Наконец я поднялся. Моя комната два на три шага с, крохотным окном и облупившимися стенами. Никаких стекол — только ставни. Или у тебя свежий воздух и свет, или — темно как в заднице, но зато почти не дует.
Я стащил обувь и повалится на свой топчан, уставившись в прокопченный потолок со страшными трещинами в штукатурке. Когда-то в своем мире я снимал прокуренную малосемейку на окраине города — и это был просто дворец падишаха в сравнении с этим. А ведь эта жалкая конура — завидная роскошь, несбыточная мечта для остальных монастырских обитателей! Бывает, в помещениях, не сильно больше этого, живет человек по 5–8, а большинство ночует в дормитории — гигантской казарме на сотню рыл. Встречавший нас конверс Эйлох спит на конюшне, его напарник Аксель — под лестницей, вот прямо под той самой лестницей, по которой я сейчас взбирался. Старику шестой десяток, а живет хуже, чем чертов Гарри Поттер.
Но с тех пор, как я начал выполнять странные поручения каноника, меня поселили здесь. И настрого запретили распространяться о том, чем я занимаюсь в своих поездках, «чтобы не было соблазна братьям».
Может быть, это и правильно. Бедолаги — монахи не имеют права покидать монастырь без разрешения начальства, а оно, из каких-то своих соображений, дает их крайне неохотно. Так что, на таких, как я, шатающихся то в монастырь, то в мир, смотрят косо. Да наплевать.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите!
Дверь тихонько, почти без скрипа, приотворилась. Только один человек умел так открывать ее. Пожилой послушник Аксель заглянул ко мне, робко улыбнулся, не заходя за порог. Вот черт!
— Брат Аксель, простите. Но я совсем забыл про вашу просьбу.
Глаза старика округлились. Казалось, он сейчас заплачет. Кхорн рогатый, ну вот вообще было не до него!
— Был очень тяжелый поход, мы проделали сотню лиг за неделю. Я завтра схожу для вас специально. Зайдёте ко мне вечером, хорошо?
Тот скорбно кивнул, и безмолвно прикрыл дверь, так и не зайдя внутрь. Удивительно, как ему удается открывать и закрывать ее бесшумно? У меня она дико скрипит.
Брат Аксель дал обет молчания. Я один из немногих, с кем он может «разговаривать», царапая углем на стене короткие фразы. Он просил привезти ему цукаты, а я забыл.
Снова открылась дверь, и брат Аксель, пыхтя, поставил в проем деревянную лохань с водой. Отлично.
Я пододвинул емкость к себе, часть отлил в кувшин для питьевой воды, а в остальную с наслаждением опустил ноги. Вода! Разумеется, холодная, даже можно сказать ледяная, прямо из колодца, но это то, что мне надо. Две минуты неприятных ощущений, зато ноги перестанут гудеть.
Приведя себя в порядок, я хотел было отправиться к ключарю, но, выйдя на лестницу, услышал, что он сам ко мне идет, с шумной одышкой ступая по крутым ступеням.
— Не стоило, брат Гиппель, я бы спустился к вам — крикнул я, но он, тяжело дыша, уже поднялся ко мне.
— Сегодня постный день, но для вас, Энно, я добыл сыру, — сообщил он, ставя у кровати пузатый кувшин.
— Присядьте. Что нового в монастыре?
— Да, в общем, все по-старому. Ключарь тяжело опустился на мой топчан, вытирая похожую на тонзуру лысину, и протянул мне половину хлеба и с полфунта твердого сыра. — Простите, не смог захватить кружку.
— У меня есть.
Я поднял тяжелую крынку, налил холодного эля и залпом выпил. Ни в одной таверне или трактире я еще не видел эль лучше монастырского. Хорош, как всегда, был и свежий хлеб, хоть и с отрубями, но зато настоящий, пшеничный. Да и сыр в нашем монастыре всегда делали отличный.
Ключарь не без интереса поглядывал на мой новый кинжал, которым я нарезал хлеб и сыр, но ничего не спросил. Вздохнув, он продолжил.
— Появилось три новых зилота. Их поселили наверху, прямо над канцелярией.
— На чердаке?
— Да. Говорят, будут надстраивать сольер над Северным корпусом, под общий дормиторий для неофитов. Планируют набрать еще 40 послушников.
— Ну, надо же! А говорите, ничего нового!
Ключарь снова тяжело вздохнул.
— Все это не новость. То, что зилотов будет больше, известно давно.
— Но ведь у монастыря нет таких средств! Что про это думают викарий и настоятель?
— Ничего не поделаешь.
Гиппель поднял кувшин, и без церемоний выпил из него добрую половину. Только тут мне стало понятно, почему он извинился, что не взял кружку.
— Ведь это не выбор викария, и тем более — настоятеля. Распоряжения поступают оттуда, — он выразительно ткнул пальцем вверх. — Остается только исполнять их. А уж где возьмут средства наши иерархи, — одному Свету известно. Но, похоже, какие-то возможности у них есть!
— Думаете?
— Да. Я знаю, что здесь то и дело появляются очень состоятельные господа, желающие сохранить свое инкогнито. И, видимо, от них ожидаются серьезные поступления!
— Что за господа?
— Наверное, благочестивые люди, желающие спасти свои души служением Свету. Вы же знаете, как это бывает. На пороге старости все начинают задумываться, что их ждет за гробовой доской.
