В задумчивости я вернулся к себе.
Похоже, меня ждет еще одна поездка к гостеприимным топям. Эта штука действительно важна кому-то.
С одной стороны — плохо. Совершенно нет никакого желания тащиться в эти гиблые места снова, да еще и шарахаться там в поисках артефакта. Так и заблудиться можно! Амулету, похоже, особой веры нет — если он ошибочно указал местоположение один раз, где гарантии, что повторно он сработает как надо?
Но, похоже, это неизбежно. Тереллин имеет обыкновение вцепиться в дело, как бульдог, и не отступать, не добившись своего. В том году мы искали один хитрый амулет. И мне четыре раза подряд пришлось ходить в развалины города Нулн, проведя там, наверное, месяца три, пока я таки не нашел его!
Я вновь поднялся по своей кривой лестнице. Анхель уже лег спать, его босые заскорузлые пятки торчали из-под лестницы.
До чего же тут холодно! Толстенные каменные стены еще хранят зимний холод, и прогреются нескоро. Зимой, конечно, еще холоднее, но в зиму можно на ночь попросить жаровню. Уголь, оставшийся на кухне после приготовления пищи, раскладывают в такие железные корзины и разносят по дормиториям и кельям. Не весть что, но, по крайне мере, засыпаешь в относительном тепле. А сейчас такой роскоши не положено — это монастырь, а не курорт.
Наутро все тело зудело и чесалось. Проклятье!
— Кто спал в моей кровати, пока меня не было? — спросил я Анхеля, принесшего поутру воду.
Тот сделал быстрый жест рукой, указывая пальцем в сторону дормитория.
— Брат Иоаким?
Он кивнул.
Вот старый сукин хрен! Узнал, что я в отъезде, и упросил настоятеля разрешить ему ночевать в моей комнате, пока меня нет. И притащил мне вшей из дормитория.
Как меня все здесь задолбало!
Избавиться от этой напасти невозможно. Стираешь, прожариваешь одежду, а потом раз — и снова полно вшей. Откуда они берутся — непонятно, как будто, Нургл их дери, самозарождаются!
Ладно. Я стащил с топчана шерстяные одеяла и скатал их в куль. Скинул на пол солому. Остались голые доски, тщательно обструганные вручную. Заглянул под них — не стырил ли этот Иоаким мои вещи.
Нет, все на месте. Кольчужный койф,* ложе от арбалета, небольшой топор, одна кольчужная рукавица. Это я приволок из своих предыдущих вылазок.
По правилам монастыря, все это надо было сдать камерарию в общее хранилище. Но, я тут немного на особом положении, а каноник Тереллин отличается редким вольномыслием и на многое смотрит сквозь пальцы. Так что пока все это лежит у меня. И доспех я тоже не отдам. Себе нужнее.
Собрав все завшивленные вещи в один куль, и засунув за пазуху хауберк и рукавицу, я отправился в рефекторий завтракать.
Огромный зал на первом этаже был пуст — все еще молились. Оставив вещи на крайнем столе, я прошел на кухню.
Здесь суетились монахи и новиции, дежурящие сегодня по кухне — ей-богу, как в пионерлагере. В помещении стоял чад от двух огромных очагов, давно требовавших починки. Дальше стояли три хлебные печи — из одной из них уже выгружали горячие круглые хлеба. Келарь и лабазник суетились у котлов, отмеряя точные порции бобов и пшена для загрузки в кипящую воду.
Взяв у старшего диспенсатора половину горячего хлеба и кувшин молока, я присел в оконной нише рефектория** и позавтракал, чем Свет послал. Заходившие в трапезную монахи и послушники посматривали на меня косо. Теоретически, я такой же новиций, как и они, и должен либо молиться со всеми в зале капитула, либо дежурить по наряду от провикария. К тому же, завтракать тут вообще не принято. Сначала два часа молитвы, потом — сразу обед. Конечно, все уже привыкли, что я тут на особом положении, но неприязнь от этого никуда не исчезла.
Утолив голод, первым делом я нашел брата Гиппеля. Он как раз выдавал одежду новеньким зилотам. Те с любопытством посмотрели на меня, так непохожего ни на монаха, ни на послушника.
— Я понимаю, что надоел вам со своими просьбами, но, право же, не могу со смирением выносить то, что вынужден заочно делить ложе с другими братьями, пренебрегающими требованиями чистоты. Нельзя ли пропарить мою постель?
Гиппель понимающе кивнул, и забрал куль с одеялами. Увы, тут вши и иные насекомые — норма, и мои попытки избежать их не вызывают понимания. Камерарий Адабельт мне однажды даже выговаривал за это, считая тягу к чистоте недопустимой гордыней и любовью к роскоши.
Напоследок я взял на кухне крынку кипящей воды, и, снова поднявшись к себе, наконец-то, побрился. Для этого пришлось сначала точить бритву. Каждый шаг тут — целая проблема. То, к чему я привык в своем мире и почти не замечал, здесь без танцев с бубном не получить, а иногда и вообще, ни за какие деньги недоступно.
На воротах в этот раз дежурил Анхель. Еще раз он жестами попросил меня купить ему в городе обещанные цукаты. Эх, на юге это было бы дешевле!
Кивнув ему, я вышел наружу.
Первым делом надо было дойти до оружейника, отдать ему кольчужные предметы для добавлений в доспех.
