Кабина лифта спустилась на первый этаж, и Салли не спеша вошел в нее. Была в его движениях явная нарочитость.
«Он волнуется, — решил Джон. — Почему? Почему, черт возьми?»
Не выпуская запястья девушки, Метрикс вошел через боковой вход и, свернув в холле налево, оказался у эскалатора, поднимающего посетителей наверх.
Им нужно двигаться параллельно с блондином. Нет времени выжидать внизу — Салли может ускользнуть, смешаться с безликой массой посетителей — значит, они вынуждены подниматься вместе с ним.
Джон знал: человек, стоящий в кабине лифта с прозрачной стеной, никогда не смотрит перед собой. Он смотрит вниз, в толпу.
Останься Метрикс и Синди в холле, блондин сразу заметил бы их. Несмотря на наплыв людей, а скорее, даже благодаря этому, Салли будет вглядываться, и, несомненно, заметит их из-за высокого роста и рваной тенниски Джона. Подобные мелочи, как правило, бросаются в глаза прежде всего.
Лифт пошел вверх. Джон ступил на эскалатор, втащив за собой Синди.
Не бежать! Суета привлекает внимание. Стоять спокойно.
Как и предполагалось, Салли прилип к стеклу, но смотрел вниз. Туда, где шевелился человеческий муравейник. Пестрое море голов, одежды, фигур, повинующееся единому ритму, словно прилив, подчиненный фазам луны. Оно дробилось на многочисленные ответвления — ручейки, капли, — растекаясь по трем обширным залам «Юниона», разместившимся на первом этаже.
Кабина остановилась на третьем. Блондин вышел из лифта, быстро миновал торговый ряд и заспешил к расположившемуся в угловом павильоне кафетерию. Из открытых дверей доносились разговоры, звон посуды, вязкая, как смола, мелодия блюза…
…Полицейский из внутренней охраны медленно вошел внутрь, и Салли тут же замедлил шаги. В его планы не входило присутствие стража порядка в момент совершения сделки. Не только потому, что подложные документы — те, которые он собрался купить у Борджи, — штука сама по себе противозаконная, но еще и из-за девятимиллимстровой «беретты», уютно устроившейся в наплечной кобуре. А ведь за нелегальное ношение оружия тоже по головке не гладят, это-то известно даже самому последнему кретину у которого всего одна извилина.
Салли подошел к стеклянной двери и заглянул внутрь.
Табачный смог окутывал помещение настолько густо, словно в нем не ели, а давали концерт «Кисс». Посетителей, желающих перекусить, было достаточно, чтобы чертов коп не вертел по сторонам башкой, а просто пошел к стойке за своим бесплатным гамбургером и чашкой кофе.
Борджи уже сидел за одним из крайних столиков, где свет был не таким ярким, как в центре зала. Светлый «стетсон» затенял половину лица, но не нарочито, как это показывают в дешевых боевиках, а естественно.
(Ну не любит человек яркий свет, что тут поделаешь!)
Легкий хлопчатобумажный пиджак облегал грузноватую фигуру. Выпирающий живот выдавал в Борджи страстного любителя «Бэлантайна».[8] Толстяк мусолил давно погасшую сигару и время от времени посматривал на золотой «роллекс», удобно обхватывавший правое запястье.
«Да, парень не привык отказывать себе в маленьких удовольствиях, — подумал Салли». А кому, как не ему, Салли, знать об этом. Хотя, при таких-то заработках…
Видимо, полицейский отработал свою смену, или она близилась к концу. Иначе, чем можно объяснить устало-равнодушное выражение лица.
Салли толкнул дверь и вошел в дым, шум и блюз. Атмосфера кафетерия окутала его, подобно тому, как охватывает тело истома, когда забираешься в горячую ванну. Ощущение было такое, будто переходишь в другой мир.
Борджи увидел его. Он приподнялся в кресле и сделал почти не заметный для окружающих знак рукой. Салли кивнул, давая понять, что видит «мобстера». Лениво озираясь, блондин двинулся через зал, поравнялся со столиком Борджи и присел на свободное место.
— Привет, — поздоровался Салли. — Принес?
Борджи расплылся в улыбке и сполз по креслу.
Очутившись в положении полулежа, толстяк приподнял шляпу и, глянув на Салли поросячьими глазками, растягивая слова на манер Дикого Запада, процедил:
— «Бабки» с тобой?
— Разумеется.
Борджи взял высокий бокал, в котором плескалось светлое пиво, отхлебнул глоток, аккуратно облизал тонкие усики и кивнул:
— Покажи.
Салли осклабился.
— Да пошел ты. Сперва товар, потом деньги.
Толстяк подумал, сделал еще один глоток, рыгнул и, глядя на пузырьки, поднимающиеся к поверхности пивного озерца в стакане, усмехнулся:
— О'кей, кид.[9]
Салли побледнел. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь называл его так. Положение усугублялось тем, что Борджи был «крутым» парнем, а Салли только собирался им стать. Все, кто хоть как-то соприкасался с толстяком, знали: с Борджи шутки плохи. На нем висят три трупа, и это только те, о которых знают. Что для него еще один? Так, ерунда. Ладно, отложим обиды на потом.
— Товар-то у тебя с собой?
