В 1942 году Александре Михайловне исполнилось 70 лет. В этот год она стала главой дипломатического корпуса в Швеции. В знак признания ее заслуг в 1943 году она получила ранг чрезвычайного и полномочного посла. Действительно, будучи советским послом в Швеции, она проделала огромную работу, в том числе в период вывода Финляндии из состава гитлеровской коалиции.
Постоянная напряженная работа не прошла бесследно для ее здоровья. Тяжелый недуг сразил ее летом 1942 года. В те дни положение на советском фронте было особенно тяжелым. Немцы захватили Украину, Крым, рвались к Волге. И Александра Михайловна работала, не зная покоя ни днем, ни ночью, не обращая внимания на предупреждения врачей. Но напряжение сказалось. Ее разбил паралич. Тем не менее она продолжала оставаться на посту — исполняла обязанности посланника в Швеции до марта 1945 года. «Странно, — писала она, — пока я в Швеции несла свою трудную работу посланника, переговоры с финнами, удержания шведов от войны, я забывала о своей инвалидности. А ведь два года после поражения левой руки и ноги несла всю ответственность и тяжесть работы». 18 марта, в преддверии окончания войны, на специальном военном самолете Александра Михайловна была перевезена на родину.
Последние семь лет Александра Михайловна Коллонтай жила в Москве. Она занимала пост советника Министерства иностранных дел СССР. Работала со страстью. Нередко до поздней ночи не гас свет в окнах квартиры Александры Михайловны на Калужской улице. Ведь, прежде чем дать совет молодым дипломатам, о многом надо было вспомнить, подумать, что-то изучалось заново, и все взвешивалось самым тщательным образом. А. М. Коллонтай отстаивала идею сплочения усилий дипломатов и торговых представителей, с тем чтобы действовать сообща. Надо, подчеркивала она, чтобы советская дипломатия черпала силы из реальной действительности и не сходила с главной магистрали в сторону отвлеченных политических дискуссий.
В это время Александра Михайловна на основании дневников, которые вела почти всю жизнь, создает воспоминания-зарисовки, как бы подводит итог своей литературной деятельности и вместе со своим секретарем Эми Лоренсон занимается приведением в порядок многолетних записей и литературного архива.
…Пришел 1952 год. 80-й год жизни Александры Михайловны. Ничто не предвещало близкого конца. 25 февраля она писала своей приятельнице, заслуженной артистке РСФСР Вере Юреневой: «Сегодня я сижу в кресле и диктую письмо. Ночью не было болей в сердце и потому рискнула посидеть часок-другой… С сердцем довольно серьезно, но я еще далеко не закончила своих дел на этой планете, поэтому не собираюсь лететь в межпланетном пространстве в виде маленького атома, в котором собрана будет вся суть моего Я…»
Она готовилась встретить свое восьмидесятилетие, но 8 марта Александра Михайловна почувствовала сильные боли в области сердца, а 9 марта в четыре часа двадцать минут утра скончалась от инфаркта.
Александра Михайловна Коллонтай прожила многогранную, яркую жизнь гражданина, революционера, политика. В одной из записных книжек последних лет, размышляя о прожитом, она писала: «Собственно, я прожила не одну, а много жизней, настолько отдельные периоды моей жизни отличались друг от друга. Это не была легкая жизнь, «не хождение по розам» — как говорят шведы. В моей жизни было все — и достижения, и огромный труд, признание, популярность среди широких масс, преследования, ненависть, тюрьмы, неудачи… много больных разрывов с товарищами, расхождений с ними, но и долгие годы дружной, созвучной работы в партии (под руководством Ленина).
…Во мне было много контрастов, и жизнь моя соткана из периодов, резко отличных друг от друга.
…Я обладала и до сих пор обладаю талантом «жить». Много достигла, много боролась, много работала, но и умела радоваться самой жизни во всех ее проявлениях».
Александра Коллонтай по праву зачислена в славную когорту большевистских комиссаров. Главное, за что они боролись, о чем мечтали и ради чего работали всю жизнь, — социалистическое общество стало реальностью.
Иллюстрации
А. РОДИН
Андрей СергеевичБУБНОВ
….Сергей Ефремович, слегка склонив напомаженную голову и высунув кончик языка, с большим старанием и не без удовольствия поставил свою подпись, распрямился и еще раз, шевеля губами, прочитал написанное.
«Его Превосходительству действительному статскому советнику Директору Иваново-Вознесенского реального училища…
Прошу Ваше Превосходительство принять во вверенное Вам учебное заведение моего сына, Бубнова Андрея Сергеева, родившегося 23 марта 1884 года…
Почетный гражданин города Иваново-Вознесенска,
член городской Управы, купец С. Е. Бубнов».
