— Да, Гетц фон Волленбург — известен далеко за пределами Виндесхейма. Но и противников у них хватает. Только он не очень-то ладит с Церковью. Десятина, видите ли, ему в тягость!
— Это торгаши из Лайтенца его так настроили. Ведь это они платят талью, а не сам Волленбург!
— А я слышал наоборот. Историю со снижением тальи раздул сам граф. Его поэтому-то и призвали в город, что он обещал Совету Господ Лайтенца облегчение церковных налогов. Только он никакой не «синьор» им! Правит там по договору. Говорят, лайтенских альтманов просто трясет от возмущения, когда они слышат, как его называют «синьор Лайтенца». И не думай, что он может черпать с этого «золотого дна», сколько хочет. Тамошние торгаши — те еще скряги! Про таких говорят — «дашь корову — он просит и сена». Так что не торопись завидовать «синьору Лайтенца» — бьюсь об заклад, его подданные намного богаче его самого!
— Ну, без поддержки Церкви фон Волленбургу трудно будет стать императором — решился высказаться и я. — Ее авторитет…
— Да кого это интересует — возмутился Беренгард. — На сейме голосуют только князья. Да и то не все. А это люди широких взглядов, и церковники им не указ. Знаешь, как их сейчас зовут? «Светоши». Ха-ха-ха!
Все засмеялись, сочтя шутку крайне потешной.
— Вы абсолютно правы, рыцарь. Но, согласитесь, князья, прежде чем принять решение, тоже кого-то слушают? Они слишком заняты турнирами, охотами и любовницами, чтобы самим разбираться в делах. Кто нашептывает им решения?
— Да, у всех, — свои демоны.
Беренгард допил свой эль и поставил кружку вверх дном, чтобы ему налили еще.
— Кто-то слушает своих баронов. Кто-то — духовников. Кто-то живет душа в душу с экзархом церкви. А бывает, во всем слушают жену. Или любовницу. Раньше было проще!
Мальчик налил Беренгарду эля. Тот залпом выпил и продолжил.
— Раньше было проще. Все слушали придворного мага. А вот сейчас они не в чести, и право, зря!
— Тише, сударь! Такие речи непозволительны для служителя церкви!
— Я вроде бы среди друзей!
Эйхе решил прервать этот становящийся неприятным разговор.
— Оставим вопросы церковной политики, они недоступны нашему пониманию. Если жрецы говорят, что магия — это плохо, значит, нам следует принять это на веру. Я же могу сказать одно. Если бы меня кто-нибудь взял в Эбершрайк на сейм и дал слово, ей-Свет, я бы выбрал фон Кесселя. Это действительно храбрый воин и талантливый полководец. Я видел его под Марбахом. Скажу так — этот человек высечен сталью из камня. Рыцари за него горой стоят!
— Его рыцари, Его рыцари, Ренн — возразил Беренгард. — Но есть и те, кто его ненавидит.
Я встал.
— Главное, чтобы все не кончилось большой дракой. Ладно, господа, мне пора. Да, Виллем, чуть не забыл. У вашего батюшки в лавке, помнится, были славные сушеные груши и смоквы. Не осталось ли их? Мне немного надо!
— Да, извольте, я принесу.
— Не стоит трудов, пришлите мальчика в монастырь, я буду там.
— Как угодно, герр Андерклинг. Пару фунтов достаточно?
— Полагаю, да.
Наконец-то я не забыл про старика Анхеля.
Глава 12
Задачка, подкинутая мне Эйхе, конечно, чертовски непроста! Тем не менее, поразмыслив, я решил, что стоит над ней потрудиться. Ренн все-таки славный малый, помог мне и с доспехом, и с длинноволосым недожаренным исчадием ада, и в бое на мечах тренирует меня помаленьку! В общем, решил я ему помочь. Ренн беден, как церковная крыса, и, если оружие для охоты он еще сможет где-то достать, то коня ему ни в жизнь не добыть!
В монастырь я вернулся незадолго до вечерней службы. Времени оставалось немного, так что пришлось поспешить к камерарию.
Брат Адабельт заведовал всем движимым имуществом монастыря и отвечал за сбор ренты с монастырских сервов. Поскольку я был «подвижной единицей», имеющей почти неограниченный доступ за ворота монастыря, он частенько поручал мне поездки по окрестным манорам, для проверки счетов и доставки собранных средств в монастырь.
Камерарий оказался в своей келье. Он копался в каких-то пергаментах, сверяя их с гроссбухом. Двое послушников помогали ему, поднося нужные документы и щелкая костяшками счёт.
— Брат Адабельт, благослови вас Свет! Я прибыл узнать, не нужны вам мои скромные услуги!
— Всегда рад вам, брат. Вы знаете, что дел у меня всегда больше, чем сил на них. Я слышал, вы только вернулись из долгого похода. Может быть, вам не следует пока отправляться в путь, лучше передохнуть?
— Я полон сил, хвала Свету. Но, видите ли, брат Тереллин может в любой день отправить меня в новый поход, и тогда я долго не смогу быть вам полезен.
— Что же, я могу только возрадоваться такому рвению. Вы пример для всех наших новициев, — камерарий покосился на послушников. — Подходите завтра до заутрени, и мы все устроим. Вы знаете, я встаю очень рано.
Тут все встают ужас, как рано, подумалось мне. Поклонившись, я отправился в свою крохотную келью.
Проснувшись в сиреневых сумерках, едва приведя себя в порядок, я заспешил к камерарию. Он уже ждал меня. При свете толстенной свечи он изучал разложенные по бюро пергаменты.
