой человек. В новом костюмчике, без соплей и не на четвереньках. Полагаю, ты познал питейное искусство и с расплатился с долгами. А как остальное?
– Что ты, Конте! Даже ещё осталось с выигрышной суммы! Знаешь, а ведь я победил в конкурсе – мой роман получил симпатию и жюри, и читателей! Скоро будет премьера театральной постановки по моему сценарию – я на седьмом небе от счастья!
– Молодец, Шекспир. А о чём книжка-то? Дай угадаю: ты просто описал всё, что с тобой произошло, так?
– Нет, Конте, что ты! Может, конечно, только отчасти, определённые моменты… Но переживать заново произошедшее, хоть и на бумаге, мне не хотелось… Книга называется: «Любовь побеждает всё».
– Ба, а я-то думал: «Моя развесёлая жизнь». Ну, главное, что ты пережил свой творческий и любовный кризис… Успел забыть её?
– Нет, Конте, её я никогда не забуду! Более того, я до сих пор вижу её по ночам, в своих самых прекрасных снах, но в образе темноглазой птицы. Знаешь, мне пару дней назад пришла открытка от неё и Рохана. Я храню её, как талисман.
– Да, мне тоже пришло от них письмецо.
– Помнишь, Конте, тот день, когда мы рванули с кладбища на Аустерлицкий вокзал?
– Мечтаю забыть. И что?
– Тогда ты ушёл с Роханом в поисках Адриана и Жана. А мы втроём остались караулить в машине на случай появления Интерпола. Так вот. Решту вышел ненадолго покурить. И мы с Триашей остались наедине. Она такая умница! Она всё поняла, поняла мою печаль…Она взяла меня за руку и дотронулась своими прелестными губками до моего лба. И сказала, что я должен продолжать нести свет…Именно она помогла мне залечить разбитое сердце и растоптанную душу – я больше не страдаю! Ну, почти. И если даже и страдаю хоть немного, то уже совершенно по-другому! У меня словно открылись глаза: я понял, что есть любовь. И теперь я понял, что она всегда со мной. Я обрёл гармони