Вот и сподобил господь отдать в казенное учение Андрюшеньку. Пойдет по стопам старшего брата. Хотя… Тьфу! Прости, господи, прегрешения наши! О чем я? Ведь Владимир-то теперь… Реальное, впрочем, окончил он блестяще, послушным был, почтительным сыном, примером служил для младших братьев и сестер. А их, детей, Сергею Ефремовичу с Анной Николаевной ни много ни мало, а семерых бог послал: пять сыновей, да двух дочек… Ну а потом уже, как уехал Владимир поступать в петербургский Лесной институт, так и началось с ним… Политиканом стал, социалистом. И жалко, и обидно, и стыда ведь не оберешься. Сын члена городской управы — под надзором полиции, супротив царя-батюшки возгордился идти! Нет! Андрея Сергей Ефремович не упустит. Ему и дело передаст, когда время подойдет. Кто из сыновей лучше справится с текстильной фабрикой, с двумя домами, со всем немалым хозяйством Бубновых? Тут и гадать не надо. Да и другие сыновья в обиде не будут, если основное дело родителя возьмет в свои руки Дедка, как сами они прозвали Андрюшу за мудрые не по годам рассуждения.
Сергей Ефремович встал, перекрестился, еще раз взглянул на прошение и положил бумагу в папку.
Опасения отца оказались ненапрасными. Старший сын Владимир, приехавший без приглашения Сергея Ефремовича в родительский дом с женой-«социалисткой» и малолетней дочерью, быстро сошелся с младшими братьями. Особенно тянулся к нему любознательный от природы и рано пристрастившийся к книгам Андрей.
Как-то Андрей стал невольным свидетелем очередной стычки отца со старшим братом. А дело было так. Они с Владимиром разбирали привезенные им книги, когда в комнату вошел Сергей Ефремович. Подойдя к столу и прочитав название лежавшей сверху книги, отец насмешливо произнес:
— «Капитал». Что же, капиталы — дело хорошее. Но без трудов праведных их не наживешь, сколь ни читай толстых книжек, а только в поте лица своего да в смирении приобретешь состояние.
— Это, папенька, именно о том, как рабочий человек трудится в поте и грязи, а состояние наживает хозяин. О том, как фабриканты обманывают труженика, как дерут с него три шкуры, чтобы получить побольше прибыли.
— Занятно. А для кого ж писана сия премудрость — для хозяев иль для рабочих? Иль, как ни крути, для смуты писана?! Чтоб одних, значит, православных на других натравить, чтоб не по Христовой заповеди, а по какой-нибудь бусурманской жить, не возлюбить ближнего своего, а возненавидеть? Может, тут написано, что и я деру три шкуры с рабочих? Просвети, почитай!
Молчаливо державшему сторону брата Андрею показалось, что отец ударил без промаха. Все знают: папенька хоть и суров порой, но обращается с рабочим людом «по-божески», за большими прибылями по чужим костям не топает.
— Нет, папенька, тут не про вас пишут, и такого я вам сказать не могу, — пытался уйти от ссоры Владимир.
— А ты, сделай милость, скажи! Ведь вам, социалистам-политиканам, идеи дороже отца родного. Уж скажи, чего меня эксплуататора-аспида жалеть! Говори, деру я три шкуры?
— Ну уж, если говорить по правде, папенька, трех шкур вы со своих рабочих, пожалуй, не дерете.
Андрей перевел дух: кажется гроза проходит стороной. В глазах отца заиграли торжествующие искорки, губы начали складываться в подобие улыбки. Но в этот момент Владимир неожиданно для Андрея и Сергея Ефремовича, а может, и для самого себя добавил жестко:
— Вы две с половиной дерете!
— К… как? Как ты смеешь! — взвизгнул отец. — Вычислил, значит?! Тогда уж считай, сколько этих шкур идет вам, мои детки. Сколько их уходит на ваше ученье, на музыку Катеньке, на живопись Мишеньке, на представительство ваше в столицах. Может, полторы? Или все две?! Нам ведь с маменькой и половины хватит.
И, круто повернувшись, Сергей Ефремович обиженно засеменил к двери.
Спор Владимира с отцом впервые заставил Андрея задуматься о происхождении семейного достатка. Кто же прав, папенька или Володя? Ведь отец хоть и строг, но все же любит их всех. Содержит такую большую семью, прислугу. Но и Володя любит отца, живет, можно сказать, за его счет со всей своей семьей, а так ведет себя, так огорчает родителей. Странно.
…Младшие сыновья Сергея Ефремовича, как и многие их сверстники, увлекались голубями. Андрей поднимался на голубятню всегда с книгой. Здесь под воркованье и гульканье птиц удивительно легко и приятно читалось. Салтыков-Щедрин и Чехов, Пушкин и Некрасов, Тургенев и Успенский, Писарев и Белинский заполняли досуг учащегося иваново-вознесенского реального училища Андрея Бубнова. Большинство произведений проглатывались залпом. Лишь привезенный Владимиром «Капитал» читался совсем по-иному. Приходилось часто откладывать книгу, чтобы мысленно сопоставить