— Как замечательно, Энно, что вы пришли так рано. У меня сегодня до крайности много дел, так что давайте покончим со всем поскорее. Вот, посмотрите… Северо-западные и западные маноры, всего двенадцать деревень. Вам надо будет посетить четыре, забрать у ратманов деньги, — итого шесть рейксталеров и четырнадцать крейцеров. Также надо будет доставить двадцать фунтов воска, четыре куска полотна и два куска некрашеного сукна.
— Мне понадобится лошадь.
— Конечно. Возьми у конюшего, что тебе необходимо. Еще скажи келарю, пусть выдаст тебе в дорогу хлеб, сыр и эль.
— Благодарю, брат Адабельт. И вот что еще — сообщите отцу Тереллину, что я уехал по вашему распоряжению. Если я понадоблюсь ему срочно, вы знаете, где меня найти.
Конюший оказался на своем месте. Он принимал от ризничего овес.
Новость о том, что я уезжаю, удивила его безмерно.
— Вы только приехали, брат Энно, — удивился он. — И опять вас куда-то посылают?
— Служение Свету превыше наших частных интересов, брат Гонорий.
— Гм. Не припомню, чтобы хоть раз видел вас молящимся Свету, брат.
— Поверьте, я бы очень хотел остаться в обители и вместе с братьями в одном порыве вознести хвалы Свету Всеблагому и Всесожигающему. Но мне придется вместо этого трястись по грязным лужам, называемым у нас дорогами, считать придорожных висельников, а потом собирать дань с нищих, грубых вилланов. И я очень надеюсь, что вы дадите мне не самую худшую лошадь! Кстати, кобыла рыцаря Эйхе не хромала с тех пор, как мы приехали?
— С лошадью все хорошо. Она болела в походе?
— Да, у нее слетела подкова, и ее скверно перековали.
— Эй, Сигамар, — брат Гонорий позвал конюха серва. — Посмотри-ка у Гернии — какое было копыто, Энно?
— Передняя левая…. да, точно, левая нога.
— Передняя левая, Сигамар!
Рослый конюх прошел в загон к лошади и загнул ей ногу в колене, осматривая подкову.
— Подкова — дрянь, — сообщил он, — но сидит как влитая. Жалко снимать!
Я подошел посмотреть.
Действительно, роговая ткань копыта плотно прилегала к подкове и даже как будто обтекала ее. Казалось, копыто само подросло навстречу подкове и приняло ее в себя.
— Интересно…
— Вы хотите взять эту лошадь? Напрасно. Она у вас здорово исхудала в походе, ей нужно отдохнуть. Возьмите вот…
— Знаете, я бы не отказался от хорошего жеребца.
— Вы так хорошо научились ездить верхом в ваших странствиях, что готовы сесть на норовистого коня?
— Я готов рискнуть. И мне понадобится еще одна лошадь, для груза на обратный путь.
Конюший замялся.
— Позвольте предложить вам пригожего вьючного мула. Он не создаст проблем, а для вьюков подойдет получше любой лошади!
Я мысленно вздохнул. Все мне нынче сватают мулов!
— Хорошо, брат Гонорий. Буду дорогой смирять гордыню!
— Прекрасно. Сигамар, оседлай Ифрита. И приведи брату Энно какого-нибудь мула помоложе.
— Накиньте на него попону и повесьте пару вьючных мешков.
— Хорошо.
Пока четвероногих готовили к походу, я дошел до келаря по поводу продуктов в дорогу. Он ожидаемо отправил меня к ключарю Гиппелю. Толстяк, хлопотавший на кухне, выделил мне весьма щедрый пай из хлебов, сыра и даже выделил круг кровяной колбасы.
Выйдя за ворота верхом на Ифрите, с мулом в поводу, я кое-как доковылял до Мощеной улицы. Эйхе вместе со своим «пасынком» Миххелем ждал меня у порога.
— Отлично! Кхорн побери, просто великолепно! Высоченный молодой жеребец! Как у вас получилось, Энно?
— Наверное, брат Гонорий просто хотел бы увидеть меня с переломанными ногами! И, Ренн, я очень надеюсь, что с конем ничего не случится!
— Не беспокойся. Вот твой мул! Жаль, что на конюшне нет охотничьих собак!
— Собак нет. Но ты можешь арендовать рогатину или охотничий меч у мастера Кана!
— Непременно, дружище! Непременно!
— Я, кстати, отправляюсь к нему. Миххель, перегрузи торбу с жеребца на мула.
— Я займусь сборами. За мной должок, Энно! До встречи!
И Эйхе взялся за сборы на свою охоту, а я поехал к оружейнику.
Подъехав к мастерской Кана, я позвал Азалайсу. Сначала выглянула кухарка, потом — жена Кана, а через пару минут и сама Аззи. Она была в камизе и робе, явно ей маловатой.
— Нам пришлось выдать ей рубашку и платье, чтобы она выглядела прилично, — с недовольным лицом сообщила мне супруга Кана.
— Благослови вас Свет. Я заплачу за эту одежду при расчете с мастером за доспех, — сообщил я.
— Не задерживайте с этим, сударь, — надменно попросила фрау Кан и величественно удалилась.
— Садись на мула, фройляйн, — обернулся я к Аззи. — Извини, он без седла.
— Я могу и так пойти, — сообщила мне Аззи. — Я не имею привычки отягощать своим телом других живых существ.
— Ну, хочешь — иди пешком.
Аззи действительно не села на мула — она взяла его под уздцы и легкой упругой походкой отправилась за мною. Она была в прекрасном расположении духа.