Маркину было известно, что несколькими днями раньше для приема дел в здание МИДа прибыл член ВРК Ч. С. Урицкий. Его провели к Нератову — первому заместителю министра. Их беседа продолжалась около часа. Нератов ответил отказом на требование М. С. Урицкого передать в распоряжение новой власти тайные договоры. Из меньшевистской «Рабочей газеты» Маркин с знал формулировку этого отказа. «Договоры могут быть переданы только дипломату в ранге министра иностранных дел, а никак не «временному комиссару временного революционного комитета», — злорадствовала меньшевистская газетенка.
М. С. Урицкий понял, что с Нератовым ему не договориться, и обратился к рядовым служащим. Те тоже ответили уклончиво: «О тайных договорах не знаем…» Почти все шестьсот чиновников МИДа выразили по отношению к Советской власти, как писала буржуазная газета «День», «резкую и открытую оппозицию». Да, недаром МИД считался одним из мощных столпов царизма.
Ничего не изменилось в позиции МИДа, и после того, как его сотрудникам было разъяснено, что сформировано новое правительство — Совет Народных Комиссаров, в состав которого входил и Комиссариат иностранных дел. Казалось бы, формального повода не допускать представителя Советской власти к документам министерства иностранных дел не было. Но саботаж чиновников продолжался. Нератов и другие высокопоставленные чиновники скрылись и унесли с собою ключи и шифры от секретных сейфов. Им было известно, что Керенский, подняв конный корпус генерала Краснова, идет на Питер. Спрятавшись, они выжидали развязки событий.
«Вот и дождались, — подумал Маркин. — С Керенским покончено, с Красновым тоже. Теперь очередь за Нератовым и его компанией. Хоть и хитер бывший первый товарищ бывшего министра, хоть и слывет знатоком дипломатических и канцелярских дел, но придется ключи и шифры сдать».
Маркин подошел к стоявшему у входа в здание часовому. Молча подал пропуск. Тот, слегка запинаясь — видно, с грамотой мало знаком был, — прочитал: «Товарищу Маркину, секретарю Народного комиссариата иностранных дел, поручается проведение необходимых действий для организации работы Народного комиссариата…» Оторвал взгляд от мандата, посмотрел на Маркина, уважительно произнес:
— Моряки тут порядок наведут. Ничо, что молодые…
Н. Маркин обошел все здание министерства. В сияющих роскошью комнатах никого не было. Всюду царила тишина, веяло неожиданным спокойствием. В одной из комнат навстречу ему поднялся седой, подтянутый человек:
— А, Маркин прибыл. Ждем Вас, Николай Григорьевич.
Это был Иван Абрамович Залкинд. Восемнадцатилетним юношей связал он свою жизнь с революцией. В 1903 году стал членом партии большевиков. Участвовал во многих революционных выступлениях, в том числе в потемкинской эпопее. Много лет после очередного побега из тюрьмы Залкинду пришлось провести за границей, жить в Англии, Франции, Испании, Алжире. Он владел восемью иностранными языками, окончил Сорбонну, получил степень доктора биологии. Именно ему, старому большевику, поручалось окончательно покончить с саботажниками и принять в ведение Советской власти министерство иностранных дел.
Познакомив Н. Маркина с Е. Д. Поливановым (одним из немногих бывших сотрудников МИДа, пожелавшим сотрудничать с большевиками), И. А. Залкинд сразу обрисовал обстановку:
— Нератов и его приспешники пока еще в бегах. Вместе с Евгением Дмитриевичем я объехал квартиры всех видных чиновников министерства, каждому мы предложили явиться завтра, четвертого ноября, для решающих переговоров. Некоторые выдавали себя за больных, а когда мы настаивали на встрече, они залезали под одеяло прямо в костюме и ботинках. Смешно, право…
— Арестовать их надо, Иван Абрамович, — сказал Маркин. — Ив первую очередь Нератова…
— Решение Об этом уже принято. — Залкинд показал ордер на арест, подписанный М. С. Урицким. — Но ведь дело не только в нем и его подручных. Главное, чтобы основная масса служащих приняла нашу сторону.
— Ну что ж, завтрашний день покажет.
Увы, «решительные переговоры» результата не принесли. Чиновники ответили отказом на все предложения о сотрудничестве. Они лишь «великодушно» согласились охранять министерство и выполнять некоторые текущие дела. Без сомнения, это был сговор.
Ни увещевания, ни угрозы не помогали. Не подействовали и слова Е. Д. Поливанова, напомнившего, что своей забастовкой они обрекают на голодную смерть русских военнопленных в Германии и Австрии, прекратив им высылку денег.
Всем, что происходило в министерстве иностранных дел, постоянно интересовался В. И. Ленин. Он торопил события, требовал скорейшей публикации тайных договоров царского правительства. Это было очень важно для утверждения принципов мирной политики Советской России. С саботажем необходимо было покончить во что бы то ни стало.