«Спонсоры», значит. Ну, хорошо. А то не сняли бы с довольствия бедного Энно Андерклинга, юнгера и послушника Света. Из меня-то зилота не получится ни при каких обстоятельствах!
— Викарий питает большие надежды на этих господ, это точно. По крайней мере, здесь уже два раза был мастер Игнатиус Краузе. Я показывал ему Северный корпус, канцелярию и здание Капитула. Он заглядывал во все помещения, искал трещины и скрытые дефекты, сказал что проверяет, можно ли дать стенам большую нагрузку, чем они несут теперь. Значит, начальство верит в осуществимость этих планов, как вы думаете, Энно?
Я только пожал плечами. Хотя я здесь уже три года, но здешние реалии все еще для меня загадка.
— Ладно, я вижу, вы подкрепились. Каноник Тереллин ждет вас.
Ключарь поднялся и ушел, унося пустой кувшин. Слегка приведя в порядок одежду, я вновь натянул мокрые сапоги и отправился в кабинет каноника на первом этаже.
Глава 10
Послушник, дежуривший у двери, впустил меня без доклада, с трудом отворив тяжелую дверь. Большая мрачная комната. Окна с толстенным свинцовым переплетом, дубовая мебель — сундуки вдоль стен, шкаф, большое бюро. Ничего не изменилось за три года, с тех пор, как я впервые сюда попал.
Тереллин Гильдебранд, мой непосредственный начальник, ждал меня в кресле у камина. Этот немолодой, только начавший седеть клирик, с сильными залысинами и брюшком, играл в диоцезии Андтага роль, далеко превосходящую его скромный официальный титул. Подняв на меня взгляд серых, холодных как тундра глаз, он встал и, сотворив в ответ на мой поклон быстрый и очень формальный жест Знака Света, пересел за бюро.
— Вы нашли его, Энно?
В своей прошлой жизни я бы просто сказал «нет». Но здесь это означало бы, что мне плевать на то, что поход окончился неудачно. Отвечать начальству нужно было как-то более… куртуазно!
— Свет не благоволил нам в этот раз, каноник.
— Таак…
Териллин сморщился так сильно и так надолго, как будто засунул в рот целый лимон, да так и не смог его проглотить. Он был здорово раздосадован. Побарабанив пальцами по столу, прелат откинулся в кресле, как будто принимая сложившуюся реальность.
У меня отлегло от сердца. Я по опыту знал, если каноник делает такое лицо, — все еще не так плохо. Вот когда его глаза превращаются в две ледяные щели, и лицо ничего не выражает, — все, пиши пропало, можно идти, готовить дрова для костра…
— Поисковик цел?
— Да, каноник.
Я выложил на стол амулет, помогавший мне в поисках. Он проверил его и сразу убрал в сундук у бюро.
— А где коммандер Эйхе?
— Передает вам самые глубокие извинения. Он почувствовал недомогание у самых ворот монастыря!
Тереллин скривился еще сильнее.
— Похоже, вы попали на роль его заместителя. Значит, докладывайте вы, как прошел поход.
Я рассказал все, не вдаваясь в подробности.
Услышав про мертвых конкурентов, Гильдебранд пришел в сильнейшее волнение. Он резко встал из-за стола и быстро заходил туда-сюда по кабинету. Так он делает всегда, когда надо подумать, или просто чем-то недоволен.
— Сколько их было, говорите?
— Я насчитал 5 мертвецов. Но, похоже, их было больше, скорее всего — не менее десяти. Не знаю, были ли у них лошади, мне не удалось обнаружить следов, но, трудно представить, чтобы они забрались так далеко пешком!
— Десять защитных амулетов высочайшей силы? Невероятно!
— Ну, может быть, их амулеты не были первоклассными? В итоге часть из них сошла с ума и произошла усобица.
— Нет, — Тереллин остановился, мрачно глядя на меня. — Случившееся не связано с чарами Хаоса. Если бы ими овладело безумие, победители не стали бы обыскивать трупы, и не уехали бы оттуда. Вы нашли бы их там всех, и артефакт с ними. Они просто не поделили найденное!
Ну что же, логично. Вероятно, каноник прав.
Тереллин перестал болтаться туда-сюда и тяжело присел на одну из своих лавок-сундуков. Кислое выражение не сходило с его лица.
— Значит, они добрались до него… — пробормотал он себе под нос, — но не вышли за пределы мертвых земель…
— Мы не можем знать, вышли ли они, — осторожно возразил я — может, им и удалось уйти.
— Навряд ли, — каноник на несколько секунд задумался, потом резко мотнул головой. — Нет! Я бы об этом знал. Они погибли на обратном пути, возможно на самом краю Мертвых мест. Он еще лежит где-то там! Надо вернуться и найти его!
Ничего себе!
— Но мы не знаем, куда они отправились. Я не нашел ничего, что могло бы это подсказать. Надо обшарить всю Солландскую Мертвую землю, чтобы…
— Чепуха, — Тереллин нахмурился — Такой мощный объект не может не указывать свое местоположение. Не может, — повторил он с нажимом. — Не может.
Подойдя к очагу, он помолчал, угрюмо мешая угли кочергой.
— Ладно, ступайте, — кинул он мне, не оборачиваясь. — Не отлучайтесь из города. Будьте готовы явиться немедленно. Передайте то же рыцарю Эйхе вместе с благословением Света. Я тем временем подготовлю новый поход. И никому не сообщайте подробностей вашей поездки! Как всегда. Теперь — ступайте.