– Да ничего странного, Юра. Я, кажется, догадываюсь о причинах поспешного отвода ими артиллерии и моторизованных подразделений. Перед тем как соединиться с вами, мне удалось связаться с майором Вихревым. Хотя связь была неустойчивая, помехи глушили и здорово искажали слова майора, но основное я понял – он там не на шутку разошелся в тылах вермахта. Его мехгруппа полностью разгромила несколько автоколонн. Немцы в панике – бросают технику, захваченные ранее населенные пункты и улепетывают налегке на запад. Сейчас его группа двигается в сторону Сурожа – вот туда немцы и стягивают самые боеспособные части и артиллерию. Наверное, там и хотят остановить и уничтожить группу Вихрева. Надо бы как-нибудь помочь майору. Я пытался связаться с батальоном Сомова, может быть, он сможет организовать контратаку в направлении Сурожа, но связи нет. И сделать-то я больше ничего не могу – сил нет.
– Не можешь? А сформированный Курочкиным из отступающих красноармейцев батальон – это что, не сила? Да Ряба наверняка из этих растерянных, лишившихся командования людей слепил пусть не идеальное, но более-менее боеспособное подразделение. Вот этот батальон и отправь в распоряжение Сомова, пусть они совместными усилиями и организуют контратаку на Сурож. Я, в свою очередь, тоже кое-чем помогу. На тебя немчура сегодня вряд ли полезет – так что обойдешься артдивизионом, саперами да штабными вместо пехоты.
– Хм, батальон!.. Да батальон Курочкина я еще днем направил к Сомову. Немцы так жали, что Валера просто молил о помощи. Думаешь, почему его мехгруппа еще сдерживает немцев по реке Нарев? Вот поэтому и держатся, что ребята Курочкина пришли им на подмогу. Да если бы этот батальон был здесь, я бы ни за что не отправил опытных штабистов в окопы!
– Вот незадача!.. Ладно, Михалыч, я что-нибудь придумаю. Есть у меня в наличии небольшое моторизованное подразделение. Бойцов, конечно, в нем мало, но зато имеется три танка КВ.
– Откуда, комбриг? Ну, Филиппыч, ты меня поражаешь!
– Места надо знать, товарищ начштаба! Больше двигаться по фронтовым дорогам и держать глаза открытыми. Тут теперь много чего можно найти, если, конечно, паника мозги не затуманила. Да шучу я, Михалыч! А если серьезно, то бойцов – правда, из них много легкораненых – останавливала группа Бедина, танки же двигались в распоряжение 13-го мехкорпуса, но я их тормознул и в связи с боевой обстановкой переподчинил 7-й ПТАБР. Ты же знаешь доведенный до меня приказ генерала армии Жукова – вот я и действовал согласно его распоряжению. Га-га-га… Вовремя, не правда ли, подвернулись эти танки? К тому же я переподчинил штабу 7-й ПТАБР и остатки 25-й танковой дивизии, которая отходила к Слониму. Так что, Михалыч, их тоже можешь учитывать в своих планах. Правда, они сейчас полностью обескровлены и не способны на активные действия: сил у них не больше, чем у моторизованного батальона, а горючего и боеприпасов практически нет. Так что прежде чем планировать операции с их участием, придется тебе обеспечить эту дивизию-батальон необходимыми ресурсами. Скажи-ка, Михалыч, в резерве у Жигунова еще осталось горючее?
– Да вроде есть немного.
– А сколько грузовиков сейчас в штабной группе?
– На данный момент три ЗиСа, да и те не наши. А все грузовики автобата, не задействованные в операциях артполков, были направлены на переброску батальона Курочкина, и пока об их судьбе ничего не известно. Если бы не грузовики, пригнанные откуда-то интендантом Стативко, то сидели бы мы вообще без колес, ведь вся техника, включая и бронеавтомобили, передана батальону лейтенанта Курочкина. Я даже свою «эмку» им отдал.
Но я уже не слушал причитаний Пителина – радость переполняла мое сердце. Бульба жив и, как обычно согласно своей манере, уже где-то захомячил грузовики. Вот черт, как чувствует, что теперь важнее всего для бригады. А зная Тараса, можно предположить, что и грузовики он пригнал не пустые. Я почувствовал громадное облегчение – еще бы, теперь всю глыбу забот о материальном обеспечении своих задумок можно переложить на плечи другого, и Бульба выполнит эти задачи оперативно, гораздо лучше меня – отменный нюх у мужика на нужные вещи.
Разговор с Пителиным пора было заканчивать, мы и так уже слишком долго общаемся по рации, а это чревато. Одно дело, когда связь длится минут пять, и совсем другое, когда одна и та же рация задействована длительное время. Немцы не дураки, и такие длинные сеансы связи наверняка будут прослушивать, на другие у них сил не хватает – слишком много раций в эфире, так что постоянно прослушиваются только те диапазоны, на которых работают рации штабов армий и корпусов. Мы для них слишком мелкая рыбешка, но если долго будем занимать эфир, то и нами заинтересуются.
А между тем Михалыч разошелся, как будто забыл нашу договоренность – держать связь по рации не более семи минут. Видно, сильно переживал за судьбу подразделения Курочкина, а слова, что он отдал свою «эмку» Рябе, явились своеобразным катализатором, после чего он решил выложить мне все недочеты организации обороны Десятой армии. Пришлось мне эти, в общем-то, справедливые претензии к работе штаба 10-й армии прервать словами:
– Время, Михалыч, время – мы уже в эфире семь минут. Еще максимум две минуты, и связь заканчиваем.