По НКИДу был издан приказ об увольнении чиновников, отказавшихся признать новое правительство. «Служащие министерства иностранных дел, которые не явятся на работу до утра 13 ноября, — гласил приказ, — будут считаться уволенными с лишением права на государственную пенсию…»
Вскоре контрреволюционная газета «Новая жизнь» «скорбила» об увольнении тридцати таких чиновников. «Покинул казенную квартиру директор канцелярии министра Б. А. Татищев, — сокрушался «День». — Укладывает свои вещи товарищ министра А. М. Петряев».
Из высших чинов МИДа на сторону революции перешло лишь несколько человек. Новому руководству министерства пришлось опираться на младших служащих и технический персонал. Курьеры, швейцары, работники типографии стали потихоньку выполнять свои несложные обязанности. По просьбе Маркина ВРК направил сюда рабочих Трубочного, Путиловского, Военно-подковочного заводов, пришли и военные специалисты-шифровальщики. МИД как государственное учреждение понемногу начал работать.
Среди тех, кто появился в, те дни в здании № 6 на Дворцовой площади, был и Джон Рид. Он служил в Наркоминделе два месяца — с декабря 1917 года по февраль 1918 года.
Вместе с другими иностранными коммунистами он работал в Бюро интернациональной революционной пропаганды при наркомате. Бюро занималось распространением антивоенной литературы среди солдат Германии и бывших союзников России. Изданные бюро газеты и листовки забрасывались в окопы противника. Эту работу очень высоко ценил В. И. Ленин.
Джон Рид был дружен с И. А. Залкиндом, часто встречался он и с Н. Маркиным, выполнял его поручения. 4 января 1918 года, когда стало известно, что контрреволюционеры готовятся ночью совершить вылазку, Н. Маркин собрал митинг в большом зале. Он вызвал добровольцев для вооруженной защиты наркомата. Одним из первых поднял руку американский коммунист.
Джон Рид в своих очерках описал «изумительные перемены», происшедшие в министерстве иностранных дел:
«Дом № 6 по Дворцовой площади, напротив Зимнего дворца. Когда вы входите, унаследованный от старого режима швейцар в синей ливрее с медными пуговицами и красным воротником берет у вас пальто, шляпу и калоши; он делает это с тою же почтительностью, что и прежде, когда раздевал принцев крови и иностранных послов. Сейчас посетители в большинстве простые рабочие и солдаты, которые именуют швейцара «товарищ» и чувствуют себя здесь очень уверенно…
В кабинете сидит товарищ Залкинд, худощавый, быстрый человек с лицом итальянца и беспорядочной седой шевелюрой. Он в стареньком полувоенном костюме, на ногах — сапоги. Он долго жил в эмиграции… беседуя с вами, улыбается и настроен весьма революционно. За столом напротив сидит товарищ Маркин, его помощник, молчаливый матрос с суровым взглядом.
…В глубине несколько солдат попивают чай из побитого самовара. По стенам торчат крюки; на них висели портреты царских министров. По чьему-то недосмотру остался Горчаков, грудь у него в орденах, на шее крест с бриллиантами. Под Горчаковым висит простенькая репродукция с портрета Бебеля, а на стене напротив прибита открытка, с которой на нас взирает Карл Маркс. Над письменным столом Залкинда гравированное изображение Пекинского конгресса — собрание дипломатов со всех концов мира… Чья-то непочтительная рука начертала на раме: «Шайка контрабандистов…»
Когда большевики пришли к власти, чиновники и канцеляристы всех министерств объявили забастовку. Сейчас они просятся назад. Время от времени они попадаются мне на глаза, щеголеватые молодые люди в безукоризненно сидящих фраках, с несколько ошеломленным выражением лица. Неслыханная реформа новой власти состоит в том, что она требует от чиновников, чтобы они занимались делом. Вообразите, что кто-нибудь потребует того же от наших чиновников в Вашингтоне!»
…— Тайные договоры опубликованы!
— Покупайте газету «Известия»! В ней вы можете узнать все тайны царского правительства!
— Конец тайной дипломатии!
Н. Маркин остановился на углу улицы и наблюдал, как прохожие обступили продавцов газет. Те лишь успевали принимать деньги.
— А что, ведь большевики как сказали, так и сделали, — делились двое рабочих неподалеку от него. — Всю подноготную сковырнули!
«Не всю, к сожалению, — подумал про себя Николай. — Не такое простое дело публикация договоров. Мало того, что они запрятаны в бездонных шкафах, зашифрованы, они еще и не все написаны на русском языке. Тут работы и работы…»
Да, перед советскими дипломатами стояла нелегкая задача. Враги считали, что, даже получив ключи от сейфов, большевики не смогут проникнуть в мидовские тайны.
Чтобы сбить эту спесь и дать почувствовать серьезность намерений Советской власти, было решено опубликовать документ, обнаруженный Е. Д. Поливановым в одном из шкафов. Это был очень интересный документ. Он был предназначен для бывшего министра иностранных дел Временного правительства Терещенко. Новичок на дипломатическом поприще, он не был знаком с работой МИДа. Чтобы новый руководитель побыстрее вошел в курс дела, для него и подготовили своеобразный очерк, отражающий взаимоотношения России и союзников. В очерк этот вошли цитаты из многих важных договоров и комментариев к ним. Весь этот ценный материал и лег на страницы газет. Тайна