— А это еще что такое?
— В Силах самообороны существует особый орган, выполняющий функции военной полиции. Он ведает вопросами безопасности, поддерживает порядок и дисциплину, разыскивает дезертиров, расследует воинские преступления и прочее. Так вот, те служащие Сил самообороны, которые могут представлять для армии какую-либо опасность — в любом смысле, — классифицируются по одному из шести разрядов: А, В, С, D, X или Z. Причем к категории «Z» могут относиться только уволенные из армии.
— Какое до них дело военной полиции, если они уже уволены?
— Они обладают информацией, могущей нанести ущерб Силам самообороны в случае ее разглашения. Эта категория лиц для армии наиболее опасна.
— Так-так. Значит, Адзисава известно об армии что-то такое, чего нам с тобой знать не положено.
— Если предположить, что он — убийца из Фудо или же как-то связан с этим преступлением, становится понятно, почему он угодил в категорию «Z».
— Послушай, а как тебе удалось раздобыть все эти сведения? — восхитился Дед.
— Служба безопасности помогла.
«С паршивой овцы… — подумал комиссар. — У них житье не то что у нас. В уголовной полиции чуть розыск затянется — сразу, без разговоров, и средства срезают, и людей отбирают, а у этих и кадров, и денег сколько хочешь. Ну что ж, хоть какой-то от них прок».
Новые факты о личности подозреваемого дали делу совершенно неожиданный поворот, и комиссар срочно созвал всех сотрудников штаба на совещание.
Выслушав сообщение шефа, один из инспекторов сказал:
— Очевидно, Адзисава стремится во что бы то ни стало искупить свой грех. Поэтому он и Ёрико удочерил, поэтому и убийц Томоко Оти разыскивает.
— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Муранага. — Что общего у Томоко Оти и Ёрико, кроме «дела Фудо»?
— Но не торопимся ли мы считать Адзисава убийцей? — усомнился другой сотрудник. — Хорошо, пусть он служил в «коммандос», пусть «Группа Цуку-ба» проводила учения в той самой местности и в то самое время, но это еще не является стопроцентным доказательством того, что Адзисава тоже был там. А если даже и был, можем ли мы утверждать, что именно он совершил преступление? У нас есть лишь предположение — не более.
— Если Адзисава не имеет отношения к «делу Фудо», то чем объяснить его интерес к Ёрико Нагаи и Томоко Оти? — вмешался инспектор Китано. — Не забывайте, что он удочерил девочку, ухаживал за сестрой нашей туристки, а потом, когда Томоко погибла, занялся поисками ее убийц.
Китано уже больше двух лет следовал тенью за Такэси Адзисава и одно даже предположение, что все его усилия были напрасны, выводило молодого сыщика из себя — особенно теперь, когда добыча почти была у него в руках.
— Пока мы не можем сказать, чем мотивированы эти его действия, — не уступал оппонент. — То, что и сам Адзисава, и его поведение подозрительны, несомненно. Но улики все косвенные. Поэтому не стоит торопиться с выводами, мы можем совершить ошибку.
ПЫЛИНКА И СКАЛА
Найти банду мотоциклистов оказалось не так-то просто. Во-первых, в городе, как выяснил Адзисава, таких компаний насчитывалось более десятка, они без конца то объединялись в большие табуны, то распадались на мелкие группки. Кроме того, на Хасиро нередко совершали набеги летучие отряды из соседних городов.
Однако скоро Адзисава установил, что в черных кожаных куртках и черных шлемах разъезжают юнцы из самой буйной и многочисленной местной мотобанды, члены которой называли себя «Бешеными псами». Их было человек двести пятьдесят, а то и триста, основную массу составляли парни в возрасте от семнадцати до двадцати лет — старшеклассники и недавние выпускники средней школы.
Оплотом «Бешеных псов» считалась забегаловка «Шлем», которая находилась в Тележном квартале. Туда Адзисава и направился, решив прикинуться случайным посетителем. «Шлем» оказался небольшим темным зальчиком: посередине стойка, у стен кресла, в которых, сбившись тесными кучками, сидели парии в черных куртках и девицы с длинными распущенными волосами. Без шлемов лица «Бешеных псов» выглядели совсем не страшными, почти детскими.
Они о чем-то болтали между собой, но понять их скороговорку, пересыпанную жаргонными словечками, было невозможно. К тому же все звуки заглушал рев музыкального автомата, «псам» приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга.
Музыка была своеобразная: по ритму она напоминала рок-н-ролл, но в мелодию врывался рев моторов. И атмосфера в баре тоже была странноватая — во всем этом гаме ощущалась не бьющая через край энергия юности, а бешеная погоня преследования.
На стенах «Шлема» красовались фотографии тяжелых мотоциклов с подписями: «М Августа-750», «Альпина-250», «Харлей-Дэвидсон ГН1 1200» и тому подобными.
Сюда не часто заглядывали случайные люди, а зайдя, спешили поскорее унести ноги из этого вертепа. Адзисава же просидел в «Шлеме» несколько дней подряд. «Бешеные псы» не обращали на чужака ни малейшего внимания. Насколько мог уловить Адзисава, разговоры у них вертелись вокруг одного и того же — мотоциклов и своих «подвигов».
«Если эти парни атаковали меня и Ёрико в парке, выполняя чей-то приказ, они непременно должны были как-то среагировать на мое появление», — размышлял Адзисава. Но «псы» словно не замечали его; казалось, их интересуют только свои проблемы. И он ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то упомянул об истории в парке.