Услышав это, он сразу же прервал подробный анализ действий армейского штаба и перешел к конкретике, заявив:
– Да, ты прав, комбриг, нечего обсуждать это в эфире. А по наличию транспорта хочу сказать, что техслужба автобата через пару часов отремонтирует еще один грузовик. Капитан Жигунов обещал, что к вечеру они одну полуторку точно подготовят, а еще, может быть, заменят поврежденные части в ярославской пятитонке: его ребята прошерстили тут одну автоколонну, разбитую немецкой авиацией, и набрали нужные детали.
– Вот это по-нашему, по-бригадному! Ладно, Михалыч, теперь слушай приказ: грузовики, которые пригнал Бульба, срочно загрузить бочками с бензином, выстрелами к 75-миллиметровым и 45-миллиметровым танковым пушкам и патронами 7,62. Все это требуется доставить в расположение группы Бедина. Эх, жалко, что у нас дизтоплива нет! Ты Бульбу нацель, чтобы он любой ценой достал соляру и тоже привез ее в расположение Бедина.
– Гм, солярки, говоришь, нет. Да есть она, родимая! Двадцать бочек привез на этих грузовиках Стативко. А еще машины эти доверху забиты маскировочными сетями, консервами и патронами нужного тебе калибра, словом, загружены так, что рессоры чуть ли не прямыми стали. Мы ничего еще не разгружали – не до этого было, я всех людей в окопы загнал, даже тех, которые с интендантом приехали.
– Ну, Бульба, молодец! Надо же, сколько необходимых вещей раздобыл. Ты тогда эти грузовики и не разгружай – сразу отправляй их к Бедину, и те машины, которые отремонтируют ребята Жигунова, загружайте бензином, выстрелами к танковым пушкам – и тоже к Бедину. Вот когда весь этот груз попадет к танкистам, тогда и можешь включать в свои планы силы полнокровного моторизованного батальона. С исполняющим обязанности командира 25-й танковой дивизии майором Половцевым Николаем Павловичем переговоришь позднее. Я его предупрежу, и он, где-то через полчаса, сам с тобой свяжется по этой рации. Кстати, узнаешь у него позывные и на каких частотах работают их рации. Все, Михалыч, конец связи. Как говорится – будем живы!
Закончив сеанс связи, я тут же выбрался из тесной будки радиоузла к Бедину, который стоял на свежем воздухе. Лейтенант госбезопасности вопросительно на меня посмотрел – он же думал, что все это время я общался с командованием 10-й армии и с генерал-лейтенантом Болдиным, и теперь ждал, какие приказы вышестоящего командования я до него доведу. Я и довел, но только не вышестоящего командования, а те, которые сформировались в моей голове, и начал с того приказа, который болезненней всего воспринял бы Бедин. А так как он пока что думал, что я только озвучиваю то, что идет сверху, то вполне вероятно, обойдется без того, чтобы начать доказывать мне, что НКВД имеет свое командование, и только добрая воля лейтенанта госбезопасности в такое трудное время – залог тесного сотрудничества армии и НКВД. Но только все имеет границы, тем более когда из подразделения НКВД забирают людей и технику – и прочая, и прочая. Потому что я хотел забрать у гушосдоровцев два бронеавтомобиля.
На самом деле действительно так и произошло – мой приказ выделить для формирующегося моторизованного подразделения два бронеавтомобиля прошел без всяких возражений. Так, только слегка перекосило физиономию лейтенанту госбезопасности, и все. Психология, мля! Все-таки не зря я был одним из лучших в Эскадроне на занятиях по практической психологии. Еще один раз лицо Бедина поменяло свое выражение, когда я довел до него приказ – при выходе на рубеж реки Зельма артполков РГК и подразделений бригады передать командование группировкой моему заместителю подполковнику Осипову. Но значительно пониженное этим эго лейтенанта госбезопасности я тут же восстановил словами:
– Виктор Петрович, после выхода Осипова на этот рубеж, тебе предстоит очень большая работа.
Вся инфраструктура 10-й армии нарушена, и ее придется воссоздавать заново. По-видимому, мы попадаем в окружение, но это ничего не значит – армия ведь существовать будет, значит, и тыловая служба ей совершенно необходима; вот ты и будешь отвечать за тыловое обеспечение окруженных войск. Ответственность громадная, но думаю, ты с этим справишься – вон как грамотно организовал быт своего заградотряда, значит, и более крупные задачи тебе по силам.
По лицу Бедина я понял, что мои слова попали в самую точку, и теперь он мои приказания будет выполнять так же незамедлительно, как и вышестоящего командования НКВД. Раньше лейтенант госбезопасности немного кочевряжился передо мной, показывая свою независимость, но теперь это был мой человек, и я мог полностью полагаться на его исполнительность.
Удовлетворенный достигнутым результатом, я фамильярно улыбнулся лейтенанту и произнес:
– Ну что, Виктор Петрович, время прощаться – пора мне двигать к генерал-лейтенанту Болдину. Ты знаешь, что делать, и теперь я спокоен за свои тылы. Пойдем, я еще переговорю с майором Половцевым, и, как говорится, по коням.