Зашла луна. Усыпанное звездами небо повернулось вокруг своей оси, и Плеяды оказались прямо над головой. Такое небо бывает в середине зимы (хотя было тепло и безветренно). Баркас, катер и ялик подошли к борту, и в них стала прыгать десантная группа. Ее участники надели синие куртки и белые повязки на рукава. Они находились в пяти милях от своей добычи, но все переговаривались только шепотом, послышалось лишь несколько сдавленных смешков да позвякивание оружия, и когда они отвалили, гребя обмотанными тряпьем веслами, то так тихо растворились в темноте, что спустя десять минут, несмотря на все усилия, Стивен уже никого не мог разглядеть.
— Вы их видите? — спросил он боцмана, хромавшего после ранения и теперь оставленного командовать на шлюпе.
— С трудом различаю потайной фонарь капитана, которым он светит на компас, — отвечал Уотт. — Чуть позади кат-балки.
— Возьмите мою ночную подзорную трубу, сэр, — предложил Люкок, единственный мичман, оставшийся на борту.
— Скорей бы все закончилось, — сказал Стивен.
— Да уж, доктор, — отозвался боцман. — Я жалею, что не с ними. Нам, оставшимся здесь, приходится много хуже. Эти парни все вместе, им весело, и время летит, как на Хорнденской ярмарке. А мы остались одни — нас единицы, и мы мало на что годимся, и нам остается только ждать и смотреть, как в часах пересыпается песок. Вам покажется, что многие годы пройдут, прежде чем мы что-то о них узнаем, вот увидите, сэр.
Часы, дни, недели, годы, века. Однажды высоко над их головами послышался зловещий шум: это фламинго летели к Map Менор или, быть может, к болотам Гвадалквивира. Но большей частью царила однообразная темнота, этакое отрицание времени.
Вспышки и трескотня мушкетных выстрелов раздались не с той стороны, куда Стивен направил свой взгляд, а гораздо правее. Неужели шлюпки заблудились? Столкнулись с сопротивлением? Может, он не туда смотрит?
— Мистер Уотт, — сказал он. — Там ли они, где следует?
— Никак нет, сэр, — успокаивающим тоном отвечал боцман. — И насколько я в этом разбираюсь, капитан устраивает какую-то хитрость.
По-прежнему слышался треск выстрелов, а в промежутках между ними — неясные крики. Затем слева возникла яркая багровая вспышка, затем вторая и третья, тотчас превратившаяся в огромное зарево. Языки пламени поднимались все выше и выше — возник огненный столб: горело судно, груженное оливковым маслом.
— Господи всемогущий! — пробормотал боцман в благоговейном страхе.
— Аминь! — отозвался один из матросов, молча наблюдавших за происходящим.
Пламя разгоралось, моряки «Софи» увидели другие пожары и бледный дым, окутавший их; увидели всю бухту, деревню; катер и баркас, гребущие от берега, и ялик, идущий к ним наперерез; четкие очертания озаренных пламенем бурых холмов.
Вначале столб огня был строен как кипарис; однако четверть часа спустя вершина его стала наклоняться в южном направлении, в сторону деревни и холмов, а облако дыма, освещенное снизу, вытянулось пеленой. Стало еще светлей, и Стивен заметил, как со стороны шлюпа и суши к огню устремились чайки. «Огонь будет привлекать все живые существа, — с тревогой размышлял Стивен. — Каково-то будет поведение летучих мышей?»
Вскоре верхние две трети столба сильно наклонились в сторону, «Софи» начала покачиваться, а об ее левый борт принялись биться волны.
Очнувшись от столбняка, Уотт начал отдавать необходимые распоряжения и, вернувшись к ограждению, проговорил:
— Если ветер продолжится, им нелегко будет выгрести против волны.
— А нельзя ли нам пойти к ним с наветренной стороны и подобрать? — поинтересовался Стивен.
— Нет, ветер повернул на три румба, к тому же на большом расстоянии от мыса в море выдаются отмели. Так что никак нельзя, сэр.
Над самой поверхностью воды пронеслась еще одна стая чаек.
— Огонь привлекает живые существа за много миль, — проговорил Стивен Мэтьюрин.
— Не беспокойтесь, сэр, — отозвался боцман. — Через час-другой рассветет, и тогда они не будут на него обращать никакого внимания.
— Пламя освещает все небо, — продолжал Стивен.
Пламя это осветило и палубу «Формидабля», восьмидесятипушечного французского линейного красавца-корабля, несущего на бизань-мачте флаг контр-адмирала Линуа, под командованием капитана Лялонда. Судно находилось милях в семи-восьми от берега и шло из Тулона в Кадис; впереди него в линию шли остальные суда эскадры: восьмидесятипушечный «Эндомтабль» под командованием капитана Монкузю; семидесятичетырехпушечный «Дезэ» под командованием капитана Кристи-Пальера (блестящего моряка) и тридцативосьмипушечный фрегат «Мюирон», до недавнего времени принадлежавший Венецианской республике.
— Подойдем-ка поближе и выясним, что там происходит, — произнес адмирал, невысокий, темноволосый, круглоголовый подвижный господин в алых панталонах, большой знаток морского дела. Спустя несколько секунд вверх взвилась гирлянда разноцветных фонарей.
Корабли стали последовательно менять галс, проявляя при этом мастерство, которому мог бы позавидовать любой флот, поскольку их экипажи были в основном укомплектованы моряками рошфорской эскадры и управлялись толковыми опытными офицерами. Все были первоклассными моряками.
