Андрею Сергеевичу удалось привлечь к проблемам народного образования внимание виднейших специалистов самого различного профиля. Среди них были: А. М. Горький, Г. М. Кржижановский, Н. К. Крупская, академики A. Д. Архангельский, Э. В. Брицке, педагоги-новаторы С. Т. Шацкий, И. И. Барсуков, Н. И. Стриевская, B. Н. Шульгин и многие другие.
«Дорогой Алексей Максимович, — писал Андрей Сергеевич А. М. Горькому, — посылаю Вам предварительный проект о преподавании литературы в средней школе, это для ребят 5—10-х классов, с 12 до 17 лет. Надеюсь, Вы не забыли о выставке детского рисунка. Обязательно надо посмотреть».
А. С. Бубнов старался постоянно расширять и как-то «узаконить» участие общественности в делах школы. По его предложению Совнарком РСФСР утвердил Совет при народном комиссаре просвещения для рассмотрения наиболее важных, принципиальных вопросов.
В результате проведенных мероприятий уже в 1930/31 учебном году школы сумели принять всех ребят, нуждавшихся в начальном обучении. Со следующего года дети, окончившие начальную школу, в обязательном порядке стали зачисляться в пятые классы. С большим удовлетворением А. С. Бубнов заявил в 1934 году с трибуны XVII съезда ВКП(б), что задача введения всеобщего начального обучения, поставленная XVI партийным съездом, выполнена.
— Нам пришлось, — отметил он также, — по директиве Центрального Комитета искоренить «левацкую» теорию «отмирания школы», которая имела большое хождение в наркомпросовских кругах.
В те же годы Наркомпрос столкнулся и с другим чуждым пролетарскому государству явлением — уменьшением количества детей рабочих среди старшеклассников семилетки.
— На наших глазах, — с негодованием говорил делегатам XVII съезда ВКП(б) нарком просвещения, — происходит, можно сказать, «вымывание» детей рабочих из школы!
Благодаря своевременно принятым мерам положение вскоре выправили.
А. С. Бубнов требовал от работников комиссариата просвещения и органов народного образования постоянного совершенствования стиля работы. Особенно нетерпим был он к любым проявлениям бюрократизма, косности, неорганизованности. Нарком был очень требователен к себе и сотрудникам, взыскивал за каждое упущение в работе. За своей спиной он порой слышал упреки в излишней придирчивости, педантизме и администрировании. Но люди, знавшие его ближе и заботившиеся об улучшении дела, думали иначе. «Новый нарком, — писала о нем Н. К. Крупская, — весьма вникает во все по-литпросветские дела, здорово нас поддерживает, вызывает к себе работников — чувствуется организатор».
С первых дней работы в новой должности Андрей Сергеевич взял себе за правило часто бывать в школах, техникумах и институтах, посещать занятия, оказывать на месте практическую помощь работникам народного образования и культуры. Наркома знали в лицо во многих учебных. заведениях страны. В нем покоряла искренность и отзывчивость, чувствовалось, что он горячо переживает за состояние дел. Увидев недостатки, он говорил о них прямо, без лишней дипломатии, порой резковато.
…— Сколько вам лет? — неожиданно спросил он преподавателя института, у которого только что был на лекции.
— Тридцать два, а что?
— Можно подумать, что все восемьдесят два, настолько сухо и бесстрастно вы излагаете материал.
Жгучая заинтересованность в улучшении народного образования, прямота суждений наркома вызывали доверие собеседников. Поделиться своими проблемами к Андрею Сергеевичу шли даже школьники.
«Уже стемнело, — вспоминала Н. К. Крупская. — В Наркомпросе идет важное совещание. Выходит из подъезда работник Наркомпроса. Видит — у подъезда стоят трое ребят, жмутся от дующего ветра.
— Вы что, ребята, тут стоите?
— Бубнова ждем, у нас до него дело».
В 1933 году по инициативе Андрея Сергеевича в аппарате Наркомпроса была проведена широкая реорганизация. Были введены новые структурные подразделения, более четко определены направление их деятельности и обязанности сотрудников.
Нарком просвещения решительно выступал с критикой таких ошибочных направлений педагогики, как «дальтон-план» и «метод проектов», которые принижали воспитательную и организующую роль школы и учителя, недооценивали систематические знания. Он требовал всемерно развивать и совершенствовать содержание и структуру учебно-воспитательного процесса, укреплять связь школы с жизнью, с потребностями строительства социализма.
Одним из важнейших путей укрепления этой связи он считал политехнизацию школы. Основываясь на ленинском учении о политехнической школе, А. С. Бубнов разъяснял, что политехническое обучение должно базироваться на высоком уровне общеобразовательной подготовки учащихся, и поэтому требовал, чтобы в курсе школьного обучения правильно, гармонично сочетались образование, производительный труд и общественно полезная работа. Политехнизация школы способствовала, по глубокому убеждению Андрея Сергеевича, своевременному решению больших и сложных социально-политических и экономических задач.
