— Не желаете ли осмотреть шлюп, пока мы с мистером Диллоном будем заниматься делом, или же предпочитаете остаться в каюте? — спросил у Стивена Джек, как только всех представил друг другу.
— Уверен, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем осмотр корабля, — отозвался Стивен. — Очень изящное и сложное сооружение… — продолжил он и затем умолк.
— Мистер Моуэтт, будьте так любезны, покажите доктору Мэтьюрину всё, что он пожелает увидеть. Проводите его на грот-марс — оттуда открывается превосходный вид. Вы же не боитесь небольшой высоты, мой дорогой сэр?
— О нет, — отозвался Стивен, оглядываясь вокруг. — Не боюсь.
Джеймс Моуэтт был нескладным молодым человеком лет двадцати, одетым в старые парусиновые штаны и полосатую шерстяную рубашку, в которой походил на гусеницу, на шее у него висела свайка[35], поскольку он собирался участвовать в изготовлении нового прямого грота. Он внимательно оглядел доктора с целью выяснить, что это за человек, и с тем небрежным изяществом и дружеской почтительностью, которые свойственны многим морякам, поклонился и произнес:
— Ну, сэр, с чего бы вы хотели начать? Может, сразу полезем на марс? Оттуда вы сможете увидеть всю палубу целиком.
«Вся палуба целиком» означала ярдов десять назад и шестнадцать вперёд, которые прекрасно просматривались и оттуда, где они стояли, однако Стивен заявил:
— Обязательно полезем. Показывайте дорогу, а я постараюсь идти вам вслед, насколько смогу.
Он внимательно наблюдал за тем, как Моуэтт вскочил на выбленки, и, задумавшись о чем-то своем, медленно полез следом. Джеймс Диллон и он принадлежали к движению «Объединенные ирландцы», которое за последние девять лет прошло путь от легального клуба, где ратовали за предоставление равных прав пресвитерианам, пуританам и католикам, а также за парламентское правление в Ирландии, до запрещенного тайного общества и армии мятежников, которая превратилась в побежденных и преследуемых. Мятеж был подавлен с обычной жесткостью, и, несмотря на общую амнистию, жизни наиболее важных членов организации была под угрозой. Многих из них предали — лорд Эдвард Фитцджеральд сам стал предателем в самом начале, многие бежали, не доверяя даже собственным близким, поскольку события ужаснейшим образом разделили общество и нацию. Стивен Мэтьюрин не страшился банального предательства, не боялся он и за собственную шкуру, поскольку не ценил её. Однако он столько пережил из-за многочисленных столкновений, горечи и ненависти, которые порождаются неудачным мятежом, что не мог перенести новых разочарований и старался уклоняться от враждебных, укоряющих встреч с прежними друзьями, охладевшими к нему, а то и успевшими его возненавидеть. В рядах тайного общества давно существовали значительные расхождения; и теперь, когда от него остались лишь развалины, все связи прервались, было трудно определить позицию каждого из его членов.
Он не боялся за свою шкуру, не боялся за самого себя, но в данный момент, оказавшись на середине пути на вантах, вдруг почувствовал весь ужас своего положения. Сорок футов не такая уж значительная высота, но она кажется гораздо больше, эфемернее и опаснее, когда под ногами ничего нет, кроме небольшой лестницы из качающихся веревок. Когда Стивен взобрался по вантам уже на две трети высоты, вопль «Укладывай!», донёсшийся с палубы, засвидетельствовал то, что поставили стаксели и выбрали их шкоты. Паруса наполнились ветром, и «Софи» накренилась ещё на один или два пояса. Это совпало с боковой качкой, и мимо обращенного вниз взгляда Стивена медленно прошло ограждение подветренного борта, вслед за которым последовало море. Прямо под ним, далеко внизу и широко вокруг сверкала вода. Стивен оцепенело схватился за выбленки, перестав подниматься вверх. Он распластался на месте, пока всевозможные силы — тяжести, центробежные, иррациональной паники и рационального страха — обрушивались на его неподвижную скрючившуюся фигурку, то прижимая вперёд так, что сетка из вант и пересекающих их выбленок впечатывалась в его тело спереди, то отрывая его от них так, что он вздувался пузырем, словно сохнущая на ветру рубашка.
Неожиданно слева от доктора вниз по бакштагу скользнула чья-то тень. Чьи-то руки осторожно охватили его лодыжки, и раздался жизнерадостный юный голос Моуэтта:
— Сейчас, сэр, в такт качке. Цепляйтесь за ванты, ползите вверх и смотрите вверх. Так.
Правая нога доктора прочно встала на следующую выбленку, за ней — левая. И после ещё одного качка назад, когда он закрыл глаза и перестал дышать, в собачьей дыре появился второй за день посетитель. Моуэтт поднялся по путенс-вантам и был уже на марсе, чтобы затянуть на него доктора.
— Это грот-марс, сэр, — сказал Моуэтт, делая вид, что не заметил, как изможденно выглядит Стивен. — А вон тот, конечно, фор-марс.
— Весьма признателен вам за помощь, — сказал Стивен. — Спасибо.
— Ох, сэр, — воскликнул Моуэтт. — Я прошу прощения… А вот грота-стаксель, который они только что поставили, прямо под нами. А вон там впереди фока-стаксель. Такой парус вы нигде больше не увидите, кроме как на военном корабле.