Корабли двигались к берегу правым галсом с ветром в румбе от крутого бейдевинда, несшего с собой рассвет, и сначала, когда их увидели с палубы «Софи», им весьма обрадовались. Лодки только подошли к шлюпу после долгой изнурительной гребли, и французские военные корабли заметили не так рано, как могли бы; но все-таки их заметили вовремя, и тотчас все забыли про голод, усталость, боль в руках, холод и сырость, поскольку по судну тотчас прокатился говор: «Вон наши галеоны, сами в руки идут!» Богатства Вест-Индии, Новой Испании и Перу: золотые слитки вместо балласта. Едва экипаж узнал о том, что Джек получает собственные разведданные об испанском мореплавании, пошли настойчивые слухи о галеоне, и вот они сбылись.
Величественное пламя, выделявшееся на фоне гор, по-прежнему вздымалось ввысь, хотя стало уже не таким ярким, поскольку восточную часть неба осветили лучи утренней зари. Однако, пребывая в радостном возбуждении, готовясь к преследованию добычи, на него уже никто не обращал внимания — любой из команды, если мог оторваться от своих дел, бросал радостные и жадные взгляды через три-четыре мили воды на «Дезэ» и «Формидабль», уже видимый за ее кормой.
Трудно сказать точно, когда все восторги улетучились: наверняка капитанский вестовой еще подсчитывал, во сколько ему обойдется открытие кабачка на Ханстантон-роуд, неся Джеку на квартердек чашку кофе, когда он услышал, как капитан произнес: «Ужасно скверное положение, мистер Дил», и заметил, что «Софи» больше не обращена носом в сторону предполагаемых галеонов, а мчится от них курсом бейдевинд, поставив все, что можно, включая бонеты и даже ундер-бонеты.
К этому времени корпуса «Дезэ» и «Формидабля» уже были видны целиком. Позади флагмана появились брамсели и марсели «Эндомтабля», а мористей, в паре миль с наветренной стороны шлюпа, на фоне неба выделялись паруса фрегата. «Софи» оказалась в ужасно скверном положении, но зато находилась на ветре, бриз был неустойчив, кроме того, шлюп могли принять за торговый бриг, не имеющий для французов никакого значения. Занятая серьезным делом эскадра не станет их преследовать больше часа, так что ситуацию, в которой они оказались, нельзя назвать безвыходной, решил Джек, опустив подзорную трубу. Поведение группы матросов на баке «Дезэ», то, что там не поставили дополнительные паруса и множество трудноопределимых мелочей убедили Джека, что перед ним судно, которое вовсе не собирается упорно преследовать. И все-таки как легко идет этот француз! Благодаря легким, высоким, широким и элегантным носовым обводам и великолепно скроенным, туго натянутым, плоским парусам французский корабль плавно скользил по воде, ничуть не уступая по скорости «Виктори». И он в умелых руках: казалось, что он движется по линии, прочерченной на морской поверхности. Джек надеялся пересечь его курс, прежде чем тот удовлетворит свое любопытство относительно пламени на берегу, и затеять такой танец, что неприятельский корабль откажется от его преследования и адмирал отдаст приказ отойти назад.
— На палубе! — воскликнул Моуэтт с топа мачты. — Фрегат захватил пакетбот.
Кивнув головой, Джек направил подзорную трубу на злосчастную «Вентуру», затем, скользнув по 74-пушечнику, навел ее на флагман. Минут пять ждал. Момент критический. И тут на мачте «Формидабля» поднялись сигнальные флаги, а затем прозвучал орудийный выстрел, чтобы подтвердить сигнал. Но, увы, то не был сигнал к отходу. Перестав интересоваться тем, что происходит на берегу, «Дезэ» тотчас привелся к ветру, появились бом-брамсели — их подняли и выбрали на них шкоты с такой быстротой, что Джек присвистнул от удивления. Дополнительные паруса появились и на мачтах «Формидабля»; вдобавок на всех парусах подходил «Эндомтабль», подгоняемый посвежевшим бризом.
Ясное дело, пакетбот сообщил, что за корабль представляет собой «Софи». Но было также ясно, что с восходом солнца бриз ослабнет, а возможно, и вовсе стихнет. Джек посмотрел на паруса «Софи»: разумеется, все, что можно, уже поднято и, несмотря на неустойчивый ветер, работает вовсю. Штурман находился на рулевом посту, Прам, рулевой старшина, стоял на штурвале, пытаясь выжать из бедного старого шлюпа все, на что тот способен. Каждый моряк на своем посту внимательно ожидал развития событий. Джек уже не знал, что он еще может сказать или предпринять; однако не мог не заметить вытертые, провисшие казенные паруса и терзался оттого, что упустил время, не поставив новые марсели из приличной, хотя и не одобренной Адмиралтейством парусины.
— Мистер Уотт, — произнес Джек четверть часа спустя, посмотрев на зеркальные штилевые пятна мористее шлюпа, — приготовиться поставить длинные весла.
Через несколько минут «Дезэ» поднял свой флаг и открыл огонь из погонных орудий. Словно испуганный грохотом двойного выстрела, ветер стих, и наполненные до этого паруса «Дезэ» сникли, затрепетали, на мгновение наполнившись ветром, и снова обмякли. В течение минут десяти «Софи» двигалась, пользуясь бризом, но затем он стих и для нее. Задолго до того, как она потеряла ход, были поставлены все длинные весла, которыми их снабдила Мальта (увы, четыре весла оказались короткими), и судно медленно, но верно двигалось вперед. На каждое весло приходилось по пять человек. Длинные весла опасно гнулись под усилиями гребцов, направляя судно прямо против ветра, если бы он дул. Тяжелая, очень тяжелая работа. Неожиданно Стивен заметил, что почти на каждое весло приходится по офицеру. Он прошел вперед и занял одно из свободных мест, и спустя сорок минут у него с ладоней была содрана кожа.