10 сентября рано утром полк меняет дислокацию. Вроде бы по-прежнему второй эшелон, но что-то и изменилось. С этого времени стали вести разведку, произошло несколько стычек с пытавшимися прорваться группками противника.
1929 год. Один из алтайских ветеранов комсомола вспоминал: «Когда вспыхнул конфликт на КВЖД, несколько комсомольцев из нашей ячейки вместе с В. Г. Клочковым пошли в военкомат записываться добровольцами в Красную Армию. Правда, никого из нас тогда в армию все-таки не взяли».
1934 год. Пенза. Клочков призван в ряды РККА, где заканчивает полковую школу младшего комсостава.
С того времени в его личном деле значится: «Военнообязанный, политсостав, мл. политрук, сухопутный род войск».
1936 год. Клочков становится на общественных началах политруком Вольского горкома Осоавиахима, предшественника нашего ДОСААФ. В числе воспитанников В. Г. Клочкова — погибшая под Сталинградом медсестра Зинаида Маресьева, Герой Советского Союза.
«Здравствуйте, дочка Эличка и жиночка Нина! Конечно, вы не прочь читать мои почти ежедневные письма. Я очень много пишу Вам. Пока есть время, пишу. Досадно становится, когда наши товарищи воюют, а ты сидишь резервистом… Но дойдет скоро очередь и до нас, и мы повоюем.
Здесь становится холодновато, по ночам заморозки. Мы живем в лесу, недалеко от деревни П. Старшина устроил для нас 3-х неплохую избушку-землянку, сделал печь, на ночь натапливаем ее, и спать становится теплее. Бойцы сделали точно так же.
Идет напряженная учеба, изредка ловим диверсантов и разведчиков…»
Подробно описал борьбу с диверсантами и вражескими разведчиками писатель Л. Макеев, служивший в дивизионной газете.
…Деревня Вершина. Ранним утром выпало политруку идти проверять посты. Вот тут-то и обнаружил он разрыв в стыке с соседями. Вроде бы ничего страшного — фронт далек. И все же забеспокоился: соблюдая устав, вызвал дежурный взвод, выставил секретные сторожевые посты. Не зря, оказалось, проявил бдительность. За три-четыре дня бойцы его роты выловили нескольких гитлеровских лазутчиков. Одного из них, переодетого в нашу воинскую форму и даже с оружием, задержал Клочков. Диверсант возвращался к своим, не подозревая, что дорожка уже перекрыта. Разведчика распознали быстро, как только Клочков догадался тщательно его обыскать. В сапоге под стелькой он обнаружил сведения об огневых точках и о тех частях, что дислоцировались у деревни Боженка.
Но пришло испытание покруче — прямое столкновение с врагом.
4 октября полку была поручена разведка боем — надо было выйти за линию фронта, обнаружить себя, вызвать огонь на себя, засечь огневые точки… Выделены были для этой рискованной операции 4-я рота и полковая пешая разведка. Командир группы — Гундилович, политрук — Клочков.
Получив приказ, комиссар и политрук разобрали с каждым бойцом, как вести себя в разведке, соответственным образом экипировались, проверили оружие… И пошли навстречу бою сквозь дремучие леса, через болота со сказочными и таинственно звучащими названиями Русская Болотица, Невий Мох.
Разведчики немало покружили по лесам. Захватили пленных, трофеи: оружие и важные документы. Возвращались как на крыльях. Успех! Дерзкой, но во всем удачной была первая в их жизни боевая разведка, первая схватка с врагом.
«…В боях в районе Русская Болотица 4.10.41 г. тов. Клочков показал себя волевым и ответственным руководителем. Своим примером увлекал в бой бойцов и командиров, в результате чего рота успешно выполнила данное ей задание». Под этим документом подписи — Панфилов и Рокоссовский. Он написан в конце ноября 1941 года и послан в штаб командующего фронтом Г. К. Жукову.
«Хорош был политрук Клочков! Бойцам очень нравился, их подкупало, что он, в общем-то молодой парень, был хороший семьянин. Очень любил дочь и жену, уважительно вспоминал своих родных, интересовался семейными делами подчиненных. И всегда готов был оказать им помощь. А когда представлялась возможность, любил веселиться, петь песни, рассказывал всякие приключения из своей жизни. Но он был человеком твердого характера», — вспоминал А. Л. Мухамедьяров.
Грохочет четвертый месяц войны. Получен приказ командования о срочной переброске дивизии к Москве. Наступали грозные дни обороны столицы.
Враг разработал операцию «Тайфун». «Решающее сражение года» — так крикливо заявляли гитлеровцы. Во всех ротах противника зачитывался приказ фюрера: «Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага…»
В начале второй недели октября 310-я дивизия после недолгого марша погружается в эшелоны.