— Конечно. — Борджи полез во внутренний карман и выудил толстый пакет. — Смотри осторожнее, здесь коп бродит.
— Не слепой, сам вижу, — огрызнулся Салли.
Джон не пошел к кафетерию. Ему было вполне достаточно того, что из соседнего перехода он видит стеклянные двери и частично зал заведения. Правда, блондин находился вне поля зрения, но Метрикс понимал: деться тому некуда.
Подобное местоположение устраивало его еще и потому, что из этого перехода Джон легко мог попасть как на второй, так и на четвертый этаж. Две лестницы позволяли перемещаться по супермаркету в любом направлении. Здесь же возвышалась огромных размеров колонна, подпирающая потолок «Юниона», за которой, в случае чего, можно было спрятаться на некоторое время. Кроме того, Метрикс в любой момент, затратив всего полминуты, очутился бы у дверей кафетерия, если бы этого потребовала ситуация.
Одним словом, Джон находил выбранную им позицию очень удачной во всех отношениях.
Синди затравленно озиралась. Ей очень хотелось уйти, но рука гиганта по-прежнему сжимала ее запястье, словно медвежий капкан. Вырываться было бы глупо. Подобная попытка все равно обречена на провал, а другого способа девушка не видела.
Можно, конечно, заорать. Но к чему это приведет. Скорее всего, похититель свернет ей шею. Что же делать-то, Господи?
Где-то в самой глубине души еще тлела надежда, что появится полицейский и осведомится у парня, почему тот ходит в рваной тенниске…
— Слушай, — голос незнакомца казался спокойным, но Синди вдруг четко различила в нем тревожные ноты. Не агрессивные, а с оттенком страдания. — Мою дочь похитили. Я могу вернуть ее, найти, но для этого мне нужна ты.
(«Так, это что-то новое. Из серии арабско-израильского конфликта».)
— Если этот парень, Салли, обнаружит меня или потеряется, она умрет. Ее убьют, — он замолчал на несколько секунд, словно обдумывая собственные слова. — Пожалуйста, пойди к нему и скажи, что ты влюбилась в него. Нужно заставить его спуститься вниз, в подсобные помещения или в туалет. Остальное я беру на себя, вот и все. Ты вернешься к нормальной жизни, о'кей?
Синди слушала его с открытым ртом. Вот это да. Он что, полоумный? Это же похищение человека.
(«И скорее всего, убийство, дорогуша. А ты пойдешь, как соучастница!»)
Ничего себе! Да за один «киднеппинг» могут усадить на горячее сиденье! Не говоря уже об остальном.
— Нет, — твердо сказала девушка.
— Пожалуйста, — повторил он, — помоги мне. Это моя единственная дочь. У меня осталось меньше десяти часов на то, чтобы найти ее. Иначе она погибнет, понимаешь?
Было в его лице что-то такое, из-за чего Синди не посмела возразить. Нет, нельзя сказать, что она поверила ему окончательно. Скорее, поняла: стоит ей отказаться во второй раз, и случится нечто ужасное.
— Ладно, хорошо. Хорошо.
— Спасибо.
Здоровяк разжал руку, и девушка почувствовала такое облегчение, словно с нее сняли кандалы. Она, ежесекундно оглядываясь, пошла к кафетерию. Для того чтобы оказаться у стеклянной двери, нужно было пройти по переходу до конца, свернуть направо и, обойдя торговые ряды, сделать еще два десятка шагов. За минуту, которую у нее занял весь этот путь, в голове Синди одна интерпретация ситуации несколько раз заменялась другими.
Он, конечно, врет. Скорее всего, и тот белобрысый, и этот амбал — члены враждующих банд, и один хочет свернуть шею другому. Только непонятно, зачем им она, Синди?
Стоп. А если он не врет? Да нет, врет. Ну допустим, что нет. Как тогда? О, Господи, перестань забивать себе голову ерундой. Врет — не врет. Сообщи полицейскому. Если он гангстер, пусть его тащат в кутузку, а если все-таки нет… Если нет, то полиция поможет ему найти дочь.
Оказавшись перед дверьми кафетерия, Синди оглянулась. Здоровяк стоял, облокотившись о колонну могучим плечом. В его позе, в том, как он стоял, держал руки, в посадке головы, во взгляде вдруг проявился зверь. Настороженный, выжидающий хищник. Казалось, гигант расслаблен и спокоен, но девушка поняла: дотронься до руки, — и почувствуешь упругие мышцы, готовые стать «каменными» за долю секунды. Нет, даже не за долю, а за невероятно короткий промежуток времени. Настолько невероятный, что человек не придумал ему названия, считая, что его не существует. И глаза незнакомца, пустые и неподвижные, тоже стали глазами… охотника. Да, именно охотника.
Девушка вновь испугалась того, что увидела. Она резко развернулась и, толкнув дверь, шагнула в кафетерий. Полицейский шагал от стойки, поигрывая дубинкой и вытирая рот салфеткой. Синди чуть не рассмеялась от облегчения. Хоть что-то в сегодняшнем дне порадовало. Полицейский. Как раз тогда, когда он нужен.
(«Боже, такого не бывает. Это — привидение, мираж. Вот сейчас этот коп скажет „Бу!“ и растворится в воздухе».)
Но полицейский не пропал, а, скатав салфетку в шарик, щелчком отправил ее в плевательницу.