Комиссары — страница 52 из 84

В 1910 году его призывают в армию и направляют в школу подпрапорщиков. Однако в связи со смертью отца Лепсе освобождают от дальнейшей службы. По совету райкома партии он идет работать на машиностроительный завод «Пирвиц». Здесь он также становится партийным вожаком.

Арест многих членов организации Социал-демократии Латышского края, вошедшей в РСДРП, тщательное изучение изъятых при обысках документов все чаще наводило охранку на след Риты Звайгзне. За Лепсе устанавливается прямая слежка. И уже, казалось, не избежать было Яну ареста и ссылки, но война… все круто изменила. «Смутьянов» и «неблагополучных» в первую очередь отправляли на фронт. Получил повестку и Лепсе.


Осенью 1914 года перед отправкой на фронт товарищи по партии передают ему откатанные на гектографе листовки. В них разъяснялся антинародный характер империалистической войны. Убедительно доказывалось, что война ведется помещиками, капиталистами, царизмом. «Интересы германского и русского правительства, — писалось в листовках, — одни и те же: гнать миллионы рабочих на смерть для защиты своих богатств». Большевики призывали к борьбе против войны, за превращение войны империалистической в гражданскую, в войну против своего правительства, против всей буржуазии.

Полк, в котором служил Лепсе, поначалу был резервным и стоял под Могилевом. Вскоре «резерв» перебрасывают на Западный фронт в распоряжение 3-й армии. Ее задачей было прикрывать пути, ведущие на Москву. Фронт удерживал натиск немецкой армии, пытавшейся прорваться через боевые порядки русских в тыл и окружить Вильно.

Ян, командовавший взводом, был в полку запевалой. В часы затишья однополчане часто просили его спеть что-нибудь задушевное. Ян знал много народных русских и латышских песен, а если он видел, что кому-то очень грустно, то неожиданно для всех исполнял короткие арии из оперетт или песенки из водевилей. Песня стала ключом к сердцу солдат. На привале или в казарме после песни всегда завязывался разговор. Часто беседы на житейские темы переходили в споры, разговоры о политике. Лепсе рассказывал солдатам о деятельности партии большевиков, об ее отношении к войне и миру, говорил о книгах, которые читал.

Ян подружился со многими солдатами, особенно с Иваном Крынкиным, который помогал ему распространять листовки, добывать трофейное оружие и тайно переправлять его через раненых солдат в Ригу подпольщикам.

Вскоре в одной из атак Крынкина ранило в живот. На поле боя стоял сплошной огненный смерч, и Ян обнаружил раненого друга метрах в четырех от себя только тогда, когда смертельный шквал переместился в сторону. Лепсе подполз к Крынкину и увидел разодранную в клочья гимнастерку, кровь. Ян вытащил из кармана марлю, приложил ее к ране и аккуратно опоясал Ивана ремнем.

— Зачем, Ян Янович, — еле произнес Крынкин, скорчившийся от боли. — Я уже не жилец на этом свете.

— Раз говоришь — значит жив! Теперь держись, браток. — И Лепсе, взяв Ивана на руки, понес его к окопам. Он шел в полный рост, прижимая к груди своего друга. Взрывы раздавались справа и слева. Ян старался идти по «воронкам». Оставалось каких-то двести метров, и вдруг вблизи разорвалась граната, ударила пулеметная очередь. Лепсе почувствовал резкую боль. Его полоснуло по ногам, словно нагайкой. Не осознавая, что ранен, Ян попытался приподняться, но не смог. Тогда ползком, вгрызаясь пальцами руки в землю, он медленно стал подтягиваться вперед, другой рукой он придерживал волочившегося сбоку, потерявшего сознание Крынкина. Земля гудела и содрогалась от взрывов. Как дополз к своим, Лепсе не помнил. Он очнулся в палаточном лазарете, куда его и Ивана принесли солдаты.

Хирурги вделали Ивану Крынкину операцию прямо на месте. Вынули осколки и у Лепсе. Очередным санитарным обозом их и других тяжелораненых отправили в Минск.


…— Ну куда этих? Ну куда, голубчик? — говорил в Минске сопровождавшему раненых поручику врач госпиталя. — Все переполнено…

— Хотя бы из командного состава возьмите! — настаивал офицер.

Поручик передал дежурному по госпиталю список, и тот стал делать перекличку, давая распоряжения санитарам:

— …Лепсе. Где?

Ян привстал и показал рукой на Крынкина: «Вот он, рядом. В очень тяжелом состоянии наш взводный».

— Ты кто будешь?

— Я солдат.

— Солдат пока в барак. Сегодня попробуем переправить в другой госпиталь.

Так расстались Лепсе и Крынкин. Яна снова ждала дорога. Лишь через две недели он оказался в стационарном госпитале в Кашире. Отсюда и направил письмо сестре Эмилии в Ригу: «…Все расскажу, как я попал сюда, когда вылечусь…»

Спустя месяц в Каширу добралась Эмилия. Получив от брата письмо, она оставила выгодную работу на табачной фабрике и тут же стала хлопотать о выезде из Риги.

Ян уже ходил на костылях. Его выписывали из госпиталя. Перед самым Новым годом он вместе с сестрой возвращается в Ригу. В доме по улице Эрглю их ждала мама.


Семья Лепсе жила на первом этаже. Два небольших окна квартиры, которую удалось еще снять отцу, выходили на улицу. В большой комнате все оставалось без изменения: три кровати, отгороженные занавесками, обеденный стол из ясеня, комод, табуретки и ходики с поржавевшими гирями. На столе дымились пшенная каша и бледный чай из старых плодов шиповника, с трудом раздобытых Гретой Лабренцевной.