Адзисава уже начинал сомневаться, та ли это компания, которая ему нужна. Но однажды на улице раздался душераздирающий рев моторов, треск выхлопов, и в бар ввалилось человек двадцать парней. Они были возбуждены, громко смеялись — видимо, только что вернулись из очередного налета. В «Шлеме» запахло потом разгоряченных тел.
— Здорово шуганули публику! — крикнул один из вновь прибывших.
— Где гоняли-то? — спросил его кто-то из сидевших в креслах. Очевидно, неписаный ритуал «Бешеных псов» требовал расспроса приятелей об их «достижениях».
— Да снова в парке. Покатали огурец! Так шуганули одну парочку, что петушок разревелся, а курочка с перепугу лужу напустила. Ой, умора!
Рассказчик, похоже, был у них за главаря. Размахивая руками, он принялся в подробностях описывать сцену в парке. Адзисава уже не сомневался: этот тип был среди напавших на него и Ёрико. Оказывается, нагнать страху на прохожих называлось у «Бешеных псов» «покатать огурец». Очевидно, под «огурцом» имелся в виду человек, а «катать» его надо было колесами мотоциклов. Ни в чем не повинный прохожий, ставший жертвой дикой забавы, рисковал жизнью — стоило одному из рокеров немного промахнуться, и несчастный оказался бы под колесами.
Подонки, гневно подумал Адзисава. Однако приходилось признать, что за хулиганами никто не стоял, он и Ёрико стали случайной жертвой их опасных игрищ.
Вожак, судя по всему, уже успел забыть лицо Адзисава и как ни в чем не бывало хвастался последними «подвигами» своей команды. Адзисава поднялся уходить, чувствуя: еще немного, и он взорвется.
Раз среди рокеров убийц не было, ничего не оставалось, как вернуться к линии Митико Ямада. Адзисава наведался в «Синема», но оказалось, что девушка не появлялась на работе с того самого дня, когда они с Ёрико ходили в кино. В кинотеатре сказали, что
Митико больна. Адзисава заглянул в бакалейный магазинчик, принадлежавший семье Ямада, но девушки там тоже не было.
Тогда он решил действовать решительнее: зашел в близлежащую лавку, купил фруктов и позвонил в дверь дома. Открыла ему женщина лет пятидесяти с мягким, приветливым лицом — очевидно, мать Митико.
— Я из «Синема», — представился Адзисава, протягивая корзинку с фруктами. — Пришел справиться, как дела у Митико-сан?
— Ой, огромное вам спасибо, — закланялась женщина. — Вы уж извините, что дочка так долго на работу не выходит.
Визит незнакомца не вызвал у матери ни малейших подозрений — видимо, она не была знакома с коллегами дочери.
— Как себя чувствует Митико-сан? — спросил Адзисава, довольный, что его замысел удался.
— Спасибо, ничего. Скоро уже выписывается из больницы.
«Значит, болезнь — не выдумка», — понял Адзисава, а вслух сказал:
— Если это возможно, мы хотели бы ее навестить. В какой она больнице?
Он вутренне замер: если родственники уже говорили администрации кинотеатра, в какой больнице лежит Митико, его обман сейчас будет раскрыт.
Женщина смущенно забормотала:
— Ну что вы, зачем… Я передам Митико, что вы заходили… Ей будет неудобно — все-таки, знаете ли, больница… Она непричесана, неприбрана.
В ее словах Адзисава уловил испуг, нежелание допускать его в больницу. Что это — действительно боязнь не угодить дочери или есть причина посерьезней?
«Здесь что-то не так». Адзисава шагнул в прихожую.
— Кстати, а ведь мы так и не знаем, чем больна Митико-сан.
«Ну все, сейчас она поймет, что я не из «Синема».
Но мать Митико, еще больше смутившись, ответила:
— У нее аппендицит. Она уже давно жаловалась на боли, глотала лекарства, а теперь доктор велел ложиться на операцию. Митико не хотела вам говорить, стеснялась.
Адзисава сразу понял, что женщина говорит неправду. Где это видано, чтобы человек стеснялся аппендицита? Митико легла в больницу с чем-то другим, причем причину госпитализации приходится скрывать.
Убедившись, что адреса больницы ему не получить, и опасаясь излишней настырностью навлечь на себя подозрение, Адзисава начал прощаться. Тут как раз открылась дверь, и в прихожую вошла девочка-подросток в школьной форме, очень похожая на Митико. Адзисава воспользовался этим, чтобы выскользнуть наружу.
— Постойте! — крикнула мать Митико. — А как вас зовут-то?
— Неважно. Я ведь не от себя, а по поручению коллег, — уклончиво ответил на ходу Адзисава. — Ну, желаю Митико-сан скорейшего выздоровления!
Сделав вид, что уходит, Адзисава завернул за угол и стал следить за домом. Здесь, в пригороде, прохожих было немного, и вести наблюдение, не привлекая к себе внимания, оказалось не так просто. Адзисава прождал целый час, и его терпение было вознаграждено: дверь открылась, и на улицу вышла сестренка Митико с той самой корзинкой в руке. Похоже, расчет был верен — девочка направлялась к сестре в больницу. Адзисава незаметно двинулся за ней следом. Они дошли до муниципальной больницы, которая находилась в Аптекарском квартале. Девочка завернула в третий корпус. Немного выждав, Адзисава зашел в приемное отделение и спросил, в какой палате лежит Митико Ямада. Да, девушка была здесь. В третьем корпусе располагалось гинекологическое отделение. Ну конечно, подумал Адзисава, какой там аппендицит. Он вспомнил, как тяжело, еле переставляя ноги, ходила Митико. Очевидно, после изнасилования она забеременела — тогда понятно, почему мать лгала насчет аппендицита и скрывала название больницы.