15 июля. В. Г. Клочков в группе других мобилизованных прибывает в расположение своей дивизии.
16 июля. Состоялось назначение политрука 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка. В. Г. Клочков утвержден в этой должности приказом 00269 штаба округа.
Некоторые события, связанные с этим приказом, хорошо запомнились Малику Габдуллину, будущему Герою Советского Союза, а тогда такому же, как и Клочков, новоиспеченному политработнику: «В этот день ряд коммунистов — Василий Клочков, Мапап Мусин, Балтабек Джетпыспаев, Алексей Кириллов, Касым Шарипов, Хайрулла Кадыров и другие были назначены политруками подразделений. Перед нами выступил командир полка полковник Капров и комиссар полка старший политрук Мухамедьяров. Они говорили о конкретных задачах полка, подчеркивали, что мы должны в короткий срок добиться отличных результатов в боевой и политической подготовке личного состава».
Волнуясь, ждал Клочков первой встречи с командиром роты. Комроты на десять лет старше политрука, коммунист, родом из Белоруссии и по национальности белорус. Есть основания считать, что они были знакомы или по крайней мере наслышаны друг о друге. Павел Гундилович был призван в армию с поста директора пригородного виноградно-винодельческого совхоза, поставлявшего свою продукцию в трест столовых и ресторанов, где работал Клочков.
Приятной неожиданностью оказалось и то обстоятельство, что в батальоне и роте было много земляков. Как много тогда значило землячество! Недаром почти любая солдатская встреча в годы войны начиналась с вопроса: «Не земляк ли?» Землячество сближало, радовало, согревало. Комбат Иван Иванович Райкин был даже дважды земляк: родился в Пензе, где когда-то довелось работать Клочкову, а командирское училище оканчивал в Саратове, на земле, где родился политрук. Было, наверное, о чем повспоминать… Командир дивизии И. В. Панфилов и командир полка И. В. Капров тоже земляки, саратовские. Гавриил Степанович Митин и Петр Кузьмич Емцов — уроженцы Локтевского района, того самого, где прожил отроческие годы Клочков.
Кто есть и, выражаясь старинным штилем, откуда пошел герой нашего очерка.
Время и место рождения — 8 марта 1911 года, село Синодское Вольского уезда Саратовской губернии.
Социальное происхождение — из крестьян.
Отец Георгий Петрович Клочков, 1879 года рождения, умер от голода в 1921 году. Мать, Анастасия Михайловна, 1879 года рождения, — колхозница. Сестра Таисия — колхозница в Синодском. Брат Иван — инженер-химик в Ленинграде. Сестра Аня и ее муж строили Комсомольск-на-Амуре.
Образование — начальная школа, затем школа крестьянской молодежи, два курса вечернего Саратовского стройтехникума, неполных два курса заочного института на отделении литературы и русского языка и Всесоюзный заочный институт Наркомата торговли СССР.
Стаж работы — с 1921 года. Батрачонок, ученик счетовода, счетовод сельпо, заведующий избой-читальней (в 15 лет), продавец книжного магазина, бухгалтер, старший бухгалтер райсберкасс и почты. Затем заводской финансист, торговый работник, управляющий городским общественным питанием, руководящий работник Наркомата торговли Казахстана и городского треста столовых и ресторанов.
Семейное положение — женат с 1934 года. Жена, Нина Георгиевна Клочкова, родилась в 1913 году в Пермской области, выросла на Алтае, закончила Омское медучилище, медсестра. Поженились в Пензе. Сын родился — умер тут же. Дочь родилась в 1938 году.
«Вот уже 4-й день нахожусь в части в должности политрука роты (3 кубика)», — не без гордости писал Василий Клочков в Комсомольск-на-Амуре своей сестре и ее мужу.
Дивизия создавалась и одновременно училась, готовилась к скорейшей отправке на фронт. С утра и до ночи — ни отдохнуть, ни перевести дух: прием новобранцев, обмундировка, выдача оружия, политзанятия… Почти каждое утро марш-броски в степные предгорья. Строевые занятия, учебные бои, походы, стрельбы, рытье окопов, бег в противогазах под палящим алма-атинским солнцем. До третьего пота, до изнеможения трудился каждый боец, а с ними и ничуть не меньше командиры и политруки. Генерал И. В. Панфилов был прав, часто повторяя старую солдатскую поговорку: «Тяжело в учении, легко в бою».
Однажды комдив заглянул туда, где занималась 4-я рота, отрабатывавшая приемы штыкового боя. Комиссару Ахмеджану Латыповичу Мухамедьярову тот случай запомнился в подробностях:
«Генералу Панфилову не понравилось то обстоятельство, что бойцы и младшие командиры исполняли все приемы вяло, не стремительно и не очень точно. Тогда он подошел ближе и, выслушав рапорт командира взвода Джуры Ширматова, приказал подать команду бойцам «вольно», взял у правофлангового солдата винтовку и сам перед строем принял положение «смирно».
— Жду команды, товарищ командир взвода, — сказал он.
Ширматов вначале растерялся, но быстро пришел в себя и стал командовать.
Генерал Панфилов четко и очень красиво исполнил несколько приемов с винтовкой, энергично и стремительно действовал штыком».
Это был хороший урок и командиру роты, и полит-руку.
Когда воинская часть формируется, тут только мечтать приходится о свободном времени. Но была у Клочкова такая прекрасная особенность — добрая, участливая, сердечная забота о семье, о родных. Сейчас он мог выразить это только письмами. И он пишет их из армии часто и много. Письма чрезвычайно интересны и спустя вот уже столько десятилетий — они наполнены и подробностями воинской службы, и помогают проникнуть в его внутренний мир.
Из письма сестре Анне на Дальний Восток 19 июля: «Дома у нас остались одни женщины… Два остальных свояка призваны в один день вместе со мной, т. е. из одного (вероятно, пропуск слова «дома». — В. О.) — сразу 3-х… Дома теперь не тесно. Нина работает, зарабатывает 350 руб., да плюс я дал разрешение отчислять ей 300 руб. в месяц, которые она будет получать в райвоенкомате. Зарплата моя в армии будет 750 руб. в месяц».
Не забыта и мама. Он уже больше не свидится с ней: «Уговорились с Ниной, что ежемесячно она будет посылать в Синодское деньги. Матери мы помогаем».
Упомянул о брате, что жил в Ленинграде: «От Вани получил письмо, что собирается на фронт».
Здесь же о своей дальнейшей жизни: «На фронт предполагали недели через две-три, если не понадобится раньше». В самом конце письма приписка: «Алма-Ата живет спокойно».
Первое письмо жене и дочери. Нежностью и любовью пронизано оно: «Здравствуй, моя Нинуся и дорогая доченька Эличка! Уж больно я за вами соскучился… Пришли фото… Соскучился здорово… Подъемные еще не получил. Получу — вышлю… Целую вас с дочкой очень и очень крепко. Ваш папа».
Он очень скучает и, воспользовавшись тем, что учения проходят совсем рядом от города, просит жену: «Нина, желательно, чтобы ты 23 июля в субботу на ночь приехала сюда. Пассажирская машина ходит несколько раз в день. 24 июля я тебя провожу… Можно приехать с Эличкой».
О своих политруковских делах, нетрудно заметить, в письмах почти ни слова. Но он и политрук всего-то пять дней. А все равно — забот и хлопот неописуемое множество. И. В. Панфилов, как вспоминал А. Л. Мухамедьяров, постоянно требовал улучшать работу партийно-политического аппарата, партийных и комсомольских организаций. И не только требовал. Сам много помогал. Любил бывать среди красноармейцев, находил для них доброе и откровенное слово, часто встречался с секретарями партийных и комсомольских организаций, с агитаторами, не говоря уже о комиссарах и политруках, приходил на собрания. Многому учил.
Политическая работа политических руководителей… Архивы, воспоминания помогли уяснить, как слаженно шел в те дни процесс рождения дивизии. Не все, правда, случалось гладко. Один из бойцов, к примеру, так рвался в бой, что взял и заявил: «Нечего тут зря время терять, учиться будем в бою. Война без нас кончится…» Кое-кто не сразу привыкал к суровой дисциплине. Случилось и ЧП: один из новобранцев, баптист, отказался взять в руки оружие.
Из воспоминаний А. Л. Мухамедьярова: «Главным направлением воспитательной работы являлось: поднимать дух солдат, готовить их к защите Отечества от ненавистного врага, закалять в них чувство советского патриотизма, укреплять ненависть к фашизму. Объясняли бойцам характер войны, раскрывали причины успеха врага в первое время, помогали глубже понимать источники мощи социалистического общества».
События на фронтах подстегивали. Времени на формирование отпущено мало. Даже знакомство происходило на ходу. Комиссар полка откровенен в воспоминаниях, ничуть не приукрашивая первые свои впечатления о политруке 4-й роты: «Он показался мне сначала чересчур спокойным и нерешительным. Дивизия вот-вот должна была отправиться на фронт, а в его роте еще не избрали комсорга. Спрашиваю: «В чем дело?» Отвечает: «Людей изучаю, товарищ комиссар». Второй раз прихожу — точно такой же ответ. Не скрою, подумал тогда: «Может, Клочкова заменить другим политруком?» В то время я был еще молод, и житейского опыта у меня было маловато».
«Людей изучаю», — честно ответил ротный политрук полковому комиссару, вполне понимая, что такой ответ может оказаться и не в его пользу. А как их изучить? В руках у него списочный состав роты — почти двести человек. В лицо запомнить каждого — и то непросто. Утром и вечером производится поверка. Когда выкликают фамилию, следует ответ: «Я». А как заглянуть в это самое «я», в человеческую душу?
С каждым бойцом и командиром обязан побеседовать политрук. С коммунистами и комсомольцами — особо. Он должен посоветовать командиру роты, в какой взвод целесообразней определить их, взять на заметку тех, кого можно рекомендовать секретарями партийной и комсомольской организации, кого назначить агитаторами, беседчиками, редакторами взводных боевых листков, политбойцами.
Распорядок дня был жесткий — утром политзанятия со всем личным составом роты, вечером — совещания у комиссара полка. Здесь проходил разбор деятельности политруков, обсуждались их отчеты, вырабатывалась стратегия, если так можно выразиться, всей политической работы.