Ян тут же выложил из вещмешка буханку хлеба и консервы — щи с кашею и мясом. Все это ему выдали в госпитале. Консервы решили не трогать, а хлеб в тот рождественский вечер поели вдоволь. Самую мякушку Грета Лабрецевна завернула в платок — будет Мирдзоньке на утро. Племянница Яна, Мирдзиня, ждала своего дядю и свою маму Эмилию целый день и, не дождавшись, полуголодной заснула. Отца Мирдзы — Фрица Павара расстреляли немцы, дядю Альфреда взяли в плен.

Ян увидел на комоде отцову гармошку:

— Мама, разреши я сыграю?

В комнате снова, как в былые времена, зазвучала мелодия.


…Жизнь в доме Лепсе, скрашенная в первые дни приездом Эди, шла своим обычным порядком. Эмми вставала чуть свет и ходила за горячим супом, выстаивая огромную очередь. После она шла работать на товарную станцию, куда ей удалось устроиться, а мать смотрела за внучкой. Ян, отметившись в госпитале, долечивался дома. Он изредка выходил на улицу, все надеялся встретить товарищей по подполью. Однако ему так и не удалось кого-либо из них увидеть. Многие заводы были уже эвакуированы.

В январе 1916 года Ян простудил легкие. Вызванный Эмилией врач приказал немедленно доставить больного в госпиталь. Вскоре госпиталь был эвакуирован в столицу России. Немецкие войска приблизились к Риге.

Лепсе попал в Петропавловскую больницу, которая располагалась на Петроградской стороне. Там и разыскал его в апреле Карл Заринь — друг детства Эмилии и Яна. Он переехал в Питер, как только началась первая мировая война.

«Милые, дорогие мои мамочка, Эмми и Мирдзиня! — писал из Петрограда Ян. — Жив я. Доктор нашел во мне семь болезней и спасибо ему — вылечил. Он мне так сказал, что родился я под счастливой звездой…»


Вскоре Яна демобилизовали. Он остается жить в Петрограде на квартире Карла Зариня и по его совету устраивается на рояльную фабрику Шредера, где столярничал Карл.

На фабрике работало около трехсот рабочих. Кроме роялей и пианино, здесь с началом войны стали выпускаться дистанционные трубки к ручным гранатам, мины.

Лепсе зарегистрировался в полицейском управлении, где получил новый паспорт. Так как на фабрике его рабочие чаще называли Иваном Ивановичем, он и решил оставить официально это имя и отчество. «Раз меня приняла Россия, то пусть будет по-русски. Имя моей пролетарской сути не меняет: что Ян Янович, что Иван Иванович. У нас в семье к русским относились, как и к латышам, — одинаково», — говорил он Карлу Зариню.

После работы и по воскресеньям Карл знакомил Яна с Петроградом. Яна особенно интересовали места, связанные с первой русской революцией. Они подолгу стояли на Троицком, Биржевом, Дворцовом мостах, когда Карл рассказывал Яну о событиях 9 января.

Ян все подвергал сравнению: как работалось рабочим в Риге и здесь, какие и как происходили события на берегах Невы и Даугавы. Он с жадностью читает, ищет встреч с революционно настроенными рабочими.


…Наступил 1917 год. В столице закрывались многие предприятия. Выживали только те, где выполнялись преимущественно военные заказы. У всех на устах были слова: «кризис», «безработица», «голод», «эвакуация», «банкротство»… Стачки и забастовки лихорадили промышленность. Вот что писалось в одной из записок охранки: «…Идея всеобщей забастовки со дня на день приобретает новых сторонников и становится популярной, какой была и в 1905 году… Должно отметить, что если массы пришли к сознанию необходимости всеобщей забастовки и последующей революции, а круги интеллигенции — к вере в спасительность политических убийств и террора, то это в достаточной мере определенно показывает оппозиционность настроения общества и жажду найти тот или иной выход из создавшегося политически ненормального положения».

На «Шредере» также готовились к всеобщей стачке. В рабочем бараке, куда пришел Лепсе, долго обсуждали план действий. Шредеровцы должны были подключиться к трамвайщикам и лангензиппеновцам, агитаторы которых находились здесь же. О том, когда начнется забастовка, куда направятся колонны, с какими лозунгами они выйдут, какую петицию предъявят фабрикантам, — вроде бы договорились быстро. Не совсем ясным оставался только вопрос, что делать, если казацкие части или солдаты откроют огонь.

Товарищи из «Лангензиппена» сообщили, что на стороне стачечников солдаты Гренадерского полка, которые не допустят расправы над демонстрантами. «Однако все может случиться, — задумались рабочие. — И нам нужно оружие».

— Оружие действительно нужно, — согласился Лепсе, — но в неумелых руках — тут бывалые солдаты подтвердят — оно хороший провокатор. Чуть сдали нервы или испугался — жди выстрела вслепую, а полиции этого только и нужно.

И Лепсе предложил иметь свою боевую дружину, которая в случае нападения на колонну возьмет огонь на себя. Следует не забывать, говорил Лепсе, что тактика окопных боев и тактика уличных оборонительных боев — разные тактики. Последней нужно также учиться, ее необходимо осваивать. Иван Иванович поделился с товарищами опытом латышских боевых дружин, тактикой рукопашной самообороны в случае столкновений с полицейскими частями. Он стал рассказывать о стальных тростях, тростях-пиках, которыми можно защищаться и наносить удары, если возникнет необходимость.