— Но политехницизм мешает специализации, — возражали А. С. Бубнову, — нам нужен рабочий-специалист, а не всезнайка, нахватавшийся верхушек.
— Вот мы и хотим иметь такого рабочего, который не был бы всезнайкой, но который обладал бы специальными знаниями, будучи металлистом, слесарем и т. д., и в то же время имел бы такую сумму общеполитических и культурных знаний, которые позволяли бы ему решать на предприятии целый ряд важнейших задач производственно-технического порядка. Это даст только политехническая подготовка.
— А сумеем ли мы совместить несовместимое?
— Почему же несовместимое? — недоумевал Андрей Сергеевич. — Нужно точно очертить круг систематических знаний, так построить программы политехнической школы, чтобы они давали возможность соединять обучение с производительным трудом, теорию с практикой, чтобы они делали наших школьников участниками социалистического строительства.
— Надо идти дальше, не останавливаться на полпути. Никакая политехнизация не сможет подготовить нам квалифицированного рабочего. Школа должна стать цехом завода. Только такой, истинно революционный, подход позволит решить задачи культурной революции!
— Так это у вас получается опять же «отмирание школы», только наизнанку — школа растворяется в производстве. Мы в Наркомпросе считаем, что лозунг «Школа — цех завода» — это прожектерство. Учить труду можно не только на заводах.
А. С. Бубнов настаивал, что наиболее эффективными формами общественно полезного труда школьников является их участие в культурно-массовой работе среди населения и прикрепление школ к предприятиям для вовлечения ребят в совместную трудовую деятельность с рабочими. Оп искренне радовался каждому известию об успехах школьников в трудовом обучении. Однажды в 1932 году Надежда Константиновна Крупская получила от ребят из Магнитогорска вместе с письмом модель экскаватора, выполненную десятилетним мальчиком. Андрей Сергеевич так восторгался поделкой и способностями мальчика, что Надежда Константиновна решила оставить модель в кабинете наркома. А. С. Бубнов видел в этом маленьком экскаваторе глубокий смысл, своего рода символ.
Качество всей учебно-воспитательной работы А. С. Бубнов ставил в прямую зависимость от личности учителя, которого считал центральной фигурой в школе. При этом Андрей Сергеевич подчеркивал, что дети не должны чувствовать, что их учит учитель. Педагог должен действовать так, чтобы ребенок считал, что учится сам. Хороший учитель обязан лишь тактично руководить учебным процессом. Нарком просвещения побуждал учителей добиваться наглядности и занимательности преподавания, расширять общий кругозор ребенка, закладывать у него основы нового, социалистического мировоззрения. А для этого, считал Андрей Сергеевич, сам учитель должен неустанно заботиться о своем профессиональном росте и идейно-политическом просвещении. Последнее было особенно важно еще и потому, что перестройка работы советской школы проходила в условиях обострения классовой борьбы. «Мы имеем, — подчеркивал А. С. Бубнов, — культурный фронт как фронт ожесточенной классовой борьбы. Школа и учитель принимают на этом фронте… самое активное участие».
Особое внимание уделял нарком просвещения строительству национальной школы: обучению детей на родных языках, созданию учебников и пособий, подготовке педагогических кадров из числа лиц нерусской национальности, подъему общей грамотности нерусских народов страны, развитию их культуры.
Андрей Сергеевич постоянно подчеркивал, что без дальнейшего совершенствования педагогической науки провести коренную перестройку общеобразовательной школы невозможно. «Без революционной, пролетарской, неустанно разрабатываемой педагогической теории, — говорил он, — нам не суметь возглавить того огромного педагогического движения, которое развертывается в нашей стране…» При непосредственном участии А. С. Бубнова в 1930 году была создана Российская ассоциация научно-исследовательских институтов марксистской педагогики и психологии (РАНИМП) под председательством Н. К. Крупской, образована целая сеть новых научно-исследовательских центров.
Работа научно-педагогических учреждений велась в тесной связи с практикой общеобразовательной школы. Нарком просвещения привлекал внимание теоретиков и практиков к изучению и обобщению передового педагогического опыта. Он требовал тщательно взвешивать на «точных весах марксистского метода» каждую кроху массового педагогического опыта для того, чтобы по-настоящему обогащать учителя.
Деятельность А. С. Бубнова на посту народного комиссара просвещения не ограничивалась вопросами образования. Она охватывала широкий круг проблем культурного строительства. При его непосредственном участии решались многие принципиальные вопросы развития советской литературы и искусства. Направляя и координируя по заданию партии деятельность творческой интеллигенции, Андрей Сергеевич широко использовал опыт своего предшественника на посту наркома А. В. Луначарского, часто советовался с А. М. Горьким, Н. К. Крупской, многими деятелями советской культуры.