Мастер и подмастерье сделали с меня множество замеров, попутно расспрашивая про то, каким оружием и как я предпочитаю пользоваться. Как и предупреждал меня рыцарь Эйхе, кавалерийский панцирь трудно было приспособить к пешему бою.
— Доспех очень тяжелый. И пластины у него собраны снизу вверх. В пешем строю вас могут ударить сверху вниз узким кинжалом, и он войдет в сочленение!
— Полагаю, сюрко скроет от противника швы доспеха, и он не догадается так ударить. Но, если можно что-то придумать…
— Без полной переделки — нет.
— Значит, положусь на благосклонность Неизбывного Света. Сколько времени вам понадобится?
— Полагаю, — мастер задумался — что смогу начать через четыре седмицы.
— Только начать? Я надеялся, это займет два-три дня!
Мастер был изумлен.
— Три дня? Это совершенно невозможно!
— Обстоятельства могут потребовать моего отъезда уже в ближайшее время. Все зависит от начальства, а оно, вы знаете, непредсказуемо. Давайте оставим пока серебрение, просто восстановим все крепления. Как быстро вы можете это сделать?
— Если ограничится самым необходимым, и отставить другие заказы, то в шесть дней можно уложиться.
— Прекрасно. Прошу вас, выполните пересборку доспеха в ближайшее время!
— Мы начнем сейчас же. Вам нужно будет прийти еще раз второго дня на дополнительную примерку.
— Хорошо. Мастер Канн, я вижу, что вам трудно рассмотреть предметы вблизи. Вы не думали приобрести очки?
Тот явно заинтересовался.
— Да, сударь, очки мне бы очень пригодились. Но в городе нет таких мастеров. А ехать в Аахенбург или Мариенстад я не могу — слишком много заказов…
— Я знаю мастера в Оденельштадте. Мне самому не доводилось воспользоваться его услугами, но знающие люди утверждают, что он — умелый оптик. Его святейшество викарий прелата Андтага пользовался его услугами и остался доволен!
— Но мне придется ехать в Оденельштадт?
— Не обязательно. Конечно, лучше был бы, если бы вы поехали, но мастер может выполнить очки заочно.
— Это было бы прекрасно, просто прекрасно!
— Тогда я в ближайшем походе заверну в Оденельштадт и закажу для вас пару очков. Обычно за них берут от пяти до десяти гротенов, окончательную сумму мастер скажет после изготовления заказа.
— Буду вам очень признателен.
— Да, и как там фройляйн Азалайса?
— Работает на кухне. С женой они вроде бы поладили.
— Отлично. Я найду, где ее разместить, и сразу же освобожу вас от этого бремени. Итак, через два дня я у вас. Пусть Свет не оставит Вас, мастер.
Выйдя из мастерской Кана, я по-свойски заглянул на кухню. Аззи была здесь, она шуровала палкой в большом медном чане с кипящей водой. Увидев меня, неподдельно обрадовалась.
— Оу, герр спаситель! Вы пришли освободить меня еще раз?
— Отчего? — спросил я тупо.
— От этой каторги, конечно же! — Аззи кивнула на кипящий чан. — Я уже два раза ошпарилась, и это только за сегодняшний день!
— Что, не любишь домашние хлопоты?
— Такая работа не для меня. Да еще и в этом ужасном месте! От одного нахождения здесь у меня голова болит.
— Гм. По тебе не скажешь. Ладно, давай так. Я думаю, тебя надо устроить в деревеньке возле города — у меня там есть пара знакомых поселян.
— Да, сударь. Где угодно, лишь бы не в городе!
— Будешь там лечить коровенок, только местных женщин не зли.
— Со всем удовольствием. И, сударь, может быть, вы будете так добры, и раздобудете мне тут какую — то одежду. Мне не терпится вернуть вам ваш плащ, чувствую, вы без него простудитесь.
— Ну, ты же меня вылечишь?
— Если вы статью схожи с быком — то запросто.
Вот язва.
— Ладно, я понял. Завтра тебя перевезу.
------
* койф — кольчужный капюшон
Главы 11-12
Глава 11
Рыцарь жил в доме вдовы, державшей прачечную. Улица, где находилось ее заведение, единственная в Андтаге была выложена брусчаткой, отчего и называлась Мощеной.
Дойдя, я постучал в дверь ручкой-кольцом. Окошко в двери открылось, подросток — сын вдовы — взглянул на меня.
— Привет, Миххель. Мастер Ренн здесь?
— Нет, герр Андерклинг, он с утра ушел куда-то. Но, думаю, вы найдете его у кордегардии.
— Понятно. Спасибо, Миххель, кланяйся от меня своей матушке!
Дверка захлопнулась. Похоже, рыцарь околачивается среди городских стражников, играя в кости, или сидит в каком-нибудь кабаке. Обычное дело.
Расспросив дорогой еще нескольких горожан, я нашел его у уличной таверны. Точнее, таверной это даже не назвать — просто три стола с лавками на улице. Еду и напитки подавали из окна дома, над которым опознавательным знаком висел обруч от бочки, переплетенный ячменной соломой.
За вынесенным на улицу столом рыцарь играл в кости в своей обычной компании.
— О, Энно! Присоединяйся к нам, приятель! — воскликнул он, увидев меня, и радушным жестом пригласил за стол. Сидевший рядом рыцарь Беренгард, старый знакомый Эйхе, тут же подвинулся.