— Эти треугольники? А почему их называют стакселями? — как-то невпопад спросил Стивен.
— Потому что, сэр, они крепятся к штагам[36] и скользят по ним на этих кольцах, словно шторы. Тут, на море, мы зовём их раксами. Раньше мы использовали кренгельс-стропы, но в прошлом году, когда мы были неподалеку от Кадиса, поставили раксы, и они оказались гораздо лучше. Штаги — это те толстые тросы, которые идут вперед, спускаясь вниз.
— И они предназначены для постановки этих стакселей, как я вижу.
— Конечно же, сэр, на них действительно ставят стаксели. Но их главная задача — держать мачты спереди, чтобы те не заваливались назад при килевой качке.
— Следовательно, мачтам нужна поддержка? — спросил Стивен, с опаской передвигаясь по марсу, и погладил квадратный топ нижней мачты и круглый шпор стеньги, две мощные параллельные колонны, между которыми располагалась трёхфутовая деревянная проставочная чака. — А я об этом и не подумал.
— Господи, сэр, да иначе они бы упали за борт, сэр. Ванты держат их сбоку, а бакштаги — вот эти, сэр — тянут их назад.
— Понятно, понятно. Скажите мне, — произнес Стивен, чтобы любой ценой не позволить молодому человеку замолчать, — скажите мне, а зачем эта площадка и почему в этом месте мачта и стеньга стоят внахлёст друг с другом? И зачем этот молоток?
— Вы про марс, сэр? Видите ли, помимо того, что на нем можно работать со снастями и поднимать наверх разные предметы, здесь можно расположить стрелков во время боя на близких дистанциях. Отсюда они могут обстреливать палубу неприятельского судна, метать зажигательные снаряды и гранаты. А ещё вант-путенсы, стоящие на ободке марса, держат юферсы для стень-вант. Марс должен быть широким, чтобы разнести эти стень-ванты, поэтому его ширина чуточку более десяти футов. То же самое и выше. Там имеются краспицы, которые разносят брам-ванты. Видите их, сэр? Вон там, наверху, где сидит дозорный, за марса-реем.
— Полагаю, вам не удастся объяснить, для чего предназначен этот лабиринт верёвок, дерева и парусины, не используя морских терминов? Да, пожалуй, это будет невозможно.
— Не используя морских терминов? Удивлюсь, если мне это удастся, сэр, но я попытаюсь, если вам угодно.
— Нет, не нужно. Просто поясняйте все эти названия для меня.
Марсы «Софи» были оснащены железными стойками для укладки сеток с гамаками, которые защищали во время боя находившихся за ними моряков. Стивен сидел между двух из них, обхватив их руками и болтая внизу ногами. Ему было комфортно от ощущения, что он надёжно держится за эти стойки и ощущает прочную древесину под своим задом. Солнце успело к этому времени подняться и теперь отбрасывало яркие лучи и пятна тени на белую палубу внизу. Геометрические линии и кривые нарушались лишь бесформенной массой прямого грота, который расстелили на баке парусный мастер и его помощники.
— Скажем, возьмём вон ту мачту, — продолжал доктор, кивнув в сторону носа, видя, что Моуэтт боится надоесть лишними разговорами и объяснениями, — и вы станете называть главные детали снизу вверх.
— Это фок-мачта, сэр. Нижнюю часть мы называем нижней мачтой или просто фок-мачтой. Она сорок девять футов длиной и утыкается в степс на кильсоне. С каждой стороны её держат ванты — по три пары на борт, а впереди её держит фока-штаг, идущий вниз к бушприту. А второй трос, идущий параллельно фока-штагу, называется лось-штаг, и он нужен для страховки, если вдруг фока-штаг оборвётся. Затем где-то на трети высоты фок-мачты вы увидите краг грота-штага. Грота-штаг идет вот отсюда, чуть ниже нас, и держит грот-мачту под нами.
— Так это и есть грота-штаг, — рассеянно произнес Стивен. — Я часто слышал упоминания о нём. Действительно, этот трос выглядит толстым.
— Десятидюймовый[37], сэр, — с гордостью произнес Моуэтт. — А лось-штаг семидюймовый. Затем идет фока-рей, но, пожалуй, прежде чем перейти к реям, лучше закончим с мачтами. Видите фор-марс, такую же площадку, на какой сейчас стоим мы? Он опирается на лонга-салинги и краспицы примерно на высоте пяти шестых фок-мачты. Так что остальная часть нижней мачты стоит внахлест со стеньгой, так же как здесь у нас. Как вы видите, стеньга — это второе дерево, идущее вверх, более тонкое, выше марса. Мы поднимаем её снизу и крепим к нижней мачте, аналогично тому, как пехотинец примыкает штык к своему мушкету. Стеньга проходит через лонга-салинги, и, когда поднимается на достаточную высоту, вот в это отверстие в шпоре стеньги мы забиваем шлагтов деревянной кувалдой, это тот молоток, о котором вы спрашивали, а затем отдаётся команда «Отдать стень-вынтреп», — страстно продолжал объяснения Моуэтт.
«Каслри повесить на топе одной мачты, а Фитцгиббона — на другой»[38]