Казалось, еще совсем недавно панфиловцы мчались по этой дороге, но в другую, противоположную сторону. Напомним несколько строчок из тогдашнего дорожного письма Клочкова: «…Сегодня вечером будем в Москве. Враг совсем близко… Хочется — чертовски — побить паразитов…»
Спустя месяц с небольшим также на погромыхивающих на стыках путях рождается другое письмо. Тоже жене и тоже о чувствах солдата, преисполненного сознанием высокой ответственности за судьбу Родины: «Двинулись на Москву. Идет осенний дождь. Погода неважная… Настроение у каждого боевое… Нам выпала почетная задача — не допустить врага к сердцу нашей Родины — Москве. «Смерть Гитлеру!» — у каждого на устах…»
Сколь же много общего, похожего, совпадающего в этих двух письмах. Автор последнего — И. В. Панфилов.
10 октября. Полк прибыл под Москву. Панфиловская дивизия передается 16-й армии генерала К. К. Рокоссовского.
С 15-ти лет приобщился Клочков к пропагандистской деятельности — стал заведующим сельской избой-читальней. «Изба-читальня, — как гласила одна из рекомендаций ЦК комсомола, — это то горлышко, через которое надо раскупоривать темноту, невежество, пролить свет знаний. Комсомол — тот штопор, который призван для этого ответственного дела».
Чуть позже Клочков — участник и руководитель си-неблузников. Они, разъезжая по деревням, агитировали за хлебосдачу, помогали коллективизации, разоблачали кулаков.
Из воспоминаний друга Клочкова: «Я как секретарь базовой комсомольской организации районного центра был включен в бригаду по созданию колхоза «III Интернационал». С собой я взял и Клочкова. Он участвовал в работе по агитированию крестьян. За два месяца — январь и февраль 1930 года — колхоз был создан».
1934 год. Клочков учится в Пензенском комвузе, предшественнике нынешних университетов марксизма-ленинизма.
С той поры везде, где бы ни работал Клочков, он является руководителем политкружков или агитатором.
1936 год. Василий Клочков — активный рабкор городской газеты. Разыскано около 30 его статей…
С комсомольских лет учился Клочков общению с людьми. Вот как вспоминали о нем товарищи.
«Озорной был. Однако смелый, в дружбе на него положиться можно было спокойно».
«Веселый Василий-то был. С комсомольским задором жил. Петь любил. Любимыми его песнями были «Вихри враждебные…», «Дубинушка», «Мы кузнецы…».
«Парень был страшно увлеченный, Его за это все уважали и любили. Клочков у нас был вроде поэта, сочинял частушки на местные темы. Читал много, больше политическую литературу, но и художественную…»
«Он часто выступал на собраниях молодежи».
«Был требователен. По не обходил без внимания ни одной жалобы или просьбы своих сотрудников и других».
«Рабочие Клочкова уважали».
«Мы его как-то всегда ждали. С ним было приятно. Находчив очень и весел».
Из характеристики 1941 года, подписанной наркомом и секретарем парткома Паркомата торговли: «Серьезный, добросовестный работник. Уделяет много внимания улучшению работы отдела… Принимает активное участие в партийной и общественной работе… политически развит, дисциплинирован».
…Москве было трудно. Москва ждала подкреплений…
Прямо со станции, без каких-либо передышек дивизии был уготован марш-бросок к местам предстоящих сражений.
1075-й полк, в котором служил политрук Клочков, получил предписание выдвинуться на линию Лазарево — совхоз Болычово. Рота Гундиловича заняла место поближе к совхозу.
Комдив проехал по переднему краю обороны, чтобы лично осмотреть позиции полков. Сорок с лишним километров!.. Никакими уставами пе предусматривалось такое для одной дивизии. Только не было тогда иного выхода. Не утешала и местность. Опа была явно в пользу противника.
4-я рота, как и все остальные, зарывалась в землю.
Несладко было южанам. Непрестанно моросил дождь, пронизывал сквозь набухшие влагой шинели холодный осенний ветер, едва отрытые окопы сочились водой, солома, брошенная под ноги, не спасала…
Вскоре боевое охранение батальона, в который входила 4-я рота, соприкоснулось с немцами, с их разведкой. Случилось это у деревни Старая Тяга. Были уничтожены один немецкий офицер и несколько солдат.
И генерал, и солдаты, прослышавшие о появлении противника, задались вопросом: сколько же времени отпущено на подготовку рубежа обороны?
Все прояснилось на следующий день. В 18 часов завязался бой. И снова он выпал на 4-ю роту. Правда, недолгим был он. В донесении из полка в штаб дивизии кратко сообщалось, что, натолкнувшись на огонь 4-й роты 2-го батальона, противник прекратил бой и отошел в неизвестном направлении.
— Ну вот, кажется, и пошла настоящая для нас война, политрук!.. — сказал командир Гундилович.
16 октября. «Тайфун»!.. Он обрушился на Волоколамское направление четырьмя дивизиями. Их удар, как и предчувствовал К. К. Рокоссовский, пришелся прежде всего по панфиловцам.
Как нашлись силы выстоять! На каждый батальон приходилось 5–6 километров обороны. Артиллерии — надежной помощницы — всего-то два, да и то не всегда, орудия на километр. Как же ничтожно мало! О том, что творилось на этом участке обороны Москвы, дают представление заголовки дивизионной газеты. Они до сих пор пышут огнем яростных схваток: «Не пройдут, гады!», «Слава бесстрашным воинам», «Смертью храбрых», «Не умолкали орудия», «17 фашистских танков подбили